— От этого зависят жизни людей, капитан Зеймис. Не спрашивайте, откуда мне это известно, могу сказать одно: знаю это наверняка. Неужели вы хотите, чтобы говорили: эти люди погибли только потому, что капитан Зеймис отказался подождать десять минут?
Опять пауза, показавшаяся мне бесконечной. После которой он сказал:
— Ладно. Десять минут. Не больше.
Сбросив ботинки и верхнюю одежду, я надел акваланг, проверил, надежно ли закреплен страховочный линь на моей талии, надел маску и, покачиваясь, направился на нос судна. Без всяких на то причин снова подумал о Германе Яблонском, спящем сном невинного младенца в кровати из красного дерева. Дождался высокой волны, и, когда нос оказался в воде, прыгнул вниз, ухватился за канат, которым «Метален» был привязан к колонне, находящейся не более чем в пяти метрах от меня. Перебирая руками по канату, направился к колонне.
Канат в какой-то мере облегчал передвижение, но, несмотря на это, в висках бешено стучала кровь и резкими толчками колотилось сердце. Не будь я в маске, я бы досыта наглотался морской воды.
Ударившись о колонну, я отпустил канат и попытался ухватиться за нее. Не знаю, зачем была эта попытка: с таким же успехом я мог бы пытаться обнять железнодорожную цистерну, так как диаметр колонны и цистерны был почти одинаков. Затем снова вцепился в канат, — волны и приливное течение уносили меня прочь. Для того, чтобы они прижимали меня к колонне, нужно было, цепляясь за канат, опоясывающий колонну, передвигаться вокруг нее. Это было нелегко. Каждый раз, когда нос «Металена» поднимался на волне, канат сильно натягивался и намертво прижимал мои скрюченные пальцы к металлической поверхности. Но пока все мои пальцы были при мне, это не слишком беспокоило.
Добравшись до места, где волны стали ударять мне в спину, прибивая к колонне, я отпустил канат и, раздвинув руки и ноги, стал спускаться по колонне примерно так же, как спускаются мальчишки из Сенегала с огромных пальм. Эндрю травил спасательный шнур так же искусно, как и раньше. Я спускался все ниже: 3 метра, 6 метров, передышка, 10 метров, передышка, 15 метров, передышка. Снова начались перебои в сердце, кружилась голова. То, что я ищу, если оно на этой колонне, висит на проволоке или цепи, которая обмотана вокруг колонны. Вряд ли ее примотали ниже. Я быстро полупоплыл, полупополз вверх. Потом остановился, чтобы передохнуть, в четырех метрах от поверхности воды и прильнул к огромной опоре. Я был похож на кошку, которая наполовину забралась на дерево и уже не может спрыгнуть вниз. Из десяти минут, которые подарил капитан Зеймис, прошло пять. Мои минуты были почти полностью исчерпаны. И все же это должно находиться на нефтяной вышке, только здесь. Рутвен сам сказал об этом, а ему незачем было лгать человеку, у которого не было ни единого шанса на побег: генерал хорошо подстраховался. Я вспомнил о негнущемся человеке с оловянными ногами, под тяжелой поступью которого жалобно скрипели половицы генеральского дома, о человеке, который принес поднос с напитками. Да, он был более чем убедителен.
Так где же? Я мог бы поклясться, что ничего не было на танкере, не было ничего и на буровой вышке. В этом тоже мог бы поклясться. Но если не было ничего на платформе, значит, это было под водой на какой-нибудь опоре.
Я старался быстро и отчетливо просчитать все варианты. Какую из четырнадцати опор они предпочли бы? Почти наверняка можно исключить восемь опор, в районе собственно буровой вышке. Там толчется слишком много народу, слишком много глаз, слишком сильное освещение, слишком много опущенных в воду сетей для ловли рыбы, привлекаемой мощным светом ламп. Да, это место слишком опасно.
Итак остаются шесть опор, три со стороны берега и три со стороны моря. Времени у меня считанные минуты, поэтому опоры со стороны берега отбрасываю. Тем более там постоянно швартуются корабли, что для скрытных работ большая помеха.
Среднюю, вторую со стороны моря, колонну, к которой пришвартован «Метален», я уже обследовал. Я на ней сейчас нахожусь. Оставалось обследовать две. С какой начать, решил сразу — страховочный линь привязанный к моему поясу, огибал колонну, на которой я находился, со стороны той, что ближе к угловой колонне. — Туда и надо плыть. Я поднялся на поверхность и дважды дернул линь, дав сигал Эндрю, чтобы он отпустил его и дал мне больше свободы. С силой оттолкнулся ногами от колонны и ринулся к своей цели.
Теперь я понимал, почему так нервничал капитан Зеймис — ветер и волны бушевали все сильнее, а мощность мотора его суденышка всего сорок лошадиных сил. Он отвечал и за судно и за команду, а я рисковал только своей жизнью.
Тяжелый груз вокруг моей талии мешал плыть и тянул вниз. Чтобы одолеть пятнадцать метров от одной колонны до другой, я с неистовым сердцебиением бешено колотил по воде руками и задыхался. В результате потратил на эти пятнадцать метров столько сил, сколько бы потратил на то, чтобы проплыть сто метров. Акваланг не предназначен для такого интенсивного дыхания. Но я достиг своей цели. Я должен был достичь ее.
Снова очутившись на стороне, выходящей к морю, прибитый волной к колонне, стал, как краб, пятиться вниз под воду. И снова не нашел то, что искал. Ничего, кроме гладкой, покрытой слизью поверхности. Я сдался и стал подниматься.
У самой поверхности остановился, чтобы передохнуть и немного отдышаться. Горькое разочарование. Слишком многое было поставлено на это последнее погружение, и все напрасно. Мне остается только одно: начать все сначала, а я понятия не имел, с чего начинать. Чувствуя себя смертельно усталым, я прислонился головой к колонне. И вдруг в одну секунду усталости как не бывало. В большой стальной колонне послышался какой-то звук. В этом не было сомнений: вместо того, чтобы быть мертвой, немой, заполненной водой, колонна была полна звуков.
Я вплотную прижался ухом к холодной стали. В колонне раздавался глубокий, вибрирующий от резонанса звук, отзывающийся в моей прижатой к металлу щеке. Заполненные водой колонны не вибрируют от звука, и один только звук не может вызвать в них вибраций. А в колонне, не было никаких сомнений, раздавались звуки. Это означало, что она заполнена не водой, а воздухом. К тому же я сразу определил, что это за звук. Мне, как специалисту, это не составило труда. Такое ритмическое повышение и снижение громкости было похоже на шум работающего мотора, то усиливающийся, то уменьшающийся, снова усиливающийся и снова затихающий. Много лет назад этот звук был неотъемлемой частью моей жизни, жизни профессионала. Это работал компрессор, мощный компрессор, находящийся где-то глубоко под водой, внутри опоры нефтяной вышки, расположенной далеко от берега. Бессмыслица, полная бессмыслица. Я прижался лбом к металлу, и мне показалось, что вздрагивающая вибрация похожа на чей-то визгливый, настырный голос, пытающийся сказать мне что-то очень срочное и жизненно важное. Голос словно просил меня прислушаться. И я прислушался. Через полминуты, а может быть, через минуту, я внезапно получил ответ, о котором даже не мог мечтать, — ответ сразу на несколько вопросов. Мне потребовалось время, чтобы сначала догадаться, что это может быть ответом, а потом — понять, что это и есть ответ. И тогда все мои сомнения разом отпали.
Я трижды резко дернул за шнур и уже через три минуты был на борту «Металена». Меня втянули на борт с такой быстротой и так бесцеремонно, словно мешок с углем. Я не успел еще снять акваланг, как капитан Зеймис рявкнул, чтобы отдали швартовые, переключил двигатель на полную мощность и резко повернул руль. «Метален» яростно рыскал и кренился, потом повернувшись кормой к ветру, направился к берегу.
Через десять минут я стащил с себя гидрокостюм, вытерся полотенцем, оделся и уже приканчивал второй стакан бренди, когда в каюту вошел капитан Зеймис. Он улыбался. То ли был доволен, что я не подвел его, то ли от облегчения. Так я и не понял, почему он улыбался. Может быть, он улыбался потому, что все опасности остались позади? Надо сказать, «Метален», несмотря на бушующее море, уверенно шел по курсу. Капитан плеснул себе в стакан немного бренди и заговорил со мной впервые с тех пор, как меня втащили на борт:
