— У Светы? — Сашка смотрит вслед девице.

— Угу. Пока, Фролов. Спасибо за чудесное совещание. И записала важное, и посмеялась от души, — через силу улыбаюсь, пока рассматриваю точеную фигуру мелкой фифы.

— Обращайся, Лялька, всегда к твоим услугам. И помни о пользе перемен…

Пожалуй, обойдусь! Хочу побыть одна, но одиночества боюсь. Специалист по мозговым конструкциям считает, что это первый шаг к долгожданному исцелению. Не очень-то я верю в эти сказки, но поговорить люблю, поэтому в качестве перемены обстановки, о которой, между прочим, говорил Фролов, под настроение, а не по графику посещаю только-только вставшего на путь помощи всем ненормальным молодого психолога и психотерапевта в одном лице. Так сказать, одновременно…

Политика компании предполагает ровные отношения внутри коллектива без привязки к субординационным моментам. На этом Костя с самого начала настоял. Вероятно, поэтому здесь царит спокойствие и дружеская обстановка, возмутителем которой стала я однажды, когда позволила себе весьма двусмысленные намёки по отношению к своим же подчиненным. Помню, как беленел Юрьев, когда оттаскивал меня, вцепившись крепко в локоть, от чьего-нибудь стола. Мне хотелось, видимо, острых ощущений или почувствовать себя женщиной, с которой муж находится не из жалости, а потому что… Любит! Потому что ценит, жалеет… И не ненавидит… Брезгует… Или из-за её ущербности комплексует.

— Спасибо, — Костя берёт ещё один пирожок с растянутой в кривой квадрат тарелки, рассматривает с интересом румяный край, водит носом, вдыхая аромат, но не спешит откусывать, зато откладывает на салфетку рядом с огромной чашкой, наполненной молоком с, возможно, любимым мёдом или каким-нибудь вареньем.

— Болит? — стою перед его столом, удерживая на вытянутых руках поминальное блюдо.

— Есть немного, — босс потирает тыльной стороной ладони покрывшийся испариной лоб. — Виновата погода, изменения которой я начал ощущать башкой и нижними конечностями, как просто на глазах дряхлеющий кобель.

— У тебя кровь из носа идёт, — заостряю внимание на тонкой ленточке, вытекающей из его ноздри. — Дать платок?

— Обойдусь. Оль… — сжимает и растирает переносицу.

— Всё нормально, — выставляю тарелку на его рабочий стол. — Ты сменил обстановку? Здесь как-то всё иначе. Каждый раз изумляюсь, когда вхожу, — неумело лащусь, бесталанно извиваясь.

— Что ты хотела?

С чего он решил, что мне что-то от него понадобилось? Я просто зашла к нему, чтобы угостить пирожками и помянуть мою маму. Никаких подводных камней и таких же скоростных течений.

— Ничего, — начинаю отступать.

— А это? — Красов выставляет локти на стол и по-школьному, как успевающий во всем отличник, выкладывает руки.

— Отнеси жене и сыну.

— Жене и сыну?

Дешёвый прием! Странно, что Костя об этом ни черта не знает. Повторять последнюю фразу собеседника — манипулировать его сознанием, принуждая отвечать быстро и зачастую невпопад. Он так меня не уважает?

— Да.

— Оль, я слушаю. Говори! Ты ведь неслучайно ко мне завернула, чтобы накормить вкусняшкой. Я не ребёнок и подобное читаю без запинок и ошибок. Что случилось?

— Юрьев выполняет какое-то особо важное поручение? — прикрыв глаза, шепчу и тут же запинаюсь.

— Нет. С чего ты взяла?

Господи! Я так и знала.

— Он уехал и весь день отсутствовал на рабочем месте, — выгляжу, скорее всего, как доносчица и жалкая шпионка, но мне с недавних пор на это всё равно. Это, между прочим, основная часть новой психотерапии. Быть в так называемом ресурсе и не обращать внимания на то, что о тебе придумывает незамолкающее окружение.

— Личные проблемы, — сухо сообщает Костя.

Ну да, конечно! Как я могла о таком забыть? Повернувшись к Красову спиной, направляюсь к выходу из кабинета.

— Оль? — начинает босс, останавливая громким голосом у самой двери.

— Что? — вполоборота повернувшись, замираю.

— Я подвезу, если ты не возражаешь…

Как жалко… Как пошло… Как противно… Просто до зубного скрежета! Здоровый босс, наш справедливый шеф, грозный работодатель и по совместительству друг семьи везёт домой испуганную до чёртиков общипанную курицу, трясущуюся то ли от ужаса, то ли от холода, то ли по причине растасканных вдрызг нервов.

«Наш Рома Юрьев — гребаный подлец» — как сегодня внезапно выяснилось. Привез с утра на работу, подвёл почти за ручку к двери кабинета, пожелал хорошего и продуктивного трудового дня, а после испарился. Снова… Я опять одна! Он меня оставил. Бросил. Посчитал ненужной. Наконец-таки ретировался, отправившись решать свои великие дела. Забыл. Покинул…

— Что ты хочешь в качестве подарка? — двигаясь на заднице, осторожно подбираюсь к водительскому креслу. — Костя? — ищу незамедлительного касания взглядами в узком зеркале заднего вида.

— Ничего, — он отворачивается, посматривая в свое окно, барабанит пальцами по рулевому колесу. — Не волнуйся, пожалуйста. Ромка просто где-то задержался.

Да уж… Где-то? Вероятно, на безотказной Василисе залежался.

— Кость…

— Не надо ничего. Я не шучу, — теперь он разговаривает со мной гордым профилем. — Просто приходите на праздник. Вместе. Не ругайтесь. Прекратите другу друга избивать. Всем очевидно, что такие отношения проверены не только временем, но и непростым событием. Какого чёрта вы творите? Я думал, что работа среди людей пойдет тебе на пользу, Оля. А теперь я узнаю, что вы решили развестись. Опять? Я прошёл через один развод и мне вот так, — он проводит ребром ладони по своей трахее, — хватило. Не думал, что это так изматывает. Сколько я всего наговорил тогда, все сгоряча и впопыхах…

— Праздник? — не придаю значения его словам. Не показываю вида и держусь, выставляя на лицо обворожительную, но всё-таки кривую ухмылку, цепляюсь фразой исключительно за предстоящий позитив.

— Не придирайся к словам, Юрьева. Ты меня услышала?

— Это для жены?

Нет! Не хочу об этом говорить, поэтому намерена упорно тормозить и сдерживать прорыв.

— Я хочу её порадовать, — босс всё-таки сдается и переводит в иное русло разговор.

— Считаешь, что дорогая, почти драгоценная гулянка эту девочку порадует? Она настолько любит власть и деньги, босс?

— У меня есть жена и я хотел бы представить Асю своим друзьям и коллегам. Это противозаконно? От тебя не ожидал подкола по поводу денег и надуманного положения. Грубовато выглядело, Оленька. К тому же, это вотчина Фролова. На тех полях наш писюша — жестокий плантатор и беспринципный господин! — он переводит взгляд на светофор, раскачивающийся на проводах, как на морских волнах, и выжимает нужную педаль, чтобы плавно тронуться с места. — Что с твоей машиной?

Меня лишили прав. Вернее, Юрьев об этом позаботился. Так волновался о том, что я могу разбиться насмерть в самолично устроенной аварии, что предусмотрительно поставил на пластиковом документе отметку «недействительны» по причине моего ума лишения. Полагаю, не обошлось без старых связей и долбаных дружков — Андрюша всё ещё грехи своей любви замаливает.

— Я боюсь водить.

— Страх? Из-за чего? — он перестраивается в нужный ряд и, сверившись с дорожной обстановкой по боковым зеркалам, поворачивает в нужный переулок.

— Костя, мне очень жаль, что тебе пришлось сегодня поработать извозчиком, но я не очень доверяю таксистам, а Юрьев по неотложным личным делам куда-то смылся, — вслепую шарю рукой в содержимом сумке, — да и баллончик не взяла.

Дура, дура, дура… Я его забыла! Вернее, выложила, потому что опрометчиво понадеялась на мужа. Поверила и обманулась, и сразу же получила неожиданный удар под дых, в районе солнечного сплетения.

— Его нет дома? — слегка вытянувшись вперед, Костя водит носом, прочесывая цепким взглядом лобовое. — Ты видишь его машину?

— Нет! Её здесь нет.

— Ты звонить ему не пробовала?

Обойдется. Ненавижу телефонные разговоры, какие бы они ни были. Ни письменно, ни устно не изложить того, что происходит за день, даже если он протекает без особых приключений.