Босс так же, как и я, до жути пунктуален — рабочий день заканчивается ровно через полтора часа. Прощаясь, мы, ослабив галстуки, расходимся по своим углам. Красов, прижав мобильный телефон к уху, не подходящими по статусу подскоками коряво направляется к машине, а я, уткнувшись носом в землю, дёргаю замок своей водительской двери.
Каких-то двадцать пять минут в дороге, и я въезжаю в широкий двор многоэтажной новостройки, где почти под крышей мы обитаем с Лёлькой.
Не пользуюсь лифтом не из-за каких-либо глупых убеждений. Но считаю, гораздо эффективней, да и полезнее для здоровья — стремительный подъем по лестнице.
— Добрый день! — сталкиваюсь нос к носу с соседом, живущим вместе с женой и тремя малолетними детьми напротив нас на той же площадке. — Выезжаете? — с изумлением во взгляде и опаской в действиях обхожу огромные, подписанные чёрным маркером коробки. — Что-то случилось?
— Привет! — хозяин хлопает мою ладонь, отбивая стандартное приветствие. — Нет. Всё замечательно. Бегаешь?
— Да. В чём дело?
— Завтра, вероятно, будем праздновать долгожданное новоселье в новом городе. Закончили с оформлением документов на купленную жилплощадь. Для трёх маленьких засранцев однокомнатная квартира совершенно не подходит. Искали-искали и, наконец, нашли побольше.
— А эту? — заглядываю внутрь помещения.
— Будем сдавать, наверное. Ты, если что, предлагай случайно подвернувшимся желающим. Вдруг кто на горизонте необустроенный появится.
— Разумеется. Ты один?
— Они уже на месте. Я забираю вещи так называемой первой необходимости, — разведенными по сторонам руками показывает масштабы «самого необходимого». — Там, кстати, машина не подъехала? — кивком показывает в предполагаемую сторону двора.
— Я не заметил.
Вернее, вообще не обратил внимания. Голова была забита кое-чем другим.
— Ром, извини, но очень много дел. Я один, боюсь, как бы чего случайно не оставить. Сожрёт ведь с потрохами, — последнее говорит так, словно укрывает сообщение мерзкой тайной.
— Да всё нормально, — спиной направляюсь к своей входной двери. — Передавай им привет и, пожалуй, с новосельем, бывший сосед.
— Без обид? — он поднимает крепко стиснутый кулак.
— Абсолютно, — с растянутой улыбкой повторяю дружелюбный жест…
Жена плетётся позади меня. Периодически присаживается, придерживая длинную широкую, в форме колокола, слегка раздутого по бокам, юбку белоснежного сарафана, что-то поднимает, предварительно подковырнув пальцем из утрамбованного водой песка, внимательно рассматривает, а наигравшись, откидывает в море и следит за тем, как найденное погружается в тёмную пучину, захватывая с потрохами от одиночества рокочущую громко бездну.
— Юрьев, неужели ты мог подумать, что я способна отрезать хвост коту? Или кастрировать малютку? Он, конечно, знатный безобразник, но…
У Лёлика другие методы? Она виртуозный манипулятор, но не кровожадный расчленитель.
— Нет, — резво отвечаю.
— А почему тогда с безобразно выпученными глазами бегал по квартире, разыскивая мелочь, которая преспокойненько спала на моём письменном столе?
— Я не бегал, — откидываю носками своих туфель гальку, встречающуюся на пути. — Чего ты прицепилась?
— Зачем мы здесь? — своевременный вопрос наконец-таки летит мне в спину. — Кого-то ждём или ты решил выпустить пар перед о-о-о-очень длинной ночью?
— Гуляем, — негромко отвечаю. — Соседи уехали, — как бы между прочим сообщаю.
— А-а-а, — тянет Ольга. — И что?
— Ничего. Просто так сказал.
Не молчать же, в самом деле.
— Нам больше не о чем говорить, Юрьев? Животный секс закончился и у тебя исчезли темы для поддержания беседы? Жена нужна, чтобы сбрасывать физическое напряжение?
— Ты чем-то недовольна? — прищуриваюсь, чтобы разглядеть невидимое на горизонтальной линии, чётко разделяющей две природные стихии.
— А ты?
— Переадресацию можно воспринимать, как утвердительный ответ?
— Сказывается мусорное прошлое? Мент!
— Прекрати, — шиплю сквозь зубы.
— Чего ты хочешь, Юрьев?
— Не я, а Красов. Он дал тебе два дня, Лёля. Мы закрыли предварительный разбор по Тереховой. Костя согласен со всеми условиями, но в силу личной незаинтересованности, а также из-за изменившегося гражданского статуса, он назначает главной «по тарелочкам» тебя. На то, чтобы собраться с мыслями и привести себя в порядок, босс даёт тебе два дня.
— Прости, я не расслышала. Два дня на то, чтобы уволиться? — она швыряет камень, попадая точно в поясницу. — Юрьев, повернись, когда разговариваешь со мной.
— На то, чтобы вернуться на работу с сохранением должности и всех преференций, — вынужденно поворачиваюсь. — Костя зла не помнит.
— Жить без меня не можете? Зла? Надеюсь, что ослышалась, иначе у меня, по всей видимости, мозговой провал. Я, кажется, сто лет назад оттрахала начальство без резинки, а после бросила с грудным ребёнком, лишив законных алиментов, отвергнув наследника строительной империи? До замужества Красов был настоящим мужиком, хоть и дважды браком окроплённым, а не…
— До женитьбы! Полагаю, ты, солнышко, оговорилась?
— Нет! Сказала так, как надо. Вы неудовлетворенные бабы, но только с недоразвитыми причиндалами по причине гормонального дисбаланса, угрюмые и склочные девицы, визжащие о том, как их обижают, лишая внимания и жалких средств к достойному существованию. Мало его Юлька драла, надо было сильнее, чаще и быстрее. Умница, что смогла от Кости отвязаться.
— Только об одном способна говорить? — дёргаю плечами. — Ты грубая…
— Замолчи! — хрипит и запускает новый камень, которым попадает по моим ногам. — Считаешь меня озабоченной потому, что говорю об этом открыто и спокойно, а главное, без жалкого стеснения? А ты не можешь глаз поднять из-за вины, которая настолько велика, что давит на глазницы, лишая напрочь зрения. Из-за тебя! Из-за твоей работы! Из-за грёбаной принципиальности! Из-за… Из-за… Я рассчиталась телом, отработав мужний долг.
Она права! Но промолчать, означает признать ту самую вину и занять очередь за возможным наказанием, а я так больше не хочу. Изменим правила и утихомирим только-только зарождающуюся бурю.
— Я считаю, что ты сильно перегибаешь, Лёля. Злишься на весь мир, но при этом наказанием изгаляешься исключительно на себе. Мы можем пробовать до бесконечности, придумывать новые правила, сознательно лишать себя чего-либо, но каждый раз ты упираешься в то, что больше не имеет никакого, в сущности, значения. Утрачено по причине давности, если такая формулировка подойдёт. Дело передано в архив небесной канцелярии или сожжено на даче умирающего от старости и выжившего из ума следака.
— Особо тяжкие не имеют срока давности, — огрызается жена. — Групповое относится к таким?
Решила освежить легенду?
— Два дня, Лёлик. Я не смог отстоять тебя, — перевожу наш разговор в другое русло. — Извини, — при этом глупо скалюсь.
— Не смог или даже не пытался?
И то, и то, конечно, но пусть тешит собственное сознание тем, что трусливый муж, как обычно, отстоял в сторонке, пока жену использовали по соответствующему назначению.
— Красову легко живётся. Странно, мне показалось, что мы друг друга поняли, когда…
— Особенно Фролов, — влезаю в её персональный диалог с собой.
— Что?
— Он по тебе соскучился.
— А ты бесишься? — странно задирает нос.
Гордится, видимо? Наслаждается событием? Возносит новость до небес?
— У тебя недостоверная информация.
— Наплевать? — с издевательским смешком предполагает.
— И снова мимо.
— Считаешь, что там без шансов на успех?
— Считаю, что до Фролова моя Юрьева не опустится ни при каких обстоятельствах, — потупив взгляд, слежу за тем, как Ольга приближается. — Ты ценишь постоянство, верность и незаезженное бесконечным повторением истинное чувство. Ты любишь меня! Только меня. До, во время и даже после.
— Охренительное самомнение, — она качает головой. — Да ладно, — отмахивается, ладонью рассекая воздух. — Наслаждайся, углубляясь в собственные мысли. Ковыряйся, рефлексируй. У тебя ведь с отречением проблемы.
