— Я тоже слышал. Ничего, все в порядке, — в голосе Ройяла было столько же тепла, как в куске льда, ему было трудно говорить успокаивающе, но несмотря на то, что забота о человеке была противна его натуре, он попытался успокоить Лэрри. — В лесу, да еще в темноте, всегда много всяких звуков. День был жаркий, что-то от этого расширилось. Сейчас холодный дождь, и это что-то, остывая, трещит. Ветер мог сбить на землю какие-то засохшие ветки с деревьев. Да мало ли еще что. Хватит разглагольствовать. Давай работай. Может, ты решил проторчать всю ночь под этим проклятом дождем?
— Послушайте, мистер Ройял, — шепот из возбужденного превратился в отчаянный. — Я не ошибся. Честное слово, я не ошибся. Я слышал…
— Что, пропустил вечернюю дозу своей белой дряни? — резко прервал его Ройял. Даже минутная любезность, оказавшись для него непосильной ношей, привела его в ярость. — Заткнись и работай. И как только меня угораздило связаться с проклятым наркоманом вроде тебя?! Лэрри замолчал.
Ответ на этот последний вопрос Ройяла мне тоже хотелось бы знать. Поведение Лэрри и тот факт, что его допустили к совместным делам генерала и Вилэнда, вольности, которые он позволял себе, — все это было странным не логичным. Крупная преступная организация ставящая целью получить огромные барыши, охотящаяся за целым состоянием, — и вдруг среди ее верхушки наркоман.
Преступные организации обычно подбирают людей даже еще более тщательно, чем крупные корпорации своих служащих, потому что одна досадная ошибка в выборе, один опрометчивый шаг, одно неосторожное слово могут оказаться для преступной организации пагубными, в то время как крупную корпорацию подобное никогда не приведет к полному краху. Крупные преступления — дело весьма серьезное, и большие преступники должны быть прежде всего крупными бизнесменами, ведущими свои противозаконные дела с величайшей осторожностью и скрупулезностью. Они вынуждены быть более осторожными, чем люди, послушные закону. И если что-то идет не так гладко, как им хотелось бы, считают необходимым убрать соперников или людей, представляющих опасность для их спокойного и безбедного существования. Они безжалостно убирают ненужных людей со своей дороги, поручая их уничтожение таким бесстрастным и вежливым людям, как Ройял. Лэрри так же опасен для них, как зажженная спичка, брошенная в пороховой склад.
Теперь я хорошо разглядел: в огороде были Ройял, Лэрри и дворецкий. Видимо, круг обязанностей дворецкого гораздо шире, чем они обычно бывают у человека данной профессии в лучших английских домах. Лэрри и дворецкий усердно орудовали лопатами. Вначале я решил, что они роют яму, так как Ройял прикрывал рукой фонарик, чтобы уменьшить свет, хотя даже в десяти метрах при таком дожде было трудно разглядеть что-либо. Мало-помалу, доверяя скорее слуху, чем зрению, понял, что они не роют, а засыпают яму. Я улыбнулся в темноте. Можно было поклясться, что они зарывают в землю что-то очень ценное, но что пролежит в земле не очень долго. Огород едва ли идеальное место для длительного хранения зарытого в землю клада.
Минуты через три работа закончилась. Кто-то заровнял граблями землю. Я решил, что они выкопали яму на недавно перекопанной грядке с овощами и хотели скрыть следы своей работы. Потом они вошли в сарай, находящийся в нескольких метрах от ямы, и оставили там лопаты и грабли. Тихо разговаривая, вышли. Впереди с фонариком в руке шел Ройял. Они прошли через калитку совсем близко от меня, я к тому времени отодвинулся глубже в чащу и встал за ствол дуба. Они направились по дорожке, к дому, и я слышал их тихие голоса, хотя не разбирал слов. Потом их голоса стали еще тише и, наконец, совсем смолкли. Луч света осветил террасу, открылась дверь в дом, а потом захлопнулась. Ее заперли на замок. Воцарилась тишина.
Я не двигался. Дыхание было ровным и легким. Дождь пошел с удвоенной силой. Листва дуба укрывала меня от дождя с таким же успехом, как зонтик из марли. Но я не двигался. Ботинки уже были полны воды, но я не двигался. Я стоял на месте, представляя собой статую, вырубленную из куска льда, а вернее — из материала, который был гораздо холоднее льда. Руки онемели, ноги замерзли, и безудержная дрожь колотила все тело. Я дрожал, как в лихорадке, и отдал бы все на свете, только бы подвигаться и хоть немного согреться. Но я не двигался. Двигались только мои глаза.
Теперь слух был бессилен помочь. Ветер, усиливаясь, свистел в ушах, вершины деревьев под его порывами раскачивались и шелестели, дождь стучал по листьям и земле. Даже если бы кто-то, ничего не опасаясь, беззаботно прошел в трех метрах от меня, шагов я не услышал бы. Так я простоял минут сорок пять. Мое зрение полностью адаптировалось к темноте, и внезапно в десяти метрах от себя я уловил какое-то движение.
Я уловил это движение, хотя его никоим образом нельзя было назвать неосторожным. Кто-то целеустремленно шел вперед. Внезапный яростный порыв ветра и дождя привел к тому, что терпение этой тени, появившейся из-под укрытия ближайшего дерева, кончилось, и она бесшумно двинулась к дому. Если бы я не наблюдал, не вглядывался в темноту воспаленными от напряжения глазами, я бы ничего не заметил, потому что, конечно, ничего бы не услышал. Но я не пропустил ее, эту тень, движущуюся бесшумно, как и положено тени. Крадущийся в темноте человек был смертельно опасен. Это был Ройял. Слова, которые он произнес, чтобы успокоить Лэрри, были блефом, рассчитанным на то, что их услышит кто-то притаившийся. Ройял тоже, конечно, слышал шум и насторожился. Но он, видимо, все же сомневался, что в сад проник посторонний. Если бы Ройял был уверен в этом, он оставался бы в засаде всю ночь, ожидая момента, чтобы нанести удар, смертельный удар . Я подумал, что произошло бы, если я вместо того, чтобы оставаться под укрытием деревьев, вышел бы после того, как эта троица удалилась, взял бы лопату и начал раскопки. И меня затрясло еще сильнее. Я словно бы видел себя, видел, как я наклонился над ямой, видел, как ко мне подкрался Ройял, и видел пулю, всего одну медно-никелевую маленькую пулю, выпущенную из револьвера 22-го калибра и вонзившуюся мне в затылок.
И все же я знал, что должен войти в сарай, взять лопату и расследовать, что произошло. Сейчас для этого было самое подходящее время. Потоки дождя, темная, как могила, ночь. Ройял едва ли явится в сад снова, хотя я не мог побиться об заклад, что этот человек с проницательным дьявольским умом не придет сюда вторично. Но даже если это произойдет, то ему потребуется минут десять, чтобы, после яркого света в доме, его глаза адаптировались к темноте, и он смог двигаться. Было очевидно, что фонарем он не воспользуется — если Ройял считает, что в огород проник посторонний, который видел, как они что-то закапывали, но стоял, притаившись, то расценит этого постороннего как человека осторожного и опасного, и не воспользуется фонарем хотя бы по той причине, что может стать мишенью и получить пулю. Ведь Ройял не знает, что я безоружен.
Десяти минут мне вполне хватит на то, чтобы все разведать. Поскольку закапывать на огороде что-либо надолго нелепо, а значит зарыли не глубоко. Тем более, что ни Лэрри, ни дворецкий не похожи на людей, которым доставляет удовольствие орудовать лопатой, и, следовательно, яма, которую они вырыли, ни на один сантиметр не будет глубже, чем этого требует необходимость. Я оказался прав. Нашел в сарае лопату, а потом место в огороде, где копали яму. С той минуты, как я вошел через калитку, до той минуты, когда, отбросив сантиметров десять земли, обнаружил ящик из сосновых досок, прошло не более пяти минут. Дождь, барабанящий по моей согнутой спине и по крышке ящика, был таким сильным, что через минуту на крышке не осталось никаких следов земли. — Ящик лежал под небольшим углом, и грязная вода стекала с него. Я осторожно, прикрывая его рукой, включил фонарик и осветил крышку. — Ни пометок, ничего, что указывало бы на содержимое. На концах ящика — веревочные ручки. Я, спрятав фонарик в карман, ухватился за одну из ручек и попытался приподнять ящик. Он был длиной около двух метров и такой тяжелый, словно набит кирпичами. И все же я мог бы сдвинуть ящик с места, но земля вокруг ямы настолько пропиталась водой, что ноги мои скользили и погружались в жидкую и мягкую массу, так что я сам, в конце концов, чуть не угодил в яму .
