– Охраннику! Охраннику! Да кто посмеет сунуться в дом к самому Перову? Охранник, конечно, скажет, что к Перовым никто не приезжал!
– Да, но я-то беспрепятственно к вам попал! Приехал на такси, отпустил машину у поста, и пешком дошёл до вашего дома. Парень в будке на меня даже не посмотрел.
– Да потому что я позвонила на пост и сказала, что жду вас! – заорала Эльза. – И при этом подробно вас описала – маленький, плюгавенький, плохо одетый, извините.
– Всё! – гаркнул вдруг Гранкин, насколько мог гаркнуть. – Всё, прекращаем базар! Вы, Эльза Львовна, последуете примеру Андрея Крылова, и на время переберётесь в гостиницу. И чтобы никто не знал, в какую! Сообщите название только мне. Будете сидеть там тихо, как мышка, пока... пока я не сообщу вам имя преступника.
– И как долго сидеть? – стала вдруг покладистой Эльза.
– Не дольше... – Виталя подсчитал в уме оставшиеся у него в запасе дни. Ровно через неделю истекает срок, отведённый ему похитителями. – Не дольше недели.
– Ой! И вы справитесь?
– Мне деваться некуда, – серьёзно сказал Виталя. Он вдруг впервые за всё это время ощутил острую потребность рассказать кому-нибудь о своём несчастье. Он так захотел этого, что почувствовал, что готов это сделать прямо сейчас, здесь, прямо вот этой взбалмошной, расфуфыренной, глуповатой дамочке. Чтобы не поддаться соблазну, Гранкин принялся насвистывать какой-то мотивчик.
– Мне говорили, что вы профессионал! – Эльза схватила Виталю за руку и стала её трясти. – Я знаю, вы ездите на такси и так занюхано выглядите, потому что шифруетесь! Я всё сделаю, как вы скажете. Перееду в гостиницу, буду сидеть тихо и никому не скажу, где я. Только вам. Нет, ещё мужу, можно? Он будет звонить.
– Нет, – отрезал Виталя. – И мужу нельзя. Пусть поволнуется в своём Париже. Людям, для которых существуют только финансовые интересы, это очень полезно.
* * *
Виталя выбрался из посёлка только к вечеру. Он наотрез отказался, чтобы Эльза подвезла его в город. Она укатила в гостиницу «Северную», а он долго топал пешком по пустынной трассе, напевая под нос любимую Галкину песню.
– Важней всего погода в доме,
А остальное ерунда.
Песня была душевная, трогала самые сокровенные чувства, бередила открытую рану, и слёзы то и дело подкатывали к глазам.
– Есть я и ты, а всё, что кроме
Легко уладить с помощью зонта.
По трассе, ведущей в посёлок «крутых», не ходили ни автобусы, ни троллейбусы, Гранкин всё топал и топал, пел и пел. Когда песня заканчивалась, он начинал её снова. Наконец, ему попалась какая-то остановка, и он запрыгнул в первый же подошедший автобус.
У дома его поджидал сюрприз.
– Вить! – раздался знакомый голос, когда Виталя уже заходил в подъезд.
Гранкин обернулся и увидел Ивана Терентьевича, стоявшего у консервативного чёрного «Мерседеса». Профессор радостно замахал руками.
– Вить! А я тут тебя поджидаю!
– Вань, случилось чего? – испугался Гранкин и быстрым шагом подошел к профессору.
– Случилось, Вить! Меня пригласили в Дом культуры «Сельскохозяйственник» на лекцию по домашнему виноделию! Читает кандидат сельскохозяйственных наук! Поехали, Вить!
– Фу-у, ну ты перепугал, Вань. Я думал, случилось чего!
– Так случилось, Вить! Такие лекции раз в сто лет бывают! Там такие секреты можно узнать! Ведь у каждого в виноделии свой опыт! Поехали!
– Я... э... мне б поработать ещё сегодня...
– Знаю, мне твой сосед сказал, что ты страшно занятой человек. Дома тебя практически не бывает, всё на работе горишь.
– Какой сосед, Вань?
– Ну, такой импозантный, на Никиту Михалкова похож.
– Он с тобой разговаривал?! Обо мне?
– Ну да, а что тут такого? Я спросил, он ответил. Поехали, Вить!
– Поехали! – решился вдруг Гранкин. Мысль, что сейчас ему придётся входить в пустую квартиру, была просто невыносима.
Виталя уселся на пассажирское сиденье и уставился в окно. В конце концов, профессор человек очень приятный, потеряет Виталя всего часа два, и за ночь успеет дочитать странный рассказ в тетрадке. Не может быть, чтобы в этом рассказе не было никакой подсказки к тайне гибели Ады Львовны. Виталя в этом был почему-то уверен.
– А где Проходимец? – спросил Виталя Ивана Терентьевича, когда тот уселся за руль.
– Так я на нём только когда выпью! – захохотал профессор. – Это машина для нестандартных ситуаций и особого состояния души. На светские мероприятия я езжу на банальном «мерине»!
...На лекции Виталя заснул. Вернее, сначала он старательно изображал интерес к предмету, так как они с Иваном Терентьевичем уселись в первом ряду, прямо перед кафедрой лектора, но потом Гранкин не выдержал и закемарил.
У лектора было красное обветренное лицо, и говорил он чудные вещи.
– Вино из одуванчиков! – выкрикнул лектор без всяких вступлений, и немногочисленные присутствующие застрочили в блокнотах, словно студенты на лекции. Профессор включил диктофон.
– Из одуванчиков! – восторженно прошептал он. – О таком я и мечтать не мог! Моя Маргарита их полет и полет, а они всё растут и растут!
На этих словах Виталя провалился как будто бы в сон, но мозг при этом продолжал задавать вопросы.
Почему тетрадь была спрятана за батареей?
Что искали в гостиной Крылова и в доме Перовой? Кто искал? Наверное, кто-то свой, раз следов взлома не было ни там, ни там. Ведь Гранкин той ночью подходил к двери коттеджа, она была закрыта. И Эльза открыла дверь своего дома ключом. Наверное, кто-то свой!
Это была дельная мысль, вполне достойная детектива.
Кто такой Геральд? Почему почерком Ады ведётся повествование от имени какой-то Анель, с которой у Крыловой не совпадает ни внешность, ни возраст, ни имя, ни место действия, ни... вообще ничего?
В виду чрезвычайности сложившейся ситуации Виталя совсем забыл спросить у Эльзы, знает ли она, кто такие Анель и Геральд. Ещё он забыл у неё спросить, были ли у Ады туфли на высоких металлических каблуках, и кто из её окружения курит сигареты «Vogue Aroma». Всё это нужно спросить у Эльзы, и это тоже была весьма неплохая мысль для детектива.
Очнулся Виталя от бурных аплодисментов. Он открыл глаза и увидел, что профессор аплодирует стоя. Довольный лектор раскланивался так низко, что чуть не стукался лбом о сцену.
– Браво! – крикнул профессор и, заложив два пальца в рот, громко свистнул. – Браво, коллега!
– В следующий раз, друзья, – воскликнул кандидат сельскохозяйственных наук, – попробую договориться с администрацией ДК о проведении дегустации. А теперь наш вечер продолжит замечательный коллектив! Песня не даёт его участникам унывать и стареть!
– Вань, – потянул Гранкин профессора за рукав, – Вань, тебе ничего не говорят имена Анель и Геральд? В окружении четы Крыловых не было таких людей?
– Понятия не имею, – торопливо ответил Иван Терентьевич, – тебе лучше об этом у Эльзы спросить. Откуда ты их выцепил? Такие имена обычно бывают у героев дамских романов.
– Для вас поёт ансамбль «Алая зорька»! – выкрикнул лектор, с удовольствием выполнявший обязанности конферансье. – Приветствуем!
Зал зааплодировал, профессор засвистел. Гранкин вскочил как ошпаренный и ринулся к выходу. Такого поворота событий он не ожидал.
– Стой! – профессор железной рукой схватил Виталю за полу пиджака и усадил в кресло.
На сцену высыпало штук тридцать бабушек. Все они были ярко накрашены, замысловато причёсаны и широко улыбались. На них красовались длинные юбки из джинсовой ткани и белые футболочки с надписью “I’m Badgirl”[6] . Виталя снова рванулся из кресла, но профессор опять поймал его за пиджак.
– Стой! Ты куда? Смотри, какие бабульки!