— Вам повезло, вы добились успеха?

— Да, — я подумал, что этот короткий ответ прозвучал нелюбезно и добавил: — Мне повезло благодаря вам, капитан Зеймис.

Он просиял:

— Вы очень добры, мистер Тальбот, и я счастлив. Только благодарить надо не меня, а нашего доброго друга, который смотрел на нас с небес, оберегая всех тех, кто отлавливает морскую губку, и всех тех, кто находится в море.

Капитан зажег спичку и поднес ее к фитилю наполненной маслом керамической лампады, выполненной в виде лодочки и стоящей перед застекленной иконкой святого Николая.

Я кисло смотрел на него, уважая его набожность, понимая его чувства, но думая, что он мог бы зажечь свою лампадку и пораньше.

Ровно в два часа ночи капитан Зеймис причалил к деревянной пристани, от которой «Метален» ушел в море всего несколько часов назад. Небо потемнело, и наступила такая тьма, что стало невозможно отличить землю от моря. Дождь громко барабанил вверху по палубе. Я должен был уходить, и уходить немедленно, чтобы незамеченным пробраться в дом. Мне предстоял длинный разговор с Яблонским. Надо также высушить одежду: мой багаж все еще находился в мотеле «Контесса». Имелся только один костюм, который и был сейчас на мне. Надо было до наступления утра высушить его. Я не мог рассчитывать, что никого не увижу до вечера, как это было вчера. Генерал сказал, что уведомит меня, какую работу приготовил, через тридцать шесть часов: это время истекало сегодня в восемь часов утра.

Я попросил у Эндрю его зюйдвестку — рыбацкую штормовку, длинную непромокаемую накидку с капюшоном — в такие дождь и ветер в мокром костюме можно было простудиться. Натянув зюйдвестку поверх костюма, обнаружил что она мне маловата, появилось ощущение, что на мне смирительная рубашка. Я пожал всем руки, поблагодарил за все, что они для меня сделали, и ушел.

В два пятнадцать, после короткой остановки у телефонной будки, я поставил машину туда, откуда ее взял, и затопал по грязной дороге в направлении дома генерала. Тротуара на обочине не было — люди, живущие здесь, не нуждались в нем. Размытые дождем канавы превратились в небольшие речки, наполненные грязной водой, которая переливалась на дорогу. Мои ботинки полностью утопали в этом месиве, а их тоже надо высушить к утру.

Я миновал парадный въезд со сторожкой, где жил шофер, вернее, где он жил согласно моим представлениям. Там все было ярко освещено, и кроме того, ворота могли быть снабжены звуковой сигнализацией, срабатывающей при дополнительной весовой нагрузке. Я уже знал, что живущие в этом доме способны на любые ухищрения.

В тридцати метрах от парадного въезда я протиснулся сквозь едва заметную дыру в великолепной, густой, высотой в два с половиной метра живой изгороди, окружающей земельные владения генерала. Менее чем в двух метрах за этой великолепной живой изгородью находилась такая же великолепная, высотой в два с половиной метра стена с битыми стеклами. Осколки были зацементированы в верхний край стены, гостеприимно приглашая проникнуть внутрь.

Яблонский, который заранее все разведал, сказал, что ни эта изгородь, ни эта стена, предназначенные для отпугивания тех, кто стесняется пройти через парадный вход, не были особенностью генеральского имения. У большинства соседей Рутвена, людей обеспеченных и занимающих солидное положение, была точно такая же защита их собственности.

А вот и веревка, свисающая с сучковатой ветки дуба, росшего за стеной на территории имения. Тесная зюйдвестка сковывала движения, поэтому я с огромным трудом влез по веревке на дуб, отвязал ее, спустился с дерева на другой стороне, и спрятал веревку под выступающие корни. Я не думал, что веревка еще раз понадобится мне, но ведь предусмотреть все заранее невозможно. Да и нельзя, чтобы ее не нашел кто-нибудь из людей Вилэнда…

В отличие от соседей у генерала после каменной стены, на расстоянии примерно шесть метров от нее, была хитрая ограда. — В землю вбиты столбики. Между ними натянуто пять рядов толстой проволоки, причем три верхних ряда были не из обычной, а из колючей проволоки. Если бы человек захотел проникнуть через это проволочное заграждение, то проще всего ему было поднять вверх вторую снизу гладкую проволоку, отжать вниз нижнюю и пролезть между ними.

Но, благодаря Яблонскому, я знал то, чего не мог знать человек, решившийся проникнуть через проволочное заграждение: если действовать так, то включится сигнал тревоги. Именно поэтому я, ухватившись за столбик забора, вскочил сразу на третью проволоку и с величайшим трудом, держась за столб, преодолел три верхних ряда колючки, порвав при этом в двух местах зюйдвестку Эндрю. Он получит ее назад в непригодном виде, если вообще получит.

Деревья росли очень густо, под ними было совершенно темно. Пройти межу ними мешали, свисающие с веток, плети испанского мха, они все время лезли в лицо. Я не осмелился включить фонарик и надеялся только на инстинкт и удачу. Мне нужно было обойти, обнесенный забором  огород, находящийся слева от дома, и добраться до пожарной лестницы здания. Надо было пройти около ста метров, и я рассчитал, что на это потребуется около четверти часа.

Я не шел, а шаркал ногами по земле, почти не отрывая от нее ног, скользящим движением отбрасывал в сторону все, что валялось на земле, что могло хрустнуть. Пока удавалось двигаться без шума. После того, как налетел мордой на дерево, я пошел вытянув руки вперед и ощупывая все перед собой. 

Минут через десять я начал всерьез тревожиться, не сбился ли с пути. Внезапно через просветы деревьев и пелену дождя, стекающего с листвы дубов, мне вдруг показалось, что вижу мерцающий свет. Он вспыхнул и погас. Возможно, мне это только показалось, но нет, мне никогда ничего не казалось, с нервами у меня все в порядке. Я замедлил передвижение, надвинул на лоб шляпу и капюшон зюйдвестки, и застегнул ее воротник, спрятав в нем подбородок, нужно было чтобы лицо и шея не выделялись светлым пятном в окружающем меня мраке и не выдали моего присутствия. Что же касается шуршания зюйдвестки, то в такую погоду его не было слышно уже в полутора метрах.

Я проклинал испанский бородатый мох, длинные липкие плети которого лезли в лицо и мешали видеть. Из-за этого проклятого мха я был вынужден то и дело закрывать глаза, хотя ни в коем случае не должен был делать этого. Постоянное моргание настолько утомило зрение, что я готов был встать на четвереньки и дальше пробираться в таком положении. Возможно, и встал бы, но меня удержала мысль, что тогда шуршание зюйдвестки станет громче и выдаст меня.

Сбоку где-то в десяти метрах от себя я снова увидел мерцающий свет, этот свет был направлен не в мою сторону, а вниз. Я сделал пару быстрых бесшумных шагов в том направлении, чтобы разобраться в ситуации. Тут я обнаружил, что двигался до этого абсолютно правильно, — шел вдоль забора вокруг огорода. Поскольку на половине второго шага моя вытянутая вперед рука уткнулась в металлическую сетку, из которой и был сделан этот забор. Сетка заскрипела, как давно не смазанная дверь.

Раздался возглас, свет погас. Наступило короткая пауза и снова вспыхнул свет — свет электрического фонарика. Но блуждающий луч был теперь направлен не вниз на землю, а лихорадочно прыгал по сторонам, обшаривая огород. Человек, державший в руке фонарик, видимо, очень нервничал, так как не мог сообразить, откуда послышался звук. В противном случае он через три секунды обнаружил бы меня. Я  бесшумно сделал шаг назад. Всего один шаг. Этого хватило, чтобы спрятаться за ближайший дуб. Я слился с деревом, так тесно прижавшись к нему, словно хотел свалить. Никогда в жизни я еще так сильно не хотел, чтобы в руке был пистолет.

— Дай сюда фонарь, — холодный спокойный голос принадлежал явно Ройялу. Луч прекратил метаться по  по сторонам и снова уткнулся в землю. — Продолжай работать.

— Но мне не показалось, мистер Ройял, — это был Лэрри, его тонкий, возбужденный шепот. — Я знаю. Я совершенно точно слышал…