— Не знаю… Нет, знаю. И когда-нибудь расскажу вам об этом…

— Не удастся дожить до этого дня. Вам не удастся дожить до того дня, когда сможете рассказать об этом кому-либо, — мрачно сказал Кеннеди.

Взяв сухие ботинки и нижнее белье, я пожелал ему спокойной ночи и ушел.

Я открыл дверь из коридора дубликатом ключа, который дал мне Яблонский, бесшумно вошел в комнату. Никто меня не ждал, не прострелил мне голову. Комната была пуста.

Тяжелые шторы были задернуты так же плотно, как перед моим уходом. Но я не стал включать свет.

Возможно, они не знали, что я уходил ночью из дома. Но если кто-то увидит, что из комнаты человека, прикованного  наручниками к кровати, пробивается свет, они наверняка явятся с проверкой. Ведь никто, кроме Яблонского, не мог бы включить свет. А Яблонский мертв.

Я обследовал каждый сантиметр пола и стен своим фонариком. Все было на месте, ничего не пропало, ничто не изменилось. Если кто-то и побывал здесь, то не оставил никаких следов визита. Но я, честно говоря, и не ожидал, что он оставит следы.

Рядом с дверью, ведущей из моей комнаты в комнату Яблонского, был большой электрический камин. Я включил его на полную мощность, повесил на спинку стула брюки, пиджак, и, чтобы просушить их,  поставил стул рядом с камином. Разделся, насухо вытерся полотенцем. Надел нижнее белье и носки, которые дал мне Кеннеди.  Мокрое нижнее белье и носки затолкал в промокшие ботинки. Открыв окно, насколько мог далеко забросил ботинки в кусты, росшие сзади дома, туда где я еще раньше спрятал рыбацкую зюйдвестку Эндрю, прежде чем подняться по пожарной лестнице. Прислушался, но не услышал никакого звука, когда ботинки упали на землю. Я был совершенно уверен, что никто другой тоже ничего не услышал: завывание ветра и непрерывный стук дождя заглушали все другие звуки.

Вынув из кармана пиджака, от которого уже шел пар, ключи, пересек комнату и остановился у двери, соединяющей мою комнату с комнатой Яблонского. Возможно, члены ожидающего меня комитета по встрече притаились там. Мне было все равно.

Комната была такой же пустой, как и моя собственная. Подошел к двери в коридор и подергал за ручку. Закрыто. 

Простыни и одеяло сброшены с кровати на пол. Других следов борьбы не было, никаких следов убийства.

Я обнаружил эти следы, только когда рассмотрел подушку. Пятнышко крови. — Пуля не застряла в черепной коробке, а прошла навылет. Чего вроде быть не должно, ведь у Ройяла пистолет 22-го калибра. По-видимому, мистер Ройял пользуется спец.патронами. Я стал искать пулю и нашел ее в пуху подушки. Не подобрать пулю. Какая неосторожность. Непохоже на Ройяла. Ничего, я позабочусь об этом крохотном кусочке металла. Буду хранить его, как сокровище, как величайшую ценность. Я порылся в ящике стола и нашел кусочек клейкой ленты. Стащив с ноги носок, приклеил пулю лентой под вторым и третьим пальцами ноги: там на нее не будет прямого давления, и она не помешает при ходьбе. Там она будет в полнейшей безопасности. Самый тщательный и последовательный обыск, если когда-либо дойдет до этого, не обнаружит ее.

Встав на четвереньки, я осветил фонариком ковер.  Разглядел две параллельные бороздки примятого ворса — их оставили ботинки Яблонского, когда по ковру тащили его труп. Я поднялся, осветил кресло — его подушка лежала не так как ей положено.  Я наклонил голову и принюхался. Все сомнения исчезли: я уловил едкий запах жженого пороха. Он не выветривается из ткани длительное время.

Подойдя к маленькому столику в углу, я налил в стакан грамм сто виски, сел и попытался представить, как все произошло. Концы с концами не сходились.

Во-первых, как Ройялу удалось войти в комнату? Яблонский чувствовал себя в этом доме так, как чувствует отбившийся от стада ягненок в стае голодных волков. Он наверняка запер дверь. По-видимому, у них был запасной ключ. Но ведь Яблонский, в целях предосторожности, всегда оставлял ключ в замке так, чтобы его не могли вытолкнуть снаружи. Следовательно, они не смогли бы открыть дверь вторым ключом. Открыть дверь снаружи можно было только взломав ее, но Яблонский тут же проснулся бы от шума.

Во-вторых, Яблонского застрелили, когда он спал в кровати. Но спал он всегда в пижаме. А когда я нашел труп в саду, он был в верхней одежде. Зачем им одевать труп? Это же полная бессмыслица, особенно если учесть, что вес  Яблонского что-то около ста двадцати килограмм.

В-третьих. Почему из пистолета стреляли без глушителя? Было ясно, что стреляли без глушителя: при его применении давление пороховых газов снижается, и, даже при использовании спец.патрона, пуля такого калибра не пробьет черепную коробку навылет. Поэтому, убийца использовал в качестве глушителя звука подушку от кресла.

Впрочем, объяснить это «в-третьих», казалось бы, довольно просто: наши комнаты, находятся в дальнем крыле дома, а подушка от кресла, и шум разразившейся бури давали достаточную гарантию, что звук выстрела не будет услышан в основной части дома. Но ведь они знали, что в соседней комнате нахожусь я, и знали, что я услышу выстрел, если только не оглох и не умер. Значит, Ройялу было известно, что меня нет в комнате. Возможно, он решил проверить, все ли в порядке, обнаружил, что меня в комнате нет, понял, что выпустить меня мог только Яблонский, и прикончил его. Эта версия соответствовала фактам, но она не соответствовала улыбающемуся лицу убитого Яблонского.

Я сходил в свою комнату, перевесил одежду на стуле мокрой стороной наружу, и снова вернулся в комнату Яблонского. Взяв стакан, посмотрел на бутылку виски. Это была бутылка емкостью 0,7 литра. В бутылке оставалось чуть больше половины. Но это тоже ничего не объясняет. Яблонский от такой дозы не опьянел бы и бдительности не потерял. Однажды мне довелось видеть, как он запросто один управился с целой бутылкой рома (виски он не любил) с одним-единственным эффектом: улыбался чаще, чем обычно. Теперь он никогда уже не улыбнется больше…

Я сидел в полном одиночестве и в полутьме. — Слабый свет падал из моей комнаты от включенного обогревателя. Я поднял стакан. Хотел поднять тост, прощальный тост. Именно так назвали бы люди мой порыв. Я отхлебнул немного, задержав виски на языке, чтобы прочувствовать весь богатый букет и вкус старого шотландского виски. Две-три секунды сидел совершенно неподвижно, потом поднялся, быстро прошел в угол комнаты к раковине и выплюнул виски. Потом тщательно прополоскал рот.

После того, как Яблонский сводил меня к генералу прошлым вечером, Вилэнд дал ему запечатанную бутылку и стаканы. Когда мы вернулись в наши комнаты, Яблонский плеснул в стаканы грамм по сто. Держа в руке наполненный стакан, я вдруг вспомнил, что принимать алкоголь перед погружением с аквалангом рискованно, и поставил свой стакан на стол. Яблонский выпил оба стакана, и вполне возможно, что, когда я ушел, добавил еще. Ройялу и его приятелям незачем было взламывать дверь в комнату: у них был запасной ключ. Но даже если бы им все же пришлось взломать дверь топорами, то Яблонский не услышал бы этого: в виски было столько снотворного, что его хватило бы, чтобы усыпить слона. Видимо, Яблонский кое-как доковылял до кровати и упал, не раздеваясь замертво. Я знал, что это глупо, но горько упрекал себя за то, что не попробовал тогда налитое мне виски. Если бы я это сделал, то сразу бы понял, что здесь дело не чисто. Яблонский же не любил виски и, скорее всего, подумал, что шотландское виски и должно иметь именно такой привкус. Найдя два стакана с остатками виски на дне, Ройял решил, что я погрузился в такой же беспробудный сон, как и Яблонский. Скорее всего, в их планы не входило убивать меня.

Теперь все прояснилось. Все, кроме одного вопроса, имеющего решающее значение: почему они убили Яблонского? У меня не было времени искать ответ на этот вопрос. Интересно, заглянули они в мою комнату, чтобы убедиться, сплю ли я? Скорее всего, нет, но я не мог за это поручиться. Сидеть и рассуждать на такую тему было излишней роскошью. И все же в течение двух часов я не мог заниматься ничем другим: сидел и рассуждал. За это время одежда высохла или почти высохла. Брюки были измяты и в морщинах, словно ноги слона. Но так и должно было быть, если их владелец спал, не снимая их целую ночь. Я оделся. Только галстук не повязал. Открыв окно, решил было выбросить в сад дубликаты трех ключей от дверей комнат и ключи от наручников, но услышал осторожный стук в дверь комнаты Яблонского.