Михаил с супругой в сопровождении детей и оставшихся в живых Романовых (кроме брата Константина, который не смог покинуть Болгарское царство), за которыми нестройной толпой шли государственные сановники, приблизились к патриарху. Первосвященник произнёс чувственную речь, покаялся перед народом за слепоту матушки-церкви, введенной «чадами нерадивыми» в искушение, возвестил благую весть и поздравил государя с чудесным избавлением от «плена агорянского». После этого прямо тут начался благодарственный молебен, который, благодаря громкоговорителям, разносился по всей площади. Слова молитв звучали торжественно и проникновенно и у многих из собравшихся на глазах были заметны слёзы радости и умиления. После громогласного провозглашения могучим архидьяконом: аминь, патриарх возглавил крёстный ход, по окончании которого он и семья Романовых вошли в Троицкий собор, где государю была вручена чудодейственная икона Архистратига Михаила, привезенная специально из Афона.

^{(Михаил Архангел — икона из монастыря Святой Екатерины на Синае)}

Далее кортеж императора отправился в сторону Москвы, а жители Сергиева Посада — на площадь, где для обывателей монахи приготовили праздничное угощение. Возки со священниками прибавились к царскому кортежу, из-за чего караван увеличился чуть ли не вдвое. Вот только дорога получилась достаточно долгой: пять раз поезд государев останавливался у скоплений местных жителей, вышедших приветствовать Михаила Николаевича и царскую фамилию. И каждый раз служили короткий благодарственный молебен, архиереи произносили чувственные речи, государь приветствовал своих подданных. Всё происходило торжественно и чинно.

У околиц Москвы толпа собралась уже намного более значительная. Казалась, вся столица собралась на пустыре. Там же расположились шпалеры войск, торжественно встречающих императора. Среди них не было ни одного представителя гвардейских полков, участвовавших в заговоре. Впрочем, за злоумышление против государя их этого достоинства лишили. И теперь статус гвардии стал совершенно иным: получить его можно было только на поле боя.

После того, как Михаил Николаевич вместе с сопровождающими лицами, среди которых был и ваш покорный слуга, обошел строй войск, громко и ладно приветствовавших императора, все собравшиеся с нетерпением ждали обращение Государя к народу российскому. Началось все с выступления патриарха, благо, и тут был подготовлен помост и громкоговорители, впрочем, его речь была копией того, что Его Святейшество произнёс перед Троицкой лаврой, после чего был отслужен еще один торжественный благодарственный молебен Богородице, которая считалась заступницей земли Русской. После этого слово взял государь.

Вот он шагнул вперёд, и собравшаяся толпа затихла, готовясь внимать каждому слову Русского Царя. Практически полную тишине, изредка нарушали лишь голоса детей, которые прижавшись к матерям пытались узнать, что происходит. Внезапно, Михаил Николаевич обнажил голову и сжимая козырёк фуражки своей богатырской дланью, поклонился перед всем честным людом, поклонился низко, поясным поклоном. На лицах присутствующих появилось выражение недоумение, кое постепенно сменялось обожанием и восторгом. По всему было видно, что и стар, и млад набирают в грудь побольше воздуха, дабы грянуть троекратное ура, но увидев, что Государь, выпрямившись властно поднял правую руку, дружно выдохнули и стали внимать царскому слову.

— Примите от меня слова благодарности, люди русские. За вашу веру нерушимую, за ваши молитвы Всевышнему, за то, что не поддались словам лживым врагов наших. Спасибо вам, воины русские!!! Вы — истинные витязи, а не паркетные шаркуны, участники баталий с Бахусом и Ивашкой Хмельницким. Отныне, восстанавливаю правило: гвардейцем можно стать лишь на поле брани. Находясь во вражьем окружении, в холоде и голоде, страдая от недугов телесных, силы выжить мне давали лишь мысли об отечестве, о долге государевом перед Россией — матушкой и надежда вновь увидеть своих близких и услышать небесный перезвон колоколов соборов Белокаменной, откуда есьм и пошла единая держава наша. Избежав чудом смерти, хочу перед всем честным народом дать клятву. Сколько бы не осталось отпущено Всевышним мне лет жизни, но все свои силы, умения и знания отдам на то, чтобы жила и процветала держава наша, чтобы изо дня в день, из года в год народ наш становился богаче и здоровее. Дабы враги наши и думать забыли о вторжения в пределы российские. Не одиножды, в самые трудные часы нас спасало лишь покровительство и заступничество Пресвятой Богородицы, пресвятой девы Марии. Но счастье само не придёт к нам, нужно трудиться и сражаться. Работать, работать и работать. Мой батюшка, Император Николай Павлович не раз говаривал, что трудится ако раб на галерах. И это же завещал делать и мне, и братьям моим. Державу нашу, взращённую Государем Петром Великим, сравнивали с кораблем, коей сошел со стапелей под стук топоров и громе пушек. Долг Императора Российского, это долг капитана, стоя за штурвалом державы, вести корабль через штормы и бури, через рифы и водовороты. Не даром на флоте капитана именуют вторым после Бога. Но плох тот капитан, коей не озаботится воспитанием смены, дабы вовремя передать ему штурвал государства. А посему, я после совета с супругой и детьми нашими решил, что передам власть в руки моего сына, Александра, достойно показавшего себя во дни невзгод и злодейства окаянных. Пять лет он будет в статусе моего соправителя, дабы под моим руководством постигнуть мудрость управления столь огромной и мощной державой, как наша Матушка-Россия. А через пять лет водрузит на себя венец императора и будет править самостоятельно, а я, ежели доживу, всегда помогу ему добрым словом и советом.

Благослови, отче нас на труд во благо государства Российского! — обратился император к патриарху, который находился тут же, рядом. Я вместе с отцом подошли под патриаршее благословение, после чего приложились к чудодейственной иконе архистратига Михаила. И только после этого, сопровождаемый криками «Ура!», «Слава!», мы въехали в столицу.

In vino veritas[51]

Москва. Кремль

17 января 1890 года

Император-соправитель Российской империи Александр Михайлович (Сандро)

И так, эпохальное заседание тайной тетрархии завершилось единодушным согласием обеих ветвей власти — светской и духовной. А некоторые шероховатости и проблемные моменты, отнесённые сперва святыми отцами к категории сложности уровня Гордеева узла, достаточно быстро были разрешены после завуалированного намёка на дальнейшие действия в стиле Александра Македонского. Всё произошло почти как в старом советском анекдоте о дружеском совете, сделанном товарищем Сталиным с того света иудушке Горбачёву. Иосиф Виссарионович по-дружески порекомендовал Меченому расстрелять некоторую часть депутатов Верховного Совета и правительства, а также перекрасить брусчатку Красной площади в зелёный свет. При этом генералиссимус показал полную готовность к компромиссу по второму вопросу, естественно, после реализации первого. В нашем случае, вопросом номер один было признание Михаила Николаевича живым и легитимным Императором по максимально упрощённой схеме, а вторым вопросом прошло решение судьбы его старшего и, мягко говоря, непутёвого сыночка Николая.

Все эти мысли крутились в голове Сандро, пока он добирался до села Леонова, в котором обеспеченные москвичи строили или снимали дачи. Место было весьма удобное, до первопрестольной можно добраться или по чугунке, или на конном экипаже и цены на земельные участки росли с каждым годом. Недурственное вложение капитала и Академик, отличающийся практичностью в обоих своих жизнях, не преминул приобрести парочку, так сказать «избушек» с энным количеством соток вокруг каждой. Но сегодня его интересовала дача, более напоминающая небольшую усадьбу, распложенная на самом краю Леоново. Двухэтажный дом, обнесенный мощным забором, был рассчитан на круглогодичное проживание, а наличие нескольких больших сараев, амбаров и погреба гарантировало вполне комфортные условия пребывания. Именно здесь, под надёжной охраной и врачебным надзором проживал бывший Великий князь и будущий монах Николай Михайлович, проходя курс лечения от последствий длительного запоя.