Спицы еще быстрей заходили в руках Раисы, слезы выступили на глазах. От этой тишины и снега на окнах можно действительно рехнуться. Лишь изредка, пару раз в неделю, откуда-то из-за леса донесется резкий взрев реактивного двигателя, затем взлетит над лесом эскадрилья реактивных истребителей, прочертят небо узкими белыми респирационными хвостами и — снова тихо, как в могиле. Сутками! Она, Раиса Горбачева, хозяйка Кремля и теневого «кухонного» правительства, обречена теперь сгнить в этом лесу, неизвестно где. Даже местонахождение этой дачи невозможно выпытать у безмолвных солдат охраны! Раз в день, рано утром, в воротах дачи появляется военный вездеход. Взвод солдат — в большинстве чучмеки: узбеки или таджики — заступает на суточное дежурство по охране дачи, а начальник караула ставит на крыльцо дачи судки с горячим обедом и ужином. Скорее всего — с кухни соседнего, за лесом, авиаполка. Днем те солдаты, которые свободны от распиловки дров и охраны, либо спят в маленькой караулке у ворот, либо режутся там в нарды, а вечером начальник караула так же молча забирает с крыльца дачи пустые судки из-под еды. Вот и вся рутина этой ссылки — сиди в доме или ходи вокруг него по «малому гипертоническому кругу», как назвал эту прогулку Горбачев, когда их только привезли сюда.

Тогда, в самом начале этой ссылки, Горбачев все строил планы реванша и твердил Раисе, что мир не даст Митрохину и Стрижу уничтожить его, Горбачева! Что за него, Горбачева, как когда-то за Сахарова, борются сейчас все западные лидеры и все прогрессивные силы мира. Что в Нью-Йорке, Лондоне, Бонне, Париже, Амстердаме и так далее гигантские демонстрации с плакатами «Свободу Горбачеву!» бушуют под окнами советских посольств, что газеты печатают их портреты, а знаменитые западные писатели, ученые и деятели культуры, которых он так прекрасно принимал в Москве, шлют новому кремлевскому правительству петиции и запросы о судьбе Горбачевых.

Но шло время — месяц… второй… пятый… двенадцатый… А 27 дней назад Горбачев, как взбесился, — объявил голодовку, требуя газет и радиоприемника. Как всегда, по утрам на крыльце появлялись судки-кастрюльки с едой. И большая поленница свеженаколотых дров вырастала здесь же к полудню. А вечером начальник караула забирал выставленные на крыльцо судки. Теперь, впрочем, эти судки были почти полными — много ли могла съесть Раиса, когда муж голодал?..

Дальний рокот двигателя бронетранспортера отвлек Раису от ее мыслей. Она взглянула на мужа. Но он ничего не слышал — то ли спал, то ли уже находился в предсмертной прострации, за чертой связи с этим миром. Только в провале его черного рта еще чуть посвистывало медленное стариковское дыхание, и в такт этому дыханию чуть шевелились серые небритые щеки. Раиса встала, пошла к окну. За двойными стеклянными рамами был блеклый уходящий день. Стена высоких заснеженных елей и сосен поднималась прямо над двухметровым каменным забором дачи, мутное зимнее небо сыро и дрябло укрывало мир. В такую погоду легко вешаться и расстреливать, тоскливо подумала Раиса.

Два солдата в гимнастерках без пояса выскочили из бревенчатой караулки, побежали открывать ворота — их тоже удивило внеурочное появление бронетранспортера, который обычно появлялся только со сменой караула. Но на этот раз бронетранспортер не остановился в воротах, а, слепо светя фарами при дневном свете, подкатил прямо к крыльцу дачи.

Сердце у Раисы рухнуло, как в скоростном лифте. Вот и все. Вот и все, Господи! Доигрался он со своей голодовкой! Сейчас их вытряхнут из этой дачи, короткая автоматная очередь и…

Молодой сержант с круглым лицом не то узбека, не то таджика деловито выпрыгнул из кабины вездехода, обежал его и откинул брезент кузова. Водитель-ефрейтор и еще четверо сержантов, подбежавших сюда во главе с начальником караула, помогли ему достать из кузова бронетранспортера какие-то ящики и пакеты. Затем гулко, как от удара сапога, хлопнула входная дверь, и в дом, даже не отряхнув снег с сапог, вошли эти солдаты, неся…

Боже мой! — ахнула про себя Раиса. Телевизор! Пачки с газетами! «Правда»! «Известия»! Даже «Вашингтон пост» и лондонский «Таймс»! И радиоприемник «Рига-107»!

— Миша! Смотри! Ты выиграл!.. Подождите, куда вы? — ринулась Раиса вслед выходящим солдатам. Как же так? Бросили газеты, поставили телевизор и радиоприемник и пошли?! Ну, хоть слово-то можно сказать?

Раиса дернула за рукав солдата-узбека:

— Подождите, товарищ!

Он высвободил свой локоть.

— Ызвыните, — сказал он с узбекским, что ли, акцентом. — Я не ымей прав с вами гаварыть.

— Но как же эти газеты? Радио? Как понимать? Мы теперь будем получать газеты? Даже иностранные?

— Каждый день… — подтвердил сержант. — Ызвыните…

И — вышел.

— Миша! Миша! — побежала Раиса к мужу и увидела, что он уже и сам проснулся и даже пытается встать. Но поднять свое тело и эти тяжелые одеяла было ему уже не под силу.

— Нет, нет! — закричала Раиса. — Не вставай! Ты что? Тебе нельзя! Выходить из голодовки нужно медленно, постепенно. Лежи…

Он поморщился с досадой, даже с презрением к этой вечной ее пустой болтовне. И показал своей тонкой пергаментной рукой на радиоприемник, чуть покрутил ею в воздухе — мол, включи радио, включи!

— Нет! Теперь — суп! Одну ложку чистого супа! Одну ложку!

Он снова поморщился, но она уже знала свою силу: все — и радио, и газеты, и телевизор он получит, если только будет слушаться ее, если правильно и послушно станет восстанавливать свои силы и здоровье! Кажется, и он уже понял этот жесткий ее ультиматум. Он закивал головой и слабо показал пальцами на стоявшие на столе судки с едой — мол, дай уже этот суп и быстрей включи радио!

Да, он опять выиграл, он всегда выигрывал, Михаил Горбачев, он выигрывал всю жизнь! Судьба снова ворожила ему, как всегда ворожит она своим фаворитам. Теперь им каждый день будут приносить свежие газеты, даже «Вашингтон пост» и «Таймс»! И они будут слушать радио — весь мир, даже русские передачи «Голоса Америки», «Би-Би-Си» и «Свободы», потому что тут, в лесу нет, конечно, радиоглушилок…

Но через три часа радость победы стала испаряться. Конечно, они уже просмотрели все газеты и одновременно включили и телевизор, и радиоприемник. Из газет они узнали, что он, Михаил Горбачев, оказывается, все еще является формальным главой государства — Президентом СССР. А его отсутствие в Кремле «Правда» объясняла его слабостью после ранения, инфарктом и режимом полного отдыха, предписанного врачами. Так в 1922 году Сталин изолировал Ленина в Горках… Короткая домашняя антенна телевизора «Рубин» брала лишь одну программу — телестанцию города Кургана, так они узнали, где же они находятся географически — в восточных предгорьях Урала. Но главное было не в этом. Раиса поставила радиоприемник «Рига-107» прямо на кровать Горбачеву, и он упрямо, вот уже четвертый час, крутил рукоятку настройки и ловил «враждебные голоса» русских и английских западных станций. Но, прослушав и «Би-Би-Си», и «Немецкую волну», и «Свободную Европу», и «Голос Америки» и даже «Радио Канады», Горбачевы ни разу не услыхали того, ради чего Горбачев завоевал этот радиоприемник и эти газеты. Нигде в мире не было никаких демонстраций с транспарантами «Свободу Горбачевым!», и никто не писал новому советскому правительству писем протеста по поводу их ссылки и изоляции, и ни один нобелевский лауреат из тех, кто так любил приезжать в Москву на горбачевские форумы мира, — ни один из них! — даже не послал Стрижу и Митрохину запрос о судьбе или хотя бы здоровье лауреата Нобелевской премии мира Михаила Горбачева!

За прошедшие 15 месяцев мир забыл о Горбачеве столь же быстро, как в свое время он забыл о свергнутом русском царе Николае Втором, о сбежавшем с Филиппин Фердинанде Маркосе или об ушедших в отставку Пьере Трюдо и Менахеме Бегине. Мир оставил Горбачева в прошлом, на перевернутой странице истории, как он всегда поступает со своими лидерами, сметенными с политической арены.