— Ничего я не забыл. Эта штука нам больше не понадобится.

— Тогда пошли… Идите впереди… Следите за всеми, Кибатти.

— Не беспокойтесь, босс, я буду следить за ними, — заверил Кибатти.

Нет сомнений, он действительно будет следить. Он пробьет пистолетом голову любому, кто будет дышать слишком глубоко. Генерал и Кеннеди не полезут на рожон, когда Вилэнд и Ройял спустятся со мной в батискафе. Они будут сидеть в этой комнате, и их будут держать под прицелом до нашего возвращения. Я был уверен, что Вилэнду хотелось, бы и генерала захватить с собой, так Вилэнду было бы спокойнее. Но, во-первых, батискаф был рассчитан на троих, а во-вторых, старый генерал все равно не мог бы преодолеть этот спуск. Но даже если бы смог… обойтись без Ройяла, нет, на это отважится Вилэнд не мог. 

Да я и сам едва одолел эту проклятую лестницу. Проделав половину спуска, почувствовал себя так, словно мое плечо, руку и шею окунули в литейную форму с расплавленным свинцом. Вспышки обжигающей боли пронзали голову, где пламя превращалось в кромешную тьму, а потом обжигающая боль переходила ниже, в грудь и затем в живот, вызывая тошноту. Несколько раз непереносимая боль, темнота перед глазами и острое чувство тошноты почти лишали меня сознания, и я в отчаянии цеплялся за скобу единственной здоровой рукой, ожидая, когда пламя боли стихнет и ко мне полностью вернется сознание. С каждым новым шагом вниз, периоды темноты и тошноты становились все продолжительнее, а периоды сознания короче. Последние минуты я спускался, как автомат, руководствуясь только инстинктом и памятью, а также какой-то подсознательной волей. Хорошо, что галантные Вилэнд и Ройял предложили мне спускаться первым, — боялись иметь меня за спиной, мало ли…. Поэтому им и не посчастливилось видеть мои мучения.

Когда я, наконец, спустился, то мог стоять, слегка покачиваясь, лишь держась за скобу лестницы. Я был весь в поту, мое лицо должно быть было белым, как бумага. К счастью, свет от маленькой лампочки у подножия этой цилиндрической могилы был слабым, и опасность, что Вилэнд или Ройял заметят мое плачевное состояние, мне не угрожала. К тому же у  Ройяла вряд ли возникнет желание ко мне приглядываться, он сам после этого спуска тоже будет чувствовать себя довольно мерзко. Любой человек, перенесший два нокаута, уложившие его на целых полчаса, не сможет похвастаться, что находится в отличной форме через пять минут после того, как к нему вернулось сознание. Что касается Вилэнда… да он просто изрядно трусил и в данную минуту его интересовали только собственная персона и предстоящее путешествие.

Спустился последний из них — напарник Кибатти, который должен был задраить за нами люк шлюза. Он отдраил крышку люка шлюза, спустился туда открыл крышку люка батискафа, отсоединил дополнительное крепление батискафа к фланцу шлюза при помощи талрепов, вылез. Теперь, когда батискаф прижимался к шлюзу лишь силой положительной плавучести, нужно было действовать очень быстро, при таком волнении моря на верху, батискаф может качнуть и резиновое уплотнение дать течь. Мы спустились в батискаф, и я, включив свет, занялся предохранителями и электропроводами, предоставив Вилэнду удовольствие задраить за нами крышку люка батискафа.

Как я и ожидал, неимоверное количество разноцветных перепутанных проводов, свисающих из электрораспределительного щита, а также скорость и оперативность, с которой я подключил их в их гнезда, ориентируясь на сделанные мной записи, произвели на них неизгладимое впечатление. К счастью, электрораспределительный щит был установлен на уровне моей талии: моя левая рука почти совсем вышла из строя и действовала только от кисти до локтя, но не выше… Я подключил последний провод, закрыл электрораспределительный щит и стал проверять электропроводку. Если Вилэнд наблюдал за мной с нетерпением, то на физиономии Ройяла вообще отсутствовало выражение. — Сфинкс да и только. Нетерпение Вилэнда меня совершенно не трогало. Спешка нужна только при ловле блох. Я тоже отправлялся в батискафе и не хотел рисковать. Проверить все действительно нужно было тщательно. Запустив двигатели, я повернулся к Вилэнду и показал на пару светящихся дисков.

— Моторы. Здесь их шум совсем не слышен, но они работают так, как положено. Вы готовы?

— Да, — он облизнул губы. — Готов, если готовы вы.

Я кивнул, повернул регулирующий клапан, чтобы заполнить соответствующую балластную цистерну водой. Батискаф приобрел отрицательную плавучесть и начал плавно погружаться. Глубиномер говорил об этом однозначно.

— Батискаф оторвался от шлюза, — сказал я Вилэнду и, включив  прожектор, направил свет вертикально вниз, через плексигласовый иллюминатор под нашими ногами было видно песчаное дно. Вот оно уже в трех метрах от нас. Я прекратил заполнение балластной цистерны.

— Говорите, какое направление надо взять. Скорее, у меня нет желания утонуть в этом иле.

Вилэнд глянул в бумагу, которую вытащил из кармана:

— Курс 222 градуса, практически юго-запад.

 — Это правильное направление?

— Что вы имеете в виду под словом «правильное»? — сердито спросил Вилэнд. Что это он такой раздраженный, может него клаустрофобия, и он боится замкнутого пространства?

— Этот курс учитывает влияние на компас этой металлической махины? — нетерпеливо спросил я.

— Да. И Брайсон сказал, что поправка на буровую сделана.

— Брайсон, это ваш погибший друг-инженер?

Вилэнд промолчал.

Я «выжал сцепление», подправил курс и мы отправились в  «слепой полет».

Брайсон, погибший от кессонной болезни, где он теперь? Скорее всего на дне в гробу залитом для гарантии цементом. Свидетели, даже мертвые им не нужны.

— От шлюза до самолета, если по горизонтали, пятьсот двадцать метров, — прервал мои размышления голос Вилэнда. Это было первое упоминание о самолете. — Глубина там  сто пятьдесят. По крайней мере, так сказал Брайсон.

— Где начало впадины?

— Приблизительно в метрах трехстах отсюда. Потом дно понижается под углом около тридцати градусов.

Я молча кивнул. Я часто слышал, что человек не может одновременно ощущать два источника сильной боли в своем теле, это неверно! Еще как может! Рука, плечо, спина превратились в сплошное море боли, и через эту боль летели остроконечные стрелы боли из верхней челюсти. У меня отсутствовало желание говорить, отсутствовало вообще желание жить… Я попытался забыть о боли и сконцентрировать мысли на работе, которой были заняты мои руки.

Канат, соединяющий нас с опорой, был намотан на барабан с электродвигателем. Двигатель включался лишь для наматывания каната на барабан при  возвращении обратно. Сейчас же он разматывался, и число его оборотов, с учетом постепенного уменьшения диаметра намотанного каната,  преобразовывалось в число пройденных батискафом метров и его скорость. Эти данные показывали приборы на пульте управления. Расчетная максимальная скорость батискафа составляла четыре километра в час, но сопротивление движению, возникающее при разматывании каната, снижала скорость вдвое, хотя и эта скорость была вполне достаточной, так как идти батискафу предстояло недалеко.

Вилэнд, казалось, был весьма доволен тем, что доверил мне управлять батискафом. Большую часть времени он проводил у бокового иллюминатора, предаваясь дурным предчувствиям. Единственный рабочий глаз Ройяла, холодный и немигающий, был неотрывно прикован к моему лицу: он следил за малейшим моим движением, за тем, как я управляю батискафом. Но, скорее всего, он делал это по привычке, так как абсолютно ничего не понимал ни принципах работы батискафа, ни в том как им управлять. Вскоре у  меня появилась возможность убедиться в этом: я настроил систему регенерации воздуха на минимум и это мое действие не вызвало у него никакой реакции.

Мы медленно проплывали над дном моря. До него было около четырех метров. — Подводные скалы и коралловые рифы, колонии губок. Свет двух прожекторов и свет ламп кабины батискафа, льющийся через иллюминаторы, достаточно хорошо освещали дно. Лениво проплыли два морских окуня, не обращая на нас никакого внимания, направляясь по своим делам. Гибкая, как змея, барракуда, извиваясь узким серебристым телом, подплыла к нам, ткнулась зубастой головой в иллюминатор и, словно не веря своим глазам, целую минуту заглядывала внутрь. Косяк рыб, похожих на скумбрию, какое-то время плыл рядом с батискафом, и вдруг мгновенно исчез, словно его снесло сильным порывом ветра. Его спугнула акула с носом в форме бутылки, величественно проплывшая мимо.