Пошел уже второй месяц с тех пор, как я попал в этот мир, но до сих пор у меня не было четкой цели, к которой мне следует стремиться. По своему складу характера я гуманитарий, поэтому осчастливить этот мир, какими-то гениальными изобретениями из будущего я не могу — нет у меня таких знаний. В армии не служил, как устроен автомат Калашникова — не знаю.

Я недоучившийся историк и, разумеется, помню ключевые события и даты развития мировой и российской истории, но не имею никакого желания сообщать эти сведения кому-либо. Мне не особо нравятся красные, хотя в силу обстоятельствах я оказался на их стороне, да и к белым совершенно равнодушен. Со стороны белых тоже хватает жестокости и беспредела.

Сильно сомневаюсь, что обычный парень, такой как я, может изменить ход мировой истории или такого огромного государства, каким является Россия. На мой взгляд, история — это как поток бурной реки. Один человек при всем желании не способен перекрыть большую реку или изменить ее течение.

Больше всего на свете мне хотелось бы вернуться в свой мир, к маме. Раз есть путь сюда, то, наверное, должен быть путь и обратно. Вот это была бы достойная цель — найти дорогу домой!

Впереди показалась какая-то темная колышущая масса. По мере того как мы подъезжали ближе, стало понятно, что это растянувшаяся на несколько километров колонна конницы. Ничего подобного я раньше не видел. Вереница всадников по четыре коня в ряд двигалась вдаль, исчезая за ближайшим холмом.

Следуя указанию Кацнельсона свернул налево и, мы въехали небольшую деревню. За околицей у дороги стоял настоящий самолет. Мы проехали в центр деревни и остановились у одного из домов.

— Дмитрий Сергеевич, — обратился ко мне начальник особого отдела, — вы ведь хорошо знаете английский язык?

— Не скажу, что хорошо, но знаю, — ответил я.

— Нужно допросить английского летчика. Вчера над колонной 4-й Петроградской кавалерийской дивизии появился самолет. У нас на этом направлении, как вы знаете, самолетов нет. Командир дивизии распорядился свернуть и спрятать красное знамя. Самолет сделал пару кругов над нашими кавалеристами, потом пошел на посадку. Приземлился возле санитарной повозки. Летчик из кабины стал спрашивать: «Это казаки?». Возчик не растерялся и закивал: «Да, казаки!». Летчик заглушил мотор и вылез из кабины. Тем временем подъехал командир дивизии Городовиков, а за ним и Буденный, которому летчик передал пакет. Тут и выяснилось, что летчик перепутал казаков Мамантова с конницей Буденного. В пакете было письмо генерала Шкуро, предлагавшего Мамантову объединить свои усилия в борьбе с Первым конным корпусом Буденного. Летчика, конечно задержали. Выяснилось, что он англичанин. По-русски говорит, но не слишком хорошо. Его предварительно допросили, но он твердит одно и то же: «Я не воевайт. Я есть почта». Думаю, допрос на его родном языке, пройдет более успешно.

— Хорошо, попробую, — ответил я, вылезая из машины.

Мы прошли в избу, кстати обычную, деревянную, из бревен. Для юга России такой дом большая редкость. На хуторах и в селах в подавляющем большинстве глинобитные хаты с соломенными крышами. Лесов здесь нет, дерево стоит дорого.

В большой комнате у печки стоял красноармеец с винтовкой, у окна на лавке в английской военной форме сидел летчик. Его шлем и очки лежали рядом на столе. При нашем появлении мужчина встал. Похож он был больше на ирландца, чем на англичанина: белесое невыразительное лицо, серо-голубые глаза, рыжие волосы на голове, нос и щеки в веснушках.

На английском языке я попросил летчика сесть, а потом, следуя инструкциям, которые мне дал Кацнельсон, стал задавать вопросы. Летчик охотно отвечал, я переводил его ответы начальнику особого отдела, который сел напротив нас на табурет. Федя остался стоять рядом с красноармейцем.

Дальше разговор на английском.

— Назовите свое имя и звание.

— Десмонд О’Коннелл, летчик, лейтенант.

— Как и почему вы оказались в России?

— Направлен в Россию в качестве инструктора. Обучал русских летчиков летать на британских самолетах Curtiss JN 3.

— Вам не кажется, что доставка пакета в действующую армию выходит за рамки должностных обязанностей летчика инструктора?

— Об этом меня лично попросил генерал Шкуро, я не смог отказать. Это всего лишь почта. В войне я не участвую.

Каких-то особых секретов летчик не знал. Мы еще немного с ним поговорили так, за жизнь. Мне было интересно, на сколько большая разница между английским языком начала XX века и XXI. По крайней мере мы друг друга понимали. Под конец, Десмонд расчувствовался, достал из кармана фотографию жены с хорошеньким двухгодовалым ребенком на руках и показал мне.

— Вы, наверное, жили в Англии? — спросил у меня Десмонд и пояснил. — У вас йоркширский акцент.

Какой у меня акцент, мне судить трудно, последний год в школе у нас английский язык преподавал молодой англичанин, который приехал в Россию изучать русский язык. Мы, ученики, много с ним разговаривали на уроках на разные темы — это, наверное, и наложило свой отпечаток на мое произношение, а вот с какого места Англии наш преподаватель был родом, я как-то не интересовался.

Самолет временно оставили в деревне под ответственность местного кузнеца. Особисты забрали летчика, и мы вернулись в город. В ближайшее время летчика отправят в Москву, а после окончания гражданской войны передадут англичанам. По крайней мере я на это надеюсь.

Федя увел летчика, а я занялся автомобилем. Поездка в открытом автомобиле по степным грунтовым дорогам — это дополнительная неблагодарная работа для шофера — в машине, все, начиная от кожаных сидений до мотора под капотом, покрыто толстым слоем пыли. Я достал ветошь, от колодца принес ведро воды и принялся за работу.

Когда закончил свой труд, из здания вышел Кацнельсон и остановился рядом.

— Значит у вас, Дмитрий Сергеевич, йоркширский акцент?

Этот момент нашей беседы с английским летчиком я не переводил.

— Вы знаете английский?

— Не так хорошо, как вы, — ответил Кацнельсон, и насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик из оперетты ушел по своим делам. А я остался в некотором раздрае. Как понимать его слова? Он что, как и начальник контрразведки Кавказкой армии Витовт, считает меня английским шпионом? Почему тогда я до сих пор не арестован? В общем, мне есть, о чем подумать. Я умылся и пошел домой, к Татьяне, по дороге размышляя нужно ли уже планировать побег?

Дома вкусно пахло свежеприготовленной едой. Таня, вытирая руки полотенцем, похвасталась.

— Я сама борщ приготовила.

— Неожиданно, ты же не любишь готовить, — сказал я, проходя в комнату.

— Садись, сейчас тебя покормлю.

Она засуетилась, накрывая на стол. Честно говоря, такое поведение было немного странным. Еще недавно девушка утверждала, что никогда не станет рабой одного мужчины и принципиально не хотела ничего готовить, интересно, что с тех пор изменилось?

Борщ у нее, кстати получился очень даже неплох, она и сметану в него добавила и зеленого луку покрошила. Добила меня литровая бутылка самогона, которую Таня водрузила в центре стола. Я отложил ложку.

— Что случилось?

— Ничего. Что, я не могу накормить своего мужчину, пришедшего с работы? Ты ешь...

Я снова взялся за ложку.

— Какой-то у тебя слишком таинственный вид.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она, — вначале поешь, выпей самогона.

Таня сама открыла бутылку, закрытую самодельной деревянной пробкой и налила половину стакана. Я ел, продолжая с подозрением на нее поглядывать. Печенкой чувствовал, что что-то здесь не так, но что именно, пока понять не мог. Придвинул к себе стакан с самогоном.

— Ты со мной выпьешь?

— Мне нельзя.

Я чуть не подавился куском хлеба, который как раз сунул в рот.

— Ты что, беременна?

— Да.

— Как ты это узнала? — тестов по определению беременности здесь нет, значит у нее нет в положенный срок месячных.