И вот я опять в том же кабинете, где был утром, на стуле посреди комнаты. Оперуполномоченный Козлов напротив за столом, Федя справа от меня.

— На тебя поступила анонимка, — сказал оперуполномоченный.

— И что, по почерку нельзя определить кто ее написал? — спросил я.

— Нельзя, она отпечатана на пишущей машинке.

— На какой машинке? На моей или Татьяны Владимировны?

— А что это можно определить? — удивился Козлов.

— Можно, шрифт каждой пишущей машинки индивидуален.

Козлов протянул мне анонимку.

— На какой напечатано это?

Я быстро пробежал анонимку глазами.

— На моей.

— Как ты определил? — спросил Козлов. Они с Федей переглянулись.

— Вот же, — показал я, — у буквы «а» сбоку лишняя черточка, а у буквы «н» плохо пропечатывается перекладина.

— Давай проверим, — сказал оперуполномоченный, мы поднялись в наш кабинет, и я на чистом листе напечатал требуемые буквы вначале на моей машинке, потом на машинке Татьяны. Мое предположение подтвердилось.

— И потом, там в анонимке сказано, что некто видел, как я встречаюсь с подозрительным человеком за околицей, а я последние две недели все время был на виду: либо в штабе, либо на тренировках кавалеристов, либо дома с хозяйкой. Единственный раз покидал село вчера вечером.

— Это мы знаем, — махнул рукой чекист. — Ты же вроде не читал текст анонимки, просто взглянул, как так быстро смог запомнить?

Это он судил по красноармейцам, которые недавно научились читать, поэтому каждое слово проговаривали вслух или вообще читали по складам.

— У меня хорошая память. Мне достаточно один раз взглянуть на документ, и я его запомню.

Козлов достал из ящика стола газету и раскрыл ее передо мной.

— Запоминай, — приказал он.

Подержал так пару минут и убрал со стола.

— Можешь рассказать, что там написано?

— Да, — я стал перечислять заголовки статей и кратко рассказывать их содержание. Было видно, что особисты просто ошарашены моими способностями.

— Сами посудите, — сказал я, — если бы был вражеским агентом, мне не было бы смысла красть черновики документов, и так помню содержание всех документов, которые печатал за последнее время.

— Получается, что у кого-то есть ключ от вашего кабинета, — сообразил наконец чекист. Помогать им я не собирался. Пусть сами разбираются, лишь бы от меня отстали.

— Давай сделаем так, — сказал, подумав Козлов, — мы тебя арестуем. Покажем лазутчику, что поверили анонимке, а сами проследим за тем, кто лазает к вам в кабинет.

— Никого вы так не поймаете, — сказал я, — ваш шпион тоже не дурак, он затаится, а я буду неизвестно сколько сидеть в кутузке. Когда выйду, еще и отмываться придется. Скажут дыма без огня не бывает. За зря у нас не сажают. Для меня в этом ничего хорошего нет.

— И что же ты предлагаешь? — спросил Козлов.

— Вначале наведите порядок с документооборотом, — посоветовал я.

— С чем? — удивился Козлов. — Ну ты и слова знаешь, а ты точно простой казак?

— Проще некуда. Учился хорошо, книги читал.

— Ладно, давай про документы, чево хотел сказать?

— Здесь все-таки штаб, а не лавка купца. Нужно завести специальные книги, куда записывать кто и кому какие документы передал. Черновики уничтожать не утром следующего дня, а сразу после окончания рабочего дня. И не так, как сейчас — истопник собрал кучу бумаг и куда-то один понес. Пусть вон Федя приходит и стоит, контролирует, чтобы ни одна бумага не пропала, пока ее не сожгут.

— Мы уже думали об этом. Как лазутчика поймать, не сказал...

— Шпиона нужно спровоцировать, и он сам выдаст себя. Я могу завтра зайти к нашим переписчикам и сказать, что готовится наступление, что много работы, ничего не успеваем. Если среди них есть шпион, он попытается проникнуть в кабинет и забрать черновики. В кабинете устроить засаду.

— А чево, он дело говорит, — подал вдруг голос, до сих пор молчавший Федор.

— Вот только оба вы не подходите для засады, — сказал я.

— Это почему? — удивился Козлов.

— Вы оба курите, причем махорку. Знаете, какой запах в этой комнате стоит? Я-то некурящий, это хорошо чувствую. Переписчики никто не курит, они засаду по запаху сразу почувствуют. Если, конечно, это они.

— Об этом как-то не задумывался, — сказал Козлов. — А ты то некурящий сможешь в засаду сесть? Мы тебе еще красноармейца некурящего найдем в помощь, а сами внизу будем, пути отхода перекроем.

Я не ожидал такого поворота, но давать задний ход было поздно, это как говорится чревато.

— Хорошо, но мне нужно оружие с коротким стволом. Не с винтовкой же в засаде сидеть?

У меня, оказывается, была винтовка, которая хранилась в комнате охраны штаба. Об этом узнал случайно.

— Договорились.

Мы обсудили детали завтрашней операции, я вышел из штаба, и вздохнул полной грудью воздух свободы, а мог бы уже в тюрьме сидеть.

После беседы с особистами сразу пошел к Татьяне.

— Чего так поздно? —спросила она, открывая дверь. — Я уж не ждала.

— Да так, задержался, — ответил я. Посвящать ее в мои игры с особистами я не собирался. — Показывай, что за книга у тебя?

— Сам посмотри там на полке, а я пока чай соберу, — сказала Татьяна и пошла на хозяйскую половину дома.

Я огляделся. Скромная комната, обои в мелкий цветочек, на окне цветущая герань в ярко-красных цветах, небольшой стол, пара стульев, кровать с горкой подушек. На полке над кроватью книги: Пушкин, Лермонтов, самоучитель немецкого языка 1917 года издания, сочинения Перси Биши Шелли в переводе К. Д. Бальмонта в 3-х томах. Недавно я держал один из томов Шелли в руках, только было это в другое время и в другом месте. Зашел в антикварный магазин, на глаза попались эти три тома. Я взял один и стал перелистывать. Вот такое дежавю.

Татьяна вошла в комнату с кипящим чайником. Только тут я вспомнил, что не успел дома поужинать. Татьяна принесла еще тарелку с парой больших кусков пирога с капустой, который сегодня пекла ее квартирная хозяйка и мы отлично поужинали, а потом, как-то не сговариваясь переместились на ее узкую кровать. Домой я ушел в три часа ночи, а ведь следующей ночью мне предстоит сидеть в засаде.

Утром зашел за документами к нашим писарям и как бы между прочим сказал, что нам и без их писанины работы хватает. Командиры бумаги несут и несут, никак наступление на белых планируют. Рябой Юрка в ответ мне крикнул:

— Ишь, сел за машинку, дак возгордился. Работай, давай! Не ленись!

В конце дня, я, как обычно, ушел с работы, а потом проулками вернулся к штабу. Федя-особист открыл мне окно, через которое я и проник снова в штаб. Никаких решеток в окнах первого этажа не было. Часовой стоял у входа с другой стороны здания. Удивительно, как у них тут весь штаб не вынесли.

Хотя, конечно, в нашем здании размещались различные подсобные службы штаба, в том числе и канцелярия, а сам штаб, где сидел командир 10-й армии, начальник штаба и хранились все секретные документы, был во дворе в одноэтажном каменном доме. Там и охрана была не в пример лучше.

Козлов вручил мне наган. Я покрутил барабан, в гнезда которого были вставлены патроны. Мы поднялись на второй этаж. В нашем кабинете уже сидел красноармеец с винтовкой. С виду совсем молодой парень не старше 18 лет. С нагана я еще ни разу в жизни не стрелял, поэтому для себя решил, что встану за дверью и как только лазутчик войдет в комнату, ударю его сзади рукояткой по голове. Револьвер системы Наган штука тяжелая, так что все должно получиться. А потом мы вдвоем с красноармейцем скрутим шпиона. Особисты должны нас страховать на первом этаже и при необходимости прийти на помощь.

Около трех ночи я услышал характерный шум открываемого замка и встал за дверью. Красноармеец отошел в угол комнаты в тень, так, чтобы вошедший человек его не сразу увидел. Дверь открылась и в кабинет вошел мужчина, не осматриваясь он сразу наклонился к корзине с бумагами. Я со всей силы опустил на его голову тяжелый наган, но человек, в последний момент что-то почувствовал и вместо затылка я попал по шее. Реакция лазутчика была мгновенной, в следующую секунду я получил удар в челюсть и улетел через стол в угол. Раздался выстрел, вскрик и шаги убегающего человека. Во время своего полета через стол, я не выпустил из рук наган, поэтому сразу встал на ноги и бросился в погоню. На первом этаже здания раздались два выстрела и все стихло. Я осторожно спустился вниз. Кто-то уже принес керосиновую лампу и в коридоре было светло. На ступеньках лежал незнакомый мужик в темной одежде. Охрана штаба была уже на ногах, здание оцеплено. Козлов зажимал рану на плече и на чем свет стоит ругал Федора, который и застрелил лазутчика. Федор, как мог, оправдывался.