Рик прислонился к дверному косяку, и в утреннем свете его тело казалось невероятным. Его член был толстым и идеально пропорциональным, блеск серебра в головке притягивал мой взгляд.

— И…?

— Что «и»?

— Ты собираешься сказать это?

Я притворился, что ничего не понимаю.

— Что сказать?

— Ты знаешь, что. Ты никогда, блядь, не говоришь это.

Я присел на край кровати, любуясь видом.

— Надеюсь, Маленькая любительница кататься не заставила тебя нервничать? Я едва до нее дотронулся.

— Дело не в ней, — сказал он. — Это касается нас.

Я скорчил гримасу.

— Боже правый.

— Я серьезно, Карл. Разве ты не можешь просто, черт возьми, сказать это?

— Я люблю твой тугой маленький зад, Ричард. Я его очень люблю.

— Прекрасно. — Его глаза потемнели, плечи напряглись, а движения были резкими, пока он вытаскивал одежду из комода.

Я рассмеялся.

— Ты такой чувствительный сегодня утром.

— Просто… неважно, Карл.

Он натянул боксеры, и я закатил глаза.

— Серьезно. Ты же знаешь, что мне не нужно произносить это дерьмо. Нам не по пять лет, Рик. Чего ты хочешь? Маленькие любовные сердечки и цветочные поцелуи?

— Неважно.

— Боже, Рик, что все это значит?

Он скрестил руки на груди и посмотрел на меня твердым взглядом.

— Почему ты не можешь сказать это?

— Могу, — усмехнулся я. — Я просто не такой… сентиментальный.

— Не можешь, — проговорил он. — Это причиняет тебе неудобства, не так ли?

Я не ответил.

— Это потому что я парень? Я думал, что ты со всем этим справился?

Мои слова прозвучали резко.

— Я покончил с этим. Я уже давно обо всем этом забыл. Черт возьми, Рик, в лучшем случае это длилось всего одну гребаную неделю.

— Что тогда?

Я нахмурился.

— Как я уже сказал, я просто не такой расточительный в своих словах. Что это меняет? Я здесь. Ты прекрасно знаешь, как обстоят дела.

— Может, я хочу это услышать. Ты всегда хочешь услышать их ото всех остальных. Почему же ты не можешь сказать мне это?

— Это даже отдаленно не одно и то же. — Я поднялся на ноги. — Нелепая параллель. — Из-под одеяла выглядывала темная полоска кружева. Я вытащил ее. Трусики Кэтти. Не раздумывая, поднес их к носу. Вдохнул ее запах. Вкусно.

— Я просто хочу это знать. Приятно иногда это слышать, — вздохнул он. — Если только ты не...

Я провел вставкой между пальцами.

— Если только я не что?

— Не чувствуешь это.

— Что именно? — Кружева были прекрасны, и от них исходил восхитительный аромат.

Рик с несвойственным ему раздражением хлопнул ладонью по комоду.

— Просто забудь.

— И теперь ты будешь выходить из себя, да?

Он пожал плечами и собрался уходить. Но Рик никогда не уходит.

Это заставило меня потерять голову.

Поэтому схватил его за локоть, и его глаза расширились, когда я оттащил его назад. Он с глухим стуком врезался в стену, и я прижал его, уткнувшись в его плечом своим и стягивая с него трусы. И я сказал это. Несмотря на то, что от этих слов у меня скрутило живот, уязвимый, неуютный и чертовски неловкий, я сказал это.

— Я люблю тебя.

Его твердый член упирался мне в бедро.

— Скажи это снова.

Я взял его член в руку, обернув вокруг него кружевные трусики Кэтти. Он застонал, когда я обрабатывал его.

— Многого и не надо, да? — Я сжал его, пока тот не застонал. — Я люблю тебя, Рик. Поскольку ты, черт возьми настаиваешь, на том, чтобы услышать это. Я люблю тебя, я люблю тебя, я, блядь, люблю тебя. Сердечки, розы и гребаные сентиментальные поцелуи. Ты этого хочешь, Рик? Хочешь услышать, как я выставляю себя на посмешище? Это то, что делает тебя чертовски твердым, красавчик?

— Блядь, Карл. Ебать.

Его пальцы были на моих джинсах, и я почувствовал облегчение. Мои яйца были тугими и горячими, запах сладкой киски задержался на моем языке. Рик обвил меня руками и жестко начал дрочить мне. Быстро. Темп нарастал, пока я не заворчал ему на ухо.

Потом тот притянул меня к себе, прижал свой член к моему, и я застонал, когда его пирсинг вдавился в мой ствол.

— Ебать…

Он застонал для меня, затем просунул маленькие трусики Кэтти между нашей плотью.

— Трахнем ее. Мы оба. Я знаю, ты хочешь это…

Я подумал о розовом маленьком бутоне. Ее бритой щелке.

— Конечно, я, черт возьми, хочу это…

— На славу растянем эту пизду, Карл. Ты хочешь этого так же сильно, как и я. Там будет чертовски тесно, Карл. Так чертовски туго.

— Блядь, Рик… — Ритм был безжалостным: бедра, член, пальцы.

Он облизал мои губы, и я пососал его язык. Потом ущипнул, сильно потянув штангу зубами. Рик застонал, и стало мокро. Я не отпустил его, а он извивался и корчился.

Я теснее прижался к нему, сильнее дергался.

Тот схватил меня за задницу, прижал к себе, и не было пальцев, только члены, члены и трущаяся плоть о плоть.

Я отпустил его язык, и Рик, закрыв глаза, прижался головой к стене.

— Я открою ее для тебя, Карл. Сделаю ее милой и широкой. Я знаю, что тебе нужно.

— Ебать… — зашипел я.

— Я заставлю ее принять, заставлю ее умолять… открою ее, пока ты не окажешься внутри, Карл. Ох, блядь, она будет такой чертовски тугой. Такой тугой маленькой ебанной пиздой.

— Я хочу… я хочу…

— Я знаю, — выдохнул он. — Наполнить ее, Карл. Наполни ее прямо сейчас.

И я кончил, брызгая и стреляя своей спермой на его чертов живот. На себя.

— Да… — прошипел он и тоже кончил. Я почувствовал его толчок, неистовую дрожь его члена напротив моего.

Задержал дыхание у его плеча, и он рассмеялся.

— Это было не так уж и трудно, верно? — проговорил он. — Три маленьких слова. — Он сделал глубокий вдох. — Скажи еще раз.

— Теперь ты испытываешь свою чертову удачу, — проговорил я.

Кэтти

В полдень я переступила порог, и мама вскочила из-за стола. Она в нерешительности стояла, пока я скидывала в коридоре ботинки.

— Что? — спросила я.

— Ты знаешь что.

Аргх. Я закатила глаза.

— Только не говори, что он и тебе позвонил. Ну что за гребаный мудак.

— Следи за языком, — сказала она, и я показала ей палец.

Я улыбнулась, и она тоже.

— Я не разговариваю с ним, — сказала я. — Пусть проваливает.

— Он сказал, что пытается дозвониться уже неделю.

— Нет, — возразила я. — Из его офиса звонят уже неделю. Он — нет. Он позвонил один раз. Чуть раньше. Я была занята.

— Семантика. Он звонит уже неделю.

— Мне плевать, что он скажет. Меня не интересуют никакие семейные сборища. Меня не интересует новое гребаное шоу пони Верити. Мне плевать, насколько прекрасна его чудесная жизнь. — Я вытащила из кармана телефон, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. — Мне действительно все равно. Я ничего не хочу.

— Он твой отец…

— Он мой донор спермы. Ничего больше.

Она поморщилась.

— Это ужасно, Кэтти.

— Он ужасен.

— Он все равно твой отец. — Она взяла мой телефон и протянула мне. — Позвони ему.

Я покачала головой.

— Ни единого чертова шанса.

— Ты должна позвонить ему. Он хочет поговорить с тобой кое о чем.

— Мне все равно, чего он хочет.

— Тебя это заинтересует, — заметила она. — Позвони ему.

Я взяла телефон, но не стала набирать номер.

— С чего бы это?

Мама провела рукой по волосам, которые завивались на концах точно так же, как у меня. Мы могли бы сойти за сестер. Люди часто так говорили.

— Спроси его!

— Ты скажи мне, — настаивала я. — Чего он хочет?

Она вздохнула.

— У него есть для тебя возможность.

— Тогда я действительно не заинтересована в звонке, — засмеялась я. — Мне не нужна его возможность.