Расстояние между автомашиной и казачьей полусотней неумолимо сокращалась. Я сильно сомневался в том, что мы сможем объяснить белоказакам, почему в машине на заднем сиденье сидит связанным капитан контрразведки.

Далеко сзади раздался выстрел. Стреляли вверх. Казаки явно не понимали, куда так упорно едет автомобиль. Ведь впереди была территория, контролируемая Красной армией.

Когда автомобиль от преследующих нас казаков отделяло всего около километра из балки нам навстречу выехала сотня красных кавалеристов. Двое подъехали к автомобилю, остальные стали разворачиваться в атакующие порядки навстречу белоказакам.

— Кто такие? — спросил крепкий мужчина в полувоенной форме, с красной звездой, прикрепленной к папахе. Федор достал из кармана мандат, бумагу, отпечатанную на машинке с подписью и печатью, и передал ее командиру.

— Оперуполномоченный особого отдела 10-й армии Федор Гнатов. Возвращаемся с задания. Захватили языка у белых.

Он показал на связанного капитана Славина.

— Хорошо, — кивнул командир, — следуйте за нами.

Через час мы были в расположении красных. Капитана Славина и его водителя сразу куда-то увели. Федор тоже ушел по своим делам. Наверное, сообщать начальству о блестяще проведенной операции. Ирина сидела на бревнышке недалеко от автомобиля. На меня она поглядывала совершенно равнодушно. Я не стал подходить к ней и так все было понятно. Прошла любовь, завяли помидоры. Вернее, никакой любви и не было.

От нечего делать, открыл капот и стал копаться в моторе. Бешеная езда по степным дорогам сказалась на моторе не лучшим образом, все внутренности были в пыли. Я нашел в ящике под сиденьем водителя несколько тряпок, масленку и занялся чисткой двигателя. Не заметил, как прошло около двух часов.

Наконец о нас вспомнили, пришел Федор и позвал нас с Ириной на обед. После которого он сказал, что Ирина остается здесь, а мы с ним едем дальше в расположение особого отдела 10-й армии. Я завел машину. Федор сел на сиденье справа. Капитана Славина устроили на заднем сиденье между двумя красноармейцами с винтовками с примкнутыми штыками.

Через пару часов мы въехали в город Камышин, где находился штаб 10-й армии и следуя указаниям Федора я подъехал к одноэтажному каменному зданию. Капитана Славина вывели из машины, и следуя команде Федора увели в особый отдел. Я остался сидеть на своем месте, за рулем. Я уже искренне жалел, что решился на эту авантюру, правильнее было уходить в Новороссийск.

— Митрий, давай тоже зайди в отдел, — как-то не очень уверенно начал Федор, подходя к машине, — там с тобой поговорить хотят.

Я вышел из машины и прошел в особый отдел, Федор следовал за мной. После улицы, залитой ярким солнечным светом в помещении было сумрачно.

— Направо, — подсказал из-за спины Федор и я послушно свернув направо зашел в открытую дверь кабинета, и сразу узнал черноволосого мужчину, сидящего за письменным столом в центре кабинета — это был начальник особого отдела 10-й армии Натан Изральевич Кацнельсон. Федор в кабинет заходить не стал, прикрыл дверь, с другой стороны.

— Присаживайтесь, Дмитрий Сергеевич, — сказал Кацнельсон, кивком показывая на стул перед его столом, — Прежде чем принять решение о вашей дальнейшей судьбе, хотелось бы услышать от вас правдивые ответы на некоторые вопросы.

Я сел на указанный стул, прокашлялся, от чего-то засвербело в горле, потом сказал:

— Задавайте ваши вопросы.

— Вначале расскажите при каких обстоятельствах вы встретились со своим дядей, Андреем Петровичем Пашковым, сотником особой казачьей сотни генерала Мамантова?

Я ничего не скрывая начал свой рассказ с того момента, как на наш обоз напали белоказаки, как были застрелены, или зарублены красноармейцы.

— Почему вы не отказались следовать за сотником?

— Если бы я отказался, то был бы убит на месте, — ответил я.

— Понятно, — кивнул Кацнельсон, — продолжайте.

Когда я дошел до того момента, когда встретился с Федором на конспиративной квартире, начальник особого отдела опять меня прервал вопросом.

— Почему вы решили помогать красным подпольщикам Царицына? Вы же могли убить Федора и спокойно уйти...

— В Белой армии я оказался в силу обстоятельств непреодолимой силы, как только появилась возможность, я решил ПОМОГАТЬ СВОИМ.

Последние два слова я подчеркнул голосом.

— Хорошо, рассказывайте дальше.

— Через связную Ирину я передал важную стратегическую информацию о том, что белые планирую взять Воронеж, но никаких мер принято не было. Почему? — спросил я Кацнельсона.

— Люди виновные в этом уже понесли заслуженное наказание, — ответил он.

Дальше я рассказал, как мне пришла идея захватить начальника контрразведки и почему пришлось соглашаться на капитана Славина.

— Я не совсем понял, почему Витовт вас принял за английского шпиона? — спросил Кацнельсон.

Для меня эта тема была слишком скользкая... Как можно объяснить вдруг возникшее ко мне доверие со стороны начальника контрразведки? Я сослался на свое знание английского языка, что необычно для простого казака.

Про фотографию Райэна Уилсона я благоразумно промолчал. В истории с фотографией я пока и сам не разобрался, а объяснять что-то особистам, только усиливать подозрения к себе. Через пятнадцать минут я полностью закончил свой рассказ.

Начальник особого отдела немного помолчал.

— По какому учебнику вы самостоятельно занимались английским языком?

Вопрос простой, но как трудно на него ответить.

— Изучением английского языка я начал заниматься еще у себя на хуторе. Имя автора учебника я не знаю, так как отсутствовала обложка.

— Эта книга у вас с собой?

— Нет. Потерял. Где, не помню.

— Хорошо, Дмитрий Сергеевич, я вас выслушал. Можете идти.

Правда, что ли? Меня отпускают? Я поднялся со стула и пошел к двери. Кацнельсон меня не остановил. Попрощался с Федором, который стоял в коридоре и вышел на улицу. Теперь куда? Постоял, подумал и решил найти Татьяну, единственного близкого мне в этом мире человека, тем более, что скорее всего у нее могут находиться мои вещи. Я спросил у красноармейца, где находится штаб 10-й армии и направился в ту сторону.

С Татьяной мы встретились на улице в сотне метров от особого отдела. Она шла с бумагами в руках, опустив голову и сходу чуть не налетела на меня. Подняла глаза и с удивлением посмотрела в лицо.

— Ты?!

Я по-прежнему был одет в форму казачьей сотни: сапоги, штаны с лампасами, бешмет. Шапку кубанку потерял по дороге, сорвало ветром с головы. Решил немного подшутить над подругой.

— Видишь, — кивнул я на казачью форму, — из Белой армии отпустили к тебе на побывку, погощу немного и обратно вернусь.

В глазах Татьяны появились слезы, а если бы вместо бумаг, которые она держала в руках у нее был пистолет, то она наверняка пристрелила бы меня на месте.

— Да, шучу, я шучу, — засмеялся я, обнимая девушку, — только вышел из особого отдела. Со мной все в порядке.

Татьяна нервно мяла в руках какие-то важные бумаги из штаба, но быстро справилась с собой.

— Подождешь меня? Мне нужно документы в особый отдел отдать.

— Подожду.

Таня убежала, а я остался ждать, облокотившись на чей-то забор. Через десять минут девушка вернулась.

— Мне сказали, что к тебе претензий нет.

— Ну, вот, а ты боялась? — от чего-то у меня поднялось настроение.

— Пойдем ко мне, — Татьяна взяла меня за руку, — на службу я возвращаться не буду, обойдутся без меня. Там теперь и другие машинистки есть.

— Как скажешь, — не стал я противиться и охотно пошел следом за девушкой. Красноармейцы, проходящие мимо с недоумением, смотрели на мою казачью форму, но никто ничего не спросил. Казаки в Красной армии ходили в такой же форме, как и все красноармейцы: защитного цвета брюки галифе и гимнастерка. Носить дореволюционную казачью форму у красных было не принято. В ней обычно щеголяли только белоказаки.