Ноа ужинал в одиночестве. Что его повеселило, так это то, что он согнул вилку и нож столовый, начиная есть мясо руками. Ужасный у него характер, весь он внутри как настоящий монстр. А она ведь не такая. Ей свобода нужна, все то, что есть у девушек. А не только этот ворчащий вампир под боком.

Он даже посуду не мыл. Кинул ее сразу в урну, руки помыл, и спать пошел, сжимая подушку пальцами до белых костяшек.

Девушки утром дома не было. И даже к полудню.

— Господин, подать обед? — спрашивает любезно прислуга, смотря, как мужчина сверлит взглядом окно в ожидании любимой.

— Выпить только, — пальцами прикрывает он шторку и садится на диван в гостиной, смотря теперь уже в камин. Что же за верного пса тебе подсунули, Ада?

— И… Мармеладных червячков…

— Выберете вино сами? Или… Подать что покрепче? — интересуется та.

— Покрепче… И про мармеладных червячков не забудьте… — надул он губы и нагнулся к низкому столику, продолжая собирать пазл.

Та откланялась. Сначала принесла мармелад, потом направилась в погреб. И минуты со спуска не прошло, как раздался визг и тишина.

Ада, сидя на горке подушек, с планшетом в руках, указала ей знак тихо. Рядом две пустые бутылки вина, пара пакетиков крови. Похоже, решила пощекотать мужчине нервы и провести время в одиночестве.

Ноа встал с дивана и прошел к двери, ведущей в этот погреб.

— Все в порядке?! Ау! Живы-то?! Мне кто червячков принесет?!

— А… Господин… Увидела… Мышь. Вот и запаниковала. Вот, ваш виски, идемте? — предложила прислуга, не пропуская мужчину дальше меж рядов, где за углом вальяжно развалилась на подушках хозяйка.

— А ты мне врешь… Ремьер, что ли затерялся здесь? — он ступает шаг вперёд, но смотрит на служанку. — Точно ничего там такого нет, и мы можем пойти наверх?

— Точно-точно! Ничего… И… Н-никого!

— Ага! Вот я тебя и подловил! Ремьер! — смеясь, мужчина идёт вперёд. — Ты, что ли тут Сону мне пугаешь? Негодник… — снова смеётся мужчина, идя посередине помещения.

Прислуга поспешила ретироваться наверх, пока не полетели бутылки и вот, как богиня на шелковых подушках, лежа на боку и с планшетом, вместо виноградных кистей, лежит пред ним его женщина. Потягивает вино через трубочку, пока бутылка зажата между рукой и грудью.

Брюнет остановился и застыл, смотря на девушку, а после на место, где была прислуга.

— Червячки… — напоминает он себе и проходит ближе к брюнетке. — Ты была все время здесь? — смотрит он на ее грудь, бутылку и снова на грудь, но затем решает, что уж лучше смотреть на лицо.

— Не понимаю. о чем ты… Сейчас я танцую на барной стойке, а потом пойду отдаваться плотским утехам… Очевидно… — диктует она ему сюжет серии.

— Плотские утехи я могу тебе устроить. Мне только посмотреть на то, как ты «держишь» бутылку достаточно. Почему ты не ушла? — руки его в карманах, а сам опять зад свой сжимает. Идиотская привычка, когда сдерживается непонятно из-за чего и на что.

— Не понимаю, о чем ты… — произносит она все также, словно нарочно облизывая губы, прежде чем взять трубочку в рот и сделать глоток.

Брюнет подходит ближе и усаживается на подушку, потянув за ножку девушку к себе.

— Я отправил тебя гулять. Но ты также осталась дома. Это ничем не отличается… — навис он сверху и поцеловал ее в губы, убирая капли вина с них.

— Формально… Я не дома, а под ним… Ты не уточнял, куда мне стоит идти… — произносит она в его губы. От нее пахнет сладким вином, а губы чуть липкие от этой сласти.

— Ты… Агрх! Ты заставляешь меня ненавидеть самого себя, понимаешь? Чертовка… — сжал он ее бедро и тут же опустился на него головой, прикусив слегка кожу. — Отправлю тебя на моря… Чтобы точно отдохнула, а не тухла в этом подвале…

— Тогда перейду в склеп… — подытожила девушка, плавясь под его касаниями. — Ноа… Как ты не поймешь, что меня все устраивает? Неужели, если бы я хотела, не пошла бы куда-то? Мне нравится дожидаться тебя дома, ужинать с тобой и проводить время в постели… — говорит та мурчащим голосом, — Я хочу, чтобы у нас была настоящая семья и только… Где видано, чтобы женщина шлялась где-то одна, когда ее мужчина дома тоскует?

— Я не могу дать тебе семью, понимаешь? Поэтому пытаюсь тебя сплавить из дома, чтобы ты хотя бы чему-то радовалась. Создаётся впечатление, что я тебя держу в клетке, и от этого мне плохо. Потому что я хочу, чтобы ты жила счастливо… — улёгся он меж ее ножек, уложив щеку на низ живота и глаза прикрыл.

— Я не понимаю… Тогда объясни объективнее… — все талдычит она на своем. Конечно, он только говорит, что не может, а почему — не хочет.

— Чего ты не понимаешь? Я уже все объяснил. Не хочу быть тебе хозяином, хочу, чтобы ты была свободной. Что ж не ясного?

— Почему не можешь дать мне семью… Я говорила об этом.

— Потому что больной. И на голову, и в целом. Какой нам ребенок от меня? И… Я тут подумал… Мы можем взять из центра, — поднимает он на нее взгляд. Хоть был противником этого, но сейчас, видя, как Ада хочет настоящую семью — просто не может больше ее мучить.

— Ноа… — проскулила она, а после потянула его за щеки, — Самый, самый лучший! Люблю, люблю… — целует она его быстро в губы.

Он только дёргается из-за того, что она его трясет, и смеётся.

— Только через месяц, договорились? Не хотелось бы, чтобы ребенок попал к нам и сразу в ту фазу.

— Да хоть через два… А теперь… Быстро овладел мной! — почти приказала она.

— Чего? — брови сразу полезли на лоб. — Ты мне приказываешь, госпожа? — поднялся он, но оставался сидеть. Скинул с себя верхнюю одежду и навис над ней, убирая бутылку вина и планшет подальше.

— Да… приказываю. Овладей мной! — коварно повторила она, обнимая его за пояс ножкой, чуть потираясь коленом.

Лудд рыкнул и разорвал на ней майку, открывая себе вид на свои любимые прелести. Посасывает бугорки, пока шаловливые руки скользят вниз и сразу в белье. Ему слишком нравилось доставлять ей удовольствие. Даже бывало, мог о себе забыть.

— Ты пользуешься тем, что я слушаю только тебя, — смеётся вампир, — но даже так… Моя любовь к тебе становится всё сильнее…

— И моя к тебе тоже… — произносит она, чуть шире раздвигая ножки и приподнимаясь ему навстречу. — Ну же. Ноа, покажи, как злился за то, что спал в холодной постельке один… был таким милым, что думала, оседлаю тебя сама, прямо пока спишь…

— Смотрю… — расстегивает мужчина ремень, — Тебе весело… — разорвав ее шорты, Ноа немедля толкается в лоно и принимается набирать скорость, заставляя девушку быть влажнее. — Нравится моя грубость в постели? Может, хочется повторить тебе ту ночь на встрече, когда мы испортили твое платье?

— Я бы даже была не против, если бы ты порвал на мне его в клочья, нежели как в тот день… — отвечает она, — Лимонный не мой цвет…

— Ты была в черном… А уже после в лимонном… И я давал тебе выбор, но ты показывала свой характер даже тогда, когда я предлагал помощь, — ускорился Лудд, поглаживая большим пальцем бугорочек нервов.

— Ты сказал, что можешь сорвать с меня это чертово платье прямо через декольте, если я не переоденусь… У меня не было выбора!

Брюнет смеется, делая один грубый толчок, чтобы нависнуть над девушкой, оставаясь в ней.

— Моей вины в этом нет… Я не виноват, что ты настолько прекрасна… Я бессилен пред тобой… — наклоняется он к ее губам и нежно ее целует, пока делает рваные толчки.

— Как и я пред твоей волей, сколько бы ни противилась! Ты слишком прочно засел в моей голове!

Мужчина снова целует ее, когда дает ей время на отдых. Губы в плену, языки сплетаются, а внизу только все тянет в желании уже получить наконец разрядку.

— Был бы умнее… Давно бы тебя забрал… — усаживается мужчина и подтягивает девушку к себе, насаживая на орган. Плавно ее поднимает и опускает, пока свободная рука скользит по ее спинке. Сам напряжен, каждая мышца как камень. Чем ближе к концу, тем больше сдерживается, о чем еще и говорят его стоны через сжатые зубы.