— Оль? — муж аккуратно встряхивает. — Не отключайся, солнышко. Как дела?

«Зови врача!» — надо заорать, но специфические пунктики характера свистят о том, что всё еще в пределах нормы. Чем дольше потерплю, тем быстрее расправляюсь с этой, черт возьми, живой проблемой.

— Процесс естественный, Роман Игоревич. Господи, — теперь заливисто смеюсь, — хочешь ещё один анекдот расскажу?

— Раз ты настаиваешь…

Правильно делает, что соглашается. А если нет, то будет только хуже.

— На приёме у гинеколога женщина с подтвердившейся беременностью задает интересующий её вопрос, — вальсирую на последнем слове, повышая тембр собственного голоса.

Хочу, чтобы он спросил, поэтому так лихо изгаляюсь.

— Какой?

Вы посмотрите, какое между нами существует взаимопонимание, сильное притяжение, мощное по силе единение, сплетение рук… Судьбы сплетение?

— Милый доктор, скажите, пожалуйста, в каком положении я буду рожать? А он ей отвечает: «В том же, в каком зачали этого ребёнка».

— Не смешно, но всё логично, — муж направляет нас к специализированной кровати.

— Куда ты?

— Я позову врачей. Ты слаба и схватки стали непрерывными и продолжительными, думаю, что появление на свет малыша — вопрос времени. Причем довольно быстрого.

— Какой у меня умный муж, но анекдот ещё не закончен, — упираюсь босыми пятками в стерильный пол. — Юрьев, отпусти! Я могу самостоятельно передвигать ногами. Я не больна и…

— Неужели я буду рожать в дорогом автомобиле с высунутой в окно ногой? — муж за меня заканчивает, почти формулируя «мораль сей басни». — Всё? Готова? — присаживается, чтобы удобнее взять и на руках, судя по его позиции, перенести меня в кровать.

— Не надо, — отскакиваю, выставляя руку перед собой. — Я не хочу, — по-воровски оглядываюсь по сторонам, внимательно слежу за его перемещением, фиксирую любое действие. — Я не хочу рожать. Уйди! Пять шагов назад, — шурую задом, пока не утыкаюсь жопой в угол, задевая этажерку с какой-то медицинской хренью. — Я домой хочу, — притиснув кулаки к губам, пищу куда-то вниз и внутрь.

— Всё будет хорошо, — сдается и в нужном жесте поднимает руки, обращая их ладонями ко мне. — Иди сюда…

Я не успеваю сориентироваться, как тут же оказываюсь рядом с ним. Обняв меня за талию, он направляет нас к разобранному спальному месту.

— Я позову… — не успевает договорить, потому как знакомый женский голос его интеллигентно обрывает.

— Добрый день, детвора! Чем тут занимаетесь?

Пока играем в города и ни черта не продвигаемся.

— Уже рожаете?

На ней надета больничная розовая форма: свободная рубашка, правый верхний уголок которой занимает небольшая аппликация с белым аистом и голеньким ребёнком, и широкие штаны, смешно подвёрнутые у мелких стоп.

— Я спрашиваю, как дела? Опять ругаетесь?

— Всё в порядке, — отвечает муж. — Не до этого сейчас. Хотя повод есть.

Вот это да!

— Какой? — я даже напрягаюсь.

— География. Ложись, жена, — подсаживает, затем закидывает мои ноги и расправляет задравшуюся бумажную сорочку. — Тшш! — приставив палец к носу, добродушно улыбается. — Послушаем, что скажет этот врач?

— Я готова, — зачем-то складываю руки на груди, вытягиваю ноги и, формируя треугольник, по-мертвецки раздвигаю стопы, а запрокинув голову, вдобавок прикрываю веки. — Делайте со мной, что хотите. Устала выступать.

— Спать? — свекровь игриво переспрашивает.

— Выступать, — не раскрывая глаз, спокойно исправляю.

— Спать будем дома, — Марго как будто бы не слышит, её прохладная рука ложится на мой лоб и поправляет скомканные волосы. — Олечка, пора рожать. Что скажешь, детка? — целует мягкими губами в щеку.

Ей лучше знать. Маргарита Львовна помнит своё дело как никто. А сколько через эти руки детворы прошло, уже не считать.

Три месяца назад мы подписали с Юрьевым контракт, затребовав от клиники так называемые партнерские роды. Однако в договоре чётко прописали, что в качестве сопровождающего лица во всем процессе будет выступать Марго. Такой себе внимательный профессиональный наблюдатель…

— Если хочешь, можешь покричать, — убирает налипшие на мой лоб мокрые пряди, осторожно оттянув резинку, заправляет их под шапочку. — Всё нормально. Ты умница, а малыш потихоньку к выходу головкой пробирается. Сейчас небольшой отдых, а потом…

— Опя-я-я-ть? — я жалко крякаю.

— Нужно зайчика родить, — поправляет воротник моей сорочки. — Жарко, детка?

Не то слово! Погода, видимо, сдурела. Ещё бы! Такой особый, важный случай. Почти великий день и даже больше.

— Криком не поможешь, — разочарованно вздыхаю.

— Правильно, но иногда неплохо выплеснуть всё то, что накопилось.

— Я хочу, чтобы Вы были там, — киваю на свои разложенные на больших упорах ноги. — Мне будет спокойнее, когда Вы его примите. Я не доверяю той тёте, — последнее шепчу. — Кто она такая?

— Там всё под контролем, детка. Акушер опытный, а у тебя никаких нештатных ситуаций. Как по учебнику! Поэтому давай родим, а потом видно будет.

— А папа где? — поворачиваю голову, чтобы встретиться с ней взглядом. — Он приехал?

— С Ромкой ждут в послеродовой палате. Это же мужчины! — свекровь смешно глаза подкатывает. — Я дала им не большое, но важное поручение разобрать вещи и обустроить больничный быт. При хорошем раскладе вас выпишут через три дня, но это не значит, что ты будешь жить в казарме. Мужчины не должны без дела слоняться. Раз не могут помочь здесь, пусть займутся общественно-полезным там.

— Хорошо, — громко выдыхаю. — Я… — мгновенно осекаюсь.

Опять? Опять! Ребёнок снова продвигается.

— Тихо, девочка, — мать подставляет мне плечо и предлагает для захвата руку. — Наша Юрьева идёт. Надо бы потужиться.

Я через многое прошла. Всё видела, всё осознала. Но то, что происходит в этой светлой комнате сейчас, вообще не подпадает ни под одно исчерпывающее определение…

— Поздравляю! Это девочка. Голосистая, чудесная малышка! — врач, чтобы показать мне, поднимает очень красного ребёнка. — К мамочке хочет? Боишься, маленькая? Холодно и чересчур светло, — женщина через маску улыбается. — Всё в порядке, Оля?

— Тётя Катя? — прищуриваюсь, чтобы рассмотреть спрятанное под стерильной тряпкой знакомое лицо. — Я Вас не узнала.

— Меня в этом образе никто и никогда не узнает, — она укладывает дочь ко мне на грудь. — Прижми её, пусть почувствует твоё тепло и запах. Не волнуйся.

Я не волнуюсь!

— А ты думала, что мистер Юрьева, железная Марго, позволит безалаберность и самотёк, когда речь идёт о первой внучке? — свекровь на ухо мне стрекочет. — Кать, что там дальше? — показывает взглядом на мой неприкрытый низ и сильно выпирающий живот.

— Ждём. Сокращения ещё идут. Минут десять. Ми-ни-мум.

Я вижу кряхтящий, сморщенный комок, покрытый с ног до головы какой-то белой слизью. Дочь ёрзает на мне, зевает, мило раскрывая ротик.

— Это…

— Ещё не всё. Вы связаны, но это ненадолго. Пора привыкать к раздельной жизни…

Рост мужа составляет сто восемьдесят пять, возможно, шесть, скорее, семь или даже восемь сантиметров. Не помню точно. Мой Юрьев чересчур большой, а по сравнению с новорожденной — неповоротливый гигант. Сегодня Ромка стал отцом. Однако, судя по его смешному виду, муж до конца в свершившееся не верит.

— Возьмешь? — Марго внезапно предлагает.

— Нет, — он зажимает пальцами свой нос и странно шмыгает.

— В чём дело, сынок? — она оглядывается на меня.

— Она очень маленькая и… Боюсь, что поломаю, — громко шепчет.

— Снимай рубашку, — свекровь подергивает нижний край его врачебной формы.

— Зачем?

— Чтобы почувствовать её тепло. Давай-давай, больно не будет. Игорь, не поможешь?

Отец, прихрамывая и опираясь на палку, подходит к жене и сыну.

— Кровать готова, Юрьев, — похлопывает по плечу. — Не дрейфь, товарищ капитан.

— Ром, возьми её на руки, — подтягиваю до груди прохладную пеленку и прошу, — пожалуйста-а-а.