Воцарилась долгая тишина. Кеннеди внимательно смотрел на меня.

— Так что же здесь все-таки происходит, Тэлбот?

— Очень сожалею, но не имею права сказать ничего кроме того, что уже сказал. Поверьте — это в ваших же интересах. Все, кто участвовал в этой мистификации, знают не больше. Просто они получили сверху соответствующий приказ на этот счет вот и все.

— Это очень важное дело, не так ли? — медленно спросил он.

— Достаточно важное. Послушайте, Кеннеди, не задавайте лишних вопросов. Я прошу помочь мне. И еще вот что. Если вас до сих пор не беспокоила безопасность Мэри, пора побеспокоиться о ней. Думаю, что она знает о делах Вилэнда и генерала не больше, чем вы, но я убежден, что она в опасности. Девушке угрожает большая опасность, Кеннеди. Короче говоря, речь идет о ее жизни. Нам противостоят крутые парни, играющие по-крупному. На кону такие деньги… уже восемь трупов, и это только то, что я знаю наверняка. Я играю с вами в открытую и хочу предупредить, что если ввяжетесь в это дело, то у вас будут все шансы  получить пулю в затылок. И несмотря на это, я прошу вас помочь, хотя не имею ни малейшего права на это. Что скажете?

Его загорелое лицо стало чуть светлее, но это практически не было заметно. Кеннеди явно не понравился мой рассказ. Но испугаться? Нет, он не испугался.

— Вы умный человек, Тальбот, — тихо проговорил он. — Возможно, даже чересчур умный. Знаю только одно: вы достаточно умны и не посвятили бы меня, хотя бы частично, в это дело, если бы не были заранее уверены в том, что я выполню все, что мне поручите. Вы сказали, что они играют по-крупному. Что ж, я не прочь принять участие в такой игре.

Я не стал тратить время на то, чтобы благодарить его или поздравлять с тем, что он смело сунул голову в петлю. С таким отчаянным решением человека не поздравляют, как правило. Вместо этого сказал:

— Я хочу, чтобы вы постоянно были рядом с Мэри, куда бы она ни пошла. Почти уверен, что завтра утром, вернее, сегодня утром, все мы отправимся на Х-13 . Мэри наверняка тоже поедет с нами. Вернее, у нее не будет другого выбора. А вы будете сопровождать ее.

Он попытался прервать меня, но я предостерегающе поднял руку, сделав ему знак молчать.

— Знаю, вы больше не телохранитель. Придумайте что-нибудь, но рано утром у вас должен быть повод войти в дом, и повидаться с Мэри. Скажите ей, что с Валентино только что произошел небольшой несчастный случай, и Мэри…

— Что означает «небольшой несчастный случай»?

— Пусть это вас не тревожит, — хмуро ответил я. — Неприятность с ним действительно случится, и в течение некоторого времени он будет не в состоянии присматривать даже за собой, не говоря уже о том, чтобы присматривать за кем-то другим. Пусть Мэри настаивает на том, чтобы ее телохранителем стали вновь вы. Если она пойдет ва-банк и будет бороться до конца, чтобы достичь положительного результата, она выиграет этот бой. Генерал не станет перечить ей, и, по-моему, Вилэнд тоже не станет, так как это будет уступка всего на один день, а еще через два дня вопрос о том, кто будет присматривать за дочерью генерала, перестанет беспокоить его. Не выпытывайте, откуда мне это известно, так как я все равно ничего не скажу. Знайте только одно: я поставил именно на эту карту. Так или иначе, Вилэнд решит, что желание Мэри вернуть вас объясняется ее неравнодушным отношением… Не знаю, соответствует ли это действительности, не мое дело. Но Вилэнд воспримет ее требование именно так и уступит. Уступит также и потому, что не доверяет вам и поэтому его вполне устроит, если вы будете находиться на буровой под его присмотром.

— Хорошо, — он ответил с таким хладнокровием, словно я предложил ему поехать со мной на пикник. Этот парень действительно отлично владел собой. — Я скажу обо всем Мэри. Скажу так, как вы хотите, — он на минуту задумался и потом добавил: — Вы сказали, что я могу получить пулю в затылок. Возможно, так оно и будет. Возможно. Но я иду на это по своей воле и считаю, что это должно побудить вас быть откровеннее со мной. Быть честнее по отношению ко мне.

— Неужели вы считаете, что я вел себя нечестно по отношению к вам? — Я не рассердился на него, просто чувствовал себя до предела измученным.

— Да. Считаю именно так. Вы не сказали мне всей правды. Хотите, чтобы я приглядел за дочерью генерала? По сравнению с тем, за чем вы охотитесь, Тальбот, безопасность Мэри для вас ничего не значит. Вы оцениваете ее жизнь не дороже двух центов. Если бы ее безопасность действительно имела для вас какое-то значение, вы могли бы спрятать ее, когда позавчера взяли заложницей. А вместо этого привезли обратно. Вместе с тем, предупредили меня, что ей угрожает серьезная опасность. Хорошо, я не спущу с нее глаз. Но знаю, что я понадобился не только для того, чтобы охранять Мэри, а еще для чего-то другого.

Я кивнул:

— Да, вы действительно нужны мне. Я вступаю в это дело со связанными руками. Я — пленник и должен найти человека, которому смог бы доверять. Я доверяю вам.

— Но ведь вы можете доверять Яблонскому, — спокойно сказал он.

— Яблонский мертв.

Кеннеди молча уставился на меня. Потом протянул руку, взял бутылку и налил в стаканы виски. Его губы сжались в тонкую линию, похожую на шрам на загорелом лице.

— Смотрите, — я кивнул на свои залепленные грязью ботинки. — Это земля с могилы Яблонского. Я зарыл его могилу пятнадцать минут тому назад, перед тем, как пришел сюда. Ему выстрелили в голову из мелкокалиберного пистолета. Пуля угодила точно в переносицу. Он улыбался. Вы слышите? Он улыбался, Кеннеди. Человек не станет улыбаться, зная, что за ним пришла смерть. А Яблонский не видел, что за ним пришла смерть. Его застрелили, когда он спал.

Я дал краткий отчет о том, что произошло с тех пор, как ушел из дома генерала. Рассказал, как побывал на объекте Х-13, и о том, как вернулся. Выслушав все, он спросил:

— Это сделал Ройял?

— Да.

— Вам никогда не удастся доказать это.

— Мне незачем доказывать, — сказал я, почти не сознавая от усталости смысла своих слов. — Ройял никогда не предстанет перед судом. Яблонский был моим лучшим другом.

Кеннеди отлично понял, что это означает. Он тихо сказал:

— Не хотел бы я, чтобы вы когда-нибудь стали охотиться за мной, Тальбот.

Я допил виски. Теперь оно уже не оказывало на меня никакого эффекта. Я чувствовал себя старым, измученным, опустошенным, мертвым.

Кеннеди заговорил снова:

— Что вы намерены предпринять?

— Предпринять? Намерен занять у вас сухие носки, ботинки и нижнее белье. Потом вернуться в дом в отведенную мне комнату, высушить свою одежду, надеть на руки наручники, пристегнуть их к кровати и выбросить ключи, которые сделал для меня мой друг. Утром они придут за мной.

— Вы сумасшедший! Почему они убили Яблонского?

— Не знаю, — устало ответил я.

— Только одно объяснение, — настаивал он. — Они убили его, так как обнаружили, что он слуга двух господ, обнаружили, что он обманывает их. А если они разоблачили его, должны были разоблачить и вас. Они уже поджидают вас в комнате, Тальбот. Им известно, что вы вернетесь, ведь они не знают, что вы нашли труп Яблонского. Как только ступите за порог, получите пулю в лоб. Неужели не понимаете этого, Тальбот? Господи, неужели вы действительно не понимаете этого?

— Все может быть. Возможно, они знают все обо мне, а возможно, нет. Я и сам многого не знаю, Кеннеди. Но может быть и так, что, все зная обо мне, они не убьют меня. Не убьют, пока я им нужен. — Я поднялся на ноги. — Все давай собираться.

 На какую-то секунду мне показалось, что Кеннеди намерен силой задержать меня. Но, видимо, выражение моего лица заставило его изменить намерения. Он дотронулся до моего рукава.

— Сколько платят за такую работу, Тальбот?

— Гроши.

— А вознаграждение?

— Никакого.

— Тогда, ради Бога, скажите, что заставило такого человека, как вы, взяться за эту безумную работу? — его красивое смуглое лицо выражало полнейшее недоумение, он не мог понять меня. Да я и сам не вполне понимал себя.