Но даже среди той гвардии, которую отбирал для себя Зарудный, не было посвященных в его истинный прицел. Да, неделю назад он и сам не мог бы сформулировать свои цели. Он просто ЖДАЛ. Только ждал не пассивно, а — как профессиональный офицер, постоянно проигрывал в уме различные варианты возможного боя. Потому что способ уничтожения ненавистной ему коммунистической системы Степан Зарудный признавал только один: силовой, армейский — так, как с семи и до тридцати пяти лет его учили в Советской армии. «Войны может никогда не быть, но мы должны быть готовы к ней всегда!» — это вошло в его кровь еще в Суворовском Училище…

Когда Стасов, Обухов и мать погибшего «афганца» Вера Колесова оказались за милицейской решеткой, а Ирина Стасова сожгла себя в дверях обкома партии, что-то толкнуло Зарудного в душу, что-то сказало: «Все! Это ТА ситуация! Это может поднять всех „афганцев“! Сейчас или никогда!»…

А остальное — похищение Вагая, трупов из морга и шести вагонов с боеприпасами, а затем тихое, ранним утром исчезновение двух сотен самых надежных «афганцев» с территории «Уралмаша» и их появление на заводах в Исети и в других городах, — это все было только началом тех планов, которые он вынашивал по ночам, не веря, что когда-нибудь станет осуществлять их. Теперь, стоя у темного окна и ожидая решения бастующих рабочих, Зарудный гадал и пытался понять то, что не суждено знать наперед ни одному человеку, затевающему мятеж, восстание, переворот, революцию — правильно ли выбран момент.

Там, за кирпичным заводским забором стоит сейчас кольцо милицейского и гэбэшно-армейского оцепления, но только эта враждебная полоса отделяла теперь Степана Зарудного от всей остальной России. Он не думал об этой полосе, он знал, что прорвать ее не составит труда. Но что ждет его за этой полосой, во тьме России?

Вереница автомобильных фар вынырнула вдруг вдали, в черном чреве неосвещенных уральских улиц и стала приближаться к «Уралмашу». И Зарудный вмиг вспомнил строку из донесения своих «афганцев»; «В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ АВТОКОЛОННА С ПРОДУКТАМИ ДВИЖЕТСЯ ОТ АРМЕЙСКИХ СКЛАДОВ К „УРАЛМАШУ“». Как он мог забыть об этом, елки-палки! Он быстро прошел к столу, на котором лежала коробка «Казбека», нервно закурил и почти бегом вышел из полутемного конференц-зала.

Екатеринбург.

17.25 по местному времени.

Длинный обкомовский лимузин «Чайка» катил по черным, без уличных огней улицам, враждебно притихшим в морозном январском вечере. За «Чайкой», ревя дизелями, двигалась колонна тяжелогрузных шестиосных рефрижераторов. Поеживаясь на заднем сиденьи лимузина не столько от мороза, сколько от страха, Серафим Круглый нервозно думал о предстоящей встрече с Зарудным и забастовщиками «Уралмаша». Какого хера он должен заискивать перед этим быдлом? Расстрелять их надо к чертям — прямо на заводе!

Но расстрелять забастовщиков мог только Зотов, а Зотов не хотел атаковать «Уралмаш», чтобы не повредить цеха по производству танков. Танки, похоже, очень скоро понадобятся Стрижу и Митрохину. Не зря этот Зотов хочет взять живьем главарей забастовки и предъявить их стране, как израильских и японских шпионов. Но как же ему, Круглому, явиться на «Уралмаш» после того, как его там освистали? «У вас нет выбора… Мы вас расстреляем!» — сволочь этот Зотов, сталинское отродье! А ведь и вправду расстреляет, если…

И вдруг, как осененный неожиданной идеей, Круглый резким движением вырвал трубку радиотелефона из клемм:

— 19-й райотдел милиции, капитана Беспалова! — и когда его соединили, сказал Беспалову: — Эти Стасов, Обухов и Колесова еще у тебя?

— Так точно, товарищ Круглый, — ответил Беспалов.

Не в начальственной манере Круглого было обсуждать свои планы с мелким милицейским чином. Он просто приказал:

— Посади их в «воронок». Сейчас я за ними заеду, — и бросил шоферу: — Налево, к Кирпичному проезду! В 19-ое отделение!

И у него отлегло от сердца — кажется, он-таки придумал, как ему явиться на «Уралмаш» и купить этих забастовщиков! Он привезет им этих арестованных, из-за которых начался весь сыр-бор, — Стасова, Обухова и Колесову. Пусть возьмут их, пусть подавятся, а завтра уже утром эти Стасов, Обухов и Колесова, наверняка, пойдут во главе похоронной колонны, и на кладбище мы их снова арестуем! Да, это замечательная идея, даже московский бульдог Зотов не допер до такого трюка!

Спустя несколько минут черный обкомовский лимузин и колонна из шести грузовиков-рефрижераторов притормозили у Кирпичного проезда. Здесь, как и было приказано, их уже ждал милицейский «черный ворон». Взревев мотором, он присоединился к колонне, стал сразу за лимузином Круглого. При этом Круглому и в голову не пришло хотя бы взглянуть на тех, кого он решил подарить рабочим «Уралмаша».

Но именно в этой мелочи и заключалась вся хитрая подлость Истории.

Тем временем вокруг «Уралмаша» текла уже налаженная бивуачная жизнь. Палатки плохо защищали солдат от мороза, и поэтому все, кто мог, прятались в армейские машины — грузовики, «газики», легкие бронетранспортеры — жгли горючку для обогрева кабин. Все пространство вокруг кирпичного забора «Уралмаша» было заполнено гулом моторов и сизым дымом солярки, который не истаивал в морозном воздухе, а висел в нем гигантскими белыми грибами.

Подъезжая к темной полосе этого оцепления завода, Круглый вновь снял телефонную трубку, связался с диспетчером городской электросети и приказал немедленно дать свет «Уралмашу». Он сделал это только ради собственной безопасности, чтобы не в темноте выступать перед рабочими, но эффект неожиданного возвращения заводу электричества оказался чрезвычайным.

Еще минуту назад во всех цехах завода шли бурные и довольно агрессивные митинги. Темнота гигантских цехов, блики электрических фонариков и свечей, громадные тени, отбрасываемые от выступающих, — все это воспаляло людское воображение, прибавляло решительности немедленно идти и сражаться с силами тьмы, насилия, диктатуры. Яркий электрический свет, неожиданно вспыхнувший повсюду, как-то разом сбил этот пыл, словно осветил людей за каким-то нескромным занятием. Вмиг забыв о своих ораторах и лидерах, тысячи людей ринулись из цехов на заводской двор — неужто мы победили? У-р-р-а!

Да, у людей, что называется, отпустило. Взявшаяся из воздуха, а, точнее, из электрического света мистическая надежда на мирный конец конфликта с властями разом освободила их души от потайного сознания смертельного риска их затеи — так на фронте даже самый храбрый солдат рад любому перемирию, а еще больше — миру…

— У-р-р-а-а!..

Услышав из-за заводских ворот этот ликующий крик нескольких тысяч глоток, Круглый окончательно приободрился: настал его звездный час! И, выйдя из машины на свет ярко вспыхнувших прожекторов у Центральной проходной «Уралмаша», он живо, молодо подобрался своим полненьким телом, как-то статно развел плечами под своей канадской дубленкой и, не тая победной улыбки, зашагал к закрытым воротам завода и к стоящим в проходной молодым рабочим-«афганцам».

— Откройте ворота! — властно сказал он вышедшему ему навстречу Зарудному. — Я хочу говорить с народом.

— Но вы уже выступали, утром… — сказал Зарудный, и Круглый — большой знаток начальственных интонаций — тут же уловил нотки растерянности в его голосе. Круглый обрадованно усмехнулся:

— Да, выступал. А теперь выступлю вечером. Я привез людям продукты, вы возражаете?

— Нет, — хмуро сказал Зарудный. Если появление света, всего-навсего электрического света, ничего больше, вдруг вызвало у рабочих такую радость, то что же произойдет, когда Круглый откроет перед ними двери рефрижераторов и предложит им мясо, гречневую крупу, рис, масло?

Но остановить Круглого Зарудный, конечно, не мог. Он приказал «афганцам» открыть ворота и, с предчувствием поражения, молча поплелся за въезжающими на заводскую территорию рефрижераторами и милицейским «черным вороном».