Тем временем Вязов тупо стоял в двери. Он еще ничего не понимал и с недоумением смотрел на Бартелла, Стрижа и Митрохина.
Митрохин следил за секундной стрелкой на своих часах. Фирма «Конкорд» никогда не узнает, что по их продукции шел отсчет секундам, которые решали начало ядерной войны. Если связь не восстановится ровно через тридцать пять… тридцать три… тридцать одну секунду, думал Митрохин, значит, это не израильтяне. И тогда…
Бартелл тоже следил за секундной стрелкой на своих часах. Еще минуту назад он считал, что выиграл битву, но сейчас вся уверенность куда-то испарилась. Мало ли, что сказал ему вчера утром посол Израиля! Даже у израильтян может что-нибудь не выйти, сорваться. Что, если через двенадцать… одиннадцать… десять… девять секунд никакая кремлевская связь не восстановится, а в это время какой-нибудь ретивый советский офицер на Дальнем Востоке, увидев в небе армаду израильских самолетов, сам, по своему почину, атакует эти самолеты ракетами? Ведь после истории с Мартином Рустом любой советский пэвэошник даже родную мать собьет в небе прежде, чем задумается, стрелять или не стрелять…
Взрыв звука в тот момент, когда истаяла последняя секунда отсчета, оглушил их всех — и Митрохина, и Стрижа, и Бартелла, и Вязова. Дико, как с полуноты, зазвенели сразу все: радиосвязь, высокочастотная связь и все шесть телефонов на столике слева от кресла Стрижа. И тут же вспыхнул центральный экран телесвязи, на нем было лицо командующего Дальневосточным Военным округом генерала Купцова, который, видимо, уже давно кричал, надрываясь:
— Москва! Москва! В воздухе нарушители границы! Больше ста самолетов летят к нашей границе! Я их вижу сам! Радары не работают! Что делать?
— Я — Митрохин! Спокойно! Я — Митрохин! — сказал в микрофон Митрохин и вдруг не выдержал, крикнул, перебивая крик Купцова: — Заткнись, Купцов! Не паникуй! Дай мне их на экран, посмотреть…
Купцов нервными движениями нажал несколько кнопок на своем пульте видеосвязи, и тотчас на экране у Стрижа возникло мягкое очертание заснеженного Уссурийского хребта, освещенного зимним закатным солнцем. Над этим хребтом в безоблачном небе стремительно нарастал чудовищной силы гул сотни тяжелых транспортных самолетов и сверхзвуковых «Фантомов». Первое звено израильских истребителей демонстративно шло впереди — низко, открыто, в лоб, напрямую к советской границе. Их серебристые крылья с голубыми шестиконечными звездами Давида, казалось, заполняли экран…
— Прикажите стрелять! Товарищ Митрохин, прикажите стрелять! — снова закричал Купцов. — Плевать на радары! Мы врежем прямой наводкой!
В этот момент включился левый, боковой экран пульта видеосвязи, на нем возникло лицо Дежурного по Центру Космической Разведки.
— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Докладывает майор Рогов из ЦКР. По данным космической разведки, американская военная авиация и ракетные части получили приказ о высшей боевой готовности…
— Мои истребители уже в воздухе! — продолжал кричать генерал Купцов с Дальнего Востока. — Разрешите атаковать! Разрешите ата…
— Где была твоя сраная космическая разведка десять минут назад? — крикнул Стриж майору Рогову, все еще стоя у окна. — Откуда взялись эти жиды?
— Они взлетели с японского острова Хоккайдо, — спокойно сказал майор. — Я вам докладывал, но ваша связь не работала…
— Хоккайдо?! Откуда столько жидовских самолетов на Хоккайдо? Как они туда попали?
— Этого я не знаю, товарищ Стриж. Спутники их раньше не видели.
— Они над нами! Они над нами! Смотрите! — орал тем временем генерал Купцов, и центральный экран, действительно, покрылся корпусом проносящегося вблизи израильского «Фантома». — Я атакую! Я ата…
— Отставить! — рявкнул Митрохин, вытер вспотевшее лицо и сказал устало, охрипше: — Генерал Купцов, слушайте и выполняйте. Никакой стрельбы! Эти израильтяне везут хлеб нашим евреям на Дальнем Востоке. Наше правительство решило еще раз продемонстрировать миру гуманность нашего народа по отношению к нашим гражданам еврейской национальности. Дайте этим самолетам воздушный коридор и свободный проход через границу…
Сильнейший звук хлопнувшей двери сотряс хрустальную люстру, висевшую под потолком кремлевского кабинета.
Это взбешенный Стриж вышел, хлопнув дверью.
Митрохин выключил видеосвязь, сел в кресло и, бессильно держа голову двумя руками, тупо смотрел на опустевший экран.
Бартелл встал, полагая, что ему уже нечего здесь больше делать. Но в этот момент вернулся Стриж. У него было решительное лицо и деловая уверенность в крепкой фигуре.
— Так! — властно сказал он Бартеллу с порога. — Садитесь! На каких условиях Израиль подпишет с нами Пакт о взаимном неприменении никаких видов оружия — ни существующих, ни тех, которые могут быть изобретены в будущем?
— Я… я затрудняюсь говорить от имени Израильского Правительства. Но думаю, что если вы освободите два миллиона заключенных евреев…
— Нет. Мы их не освободим, — жестко сказал Стриж. — Но мы можем отдать их Израилю на определенных условиях.
— Я могу сегодня же вылететь в Иерусалим, чтобы передать ваши условия.
— Наши условия следующие, — сказал Стриж. — Израиль гарантирует неприменение парапсихологического и всех прочих видов оружия по отношению к СССР и другим странам советского блока. Это первое. Второе: Израиль употребит все, я повторяю, ВСЕ свои возможности, включая эту проклятую парапсихологию, чтобы удержать Правительство Китая от интервенции в Сибирь…
Бартелл сделал изумленное лицо, хотя он уже хорошо понял идею Стрижа. Два миллиона заключенных евреев сооружали антикитайскую линию обороны, и при этом еще и сами были некой формой защиты от китайского вторжения — даже простое физическое уничтожение этих двух миллионов людей могло задержать китайцев на какое-то время при их рывке в Сибирь. А кроме того, это уничтожение поставило бы Китай на грань войны с Израилем и США. Теперь Стриж решил, что, если уж терять эти два миллиона заложников, то только при условий, что их функции будут выполнены кем-то другим и не менее надежно. И если Китай будет нейтрализован Израилем, Стриж и Митрохин смогут бросить армейские дивизии, привязанные сейчас к китайской границе, на подавление уральского восстания. В 41-м году именно эти сибирские дивизии спасли Москву от захвата немецкими войсками и решили, тем самым, исход Второй Мировой войны…
Тем временем Митрохин быстро поднялся с кресла, словно воспарил над ним от идеи Стрижа. И сказал Бартеллу:
— Да, совершенно верно! Израиль сможет получить всех русских евреев в том случае, если мы будем иметь твердые гарантии, что эта история с телефонной связью и прочие парапсихологические и библейские штучки никогда у нас не повторятся, это раз. И Китай на нас не нападет — это два…
— Но как Израиль может гарантировать ту или иную политику Китая? — продолжал разыгрывать изумление Бартелл. Он вовсе не был уверен в том, что новое израильское парапсихологическое оружие способно диктовать волю целым правительствам. Если бы это было так, то на кой черт вся эта операция с продовольственным десантом и его визит в Кремль? Израильтяне могли просто велеть Стрижу, Митрохину и всем прочим антисемитам возлюбить евреев…
— Гарантии пускай предлагает Израиль, — жестко сказал Стриж. — Два миллиона евреев, которых мы можем им отдать, это реальность. Гарантии о ненападении Китая тоже должны быть реальными, а не просто словами на бумаге. Например, мы не будем возражать, если вместо евреев вдоль китайской границы будут немедленно, в качестве гаранта, поставлены войска ООН… — Стриж подошел к пульту видеосвязи, набрал короткий код, и центральный экран снова показал ему Командный пункт Дальневосточного военного округа. Там несколько высших офицеров молча сидели за видеомониторами и экранами радаров. В стороне, за столом, перед уже пустой бутылкой водки сидел пьяный генерал Купцов.
— Что у вас происходит? — спросил Стриж.
Полковник лет сорока, начальник штаба Дальневосточного округа, повернулся от своего экрана и сказал без всякой интонации:
