Нижний Новогород

24 декабря 1889 года

Его Императорское Величество, соправитель Российской империи Александр Михайлович (Сандро)

И вот императорский поезд подходит к Нижнему Новгороду. Лязгают сцепки вагонов, я стою у окна купе, курю сигару. Из-за последних событий вылезла проклятая дурацкая привычка к крепкому куреву. Будучи на работе в ТОМ варианте истории я, даже став академиком, позволить себе регулярное потребление сигар не мог. Иногда один мой знакомый привозил из Кубы, куда он по делам службы ездил более-менее регулярно, настоящие гаваны. А будучи на пенсии про сигары вообще пришлось забыть. А тут привычка из будущего вылезла во всей красе. Могу себе позволить. Это раз. Нервы приходится успокаивать. Это два. Нервничаю из-за спасительной экспедиции Полковникова. Это три.

В поездку прихватил с собой Колбасьева. Всё-таки принял такое решение. По дороге от Москвы мы смогли пообщаться более детально.

^{(Евгений Викторович Колбасьев в форме преподавателя водолазных курсов)}

Поговорить с этим молодым преподавателем водолазной школы (он стал им в конце прошлого года, когда внедрил оригинальную систему телефонной связи с водолазом)[6] было крайне интересно. Надо сказать, что он, разрабатывая способы подводного освещения (для проведения водолазных работ) и связь с работающим под водой человеком пришёл к идее создания подводной лодки. Причём пошёл, на мой взгляд, совершенно правильным путём. Свой черновой проект он отправил в Менделеевский комитет, где тот был оценен как перспективный и передан уже на моё рассмотрение. Что было в нём правильного? Хотя бы то, что Колбасьев отталкивался от цели субмарины: незаметно подкрасться к противнику и нанести удар. Понимая ограниченность современной техники, в частности, возможности электрических батарей, он исходил из того, что такой объект должен быть доставлен к месту боевых действий на достаточно близкое расстояние и уже потом введен в бой. Посему проект предполагал наличие корабля-матки, в недрах которого подлодка будет находиться в разобранном виде, собираться непосредственно перед выходом на цель и при помощи крана спускаться на воду. Предполагалось, что субмарину оборудуют пакетом торпедных (или как их сейчас называли, минных) аппаратов, которые и нанесут один мощный удар, после чего лодка должна уйти незаметно из зоны атаки. То есть, это своеобразный диверсант, только очень большого размера. При этом и изготовление субмарины предполагалось вести модульным методом. То есть отдельные части строились на соответствующих предприятиях, в разобранном виде перевозились по железной дороге, загружались в трюм корабля-матки, а уже оттуда — на боевую операцию!

Но ведь именно таким образом мы и предполагали использовать первые боевые подводные лодки: в связке с кораблем снабжения, или кораблем-маткой, правда, планировали, что в трюме мини-подлодка будет находиться целиком в собранном состоянии. И идея модульной сборки тоже присутствовала. Вот только мы собирались строить первые субмарины в Нижнем Новгороде, а потом железной дорогой секции перевозить на будущий театр боевых действий. Где и проводить окончательную сборку, а также обучение экипажей. Единственное, в целях экономии, наша «малютка» вооружалась только одним торпедным аппаратом, вокруг которого вся она и создавалась. И надежность торпед становилась вопросом критически важным. Именно над повышением их безотказности и работал небольшой коллектив ученых на наших базах в Баку и Нижнем. В ближайшее время я рассчитывал получить более-менее надежную торпеду с запасом хода до восьми-десяти кабельтовых. Положение, когда каждая третья не срабатывала, меня не устраивало совершенно. Один пуск — одна пораженная цель!

В этом плане меня интересовала и возможность оперативной связи с подводной лодкой. Беспроводной телеграф тут не подходил абсолютно. Хотя бы потому, что аппаратура для него была громоздкой и занимала слишком много места, а пространство на таком агрегате — стратегический ресурс, которого никому не хватает. Конечно, в версии и Колбасьева, и той, что строили сейчас в Нижнем, всё упиралось в мощность и ёмкость аккумуляторных батарей. Надо учитывать, что нормального дизельного двигателя пока под рукой не нашлось, точнее так: над этими моторами работа подходила почти к концу, но, чтобы это оказалось решение, которое можно ставить на субмарину, до этого еще далековато.

Надо сказать, что Евгений Викторович оказался не только фанатично увлеченным своими идеями ученым, но еще и человеком весьма разносторонне эрудированным, так что наши беседы в поезде принесли мне определенное интеллектуальное удовольствие. И вообще, приятно иметь дело с умными людьми, которые не тушуются перед сильными мира сего. Я показал Колбасьеву чертежи проекта подводной лодки, нарисованной мною и представленную нашим ученым и адмиралом императором Михаилом Николаевичем в восьмидесятом году. Могу сказать, что за это время было сделано очень многое: первые косолапые модели подводных даже не лодок, а лодчонок, как и непогружные кораблики для обзора прелестей подводного мира — это была мишура, которая прикрывала кропотливую работу над двумя сериями подводных лодок. Первая, практически законченная, это диверсионные субмарины-малютки серии М, которые действуют в комплексе с кораблем-маткой, в недрах которого установлены дополнительные двигатели, чья функция — обеспечивать зарядку аккумуляторов подводного диверсанта. У этих субмаринок всего один торпедный аппарат, который загружается сразу же, точнее, самодвижущуюся мину подвешивают под корпусом, и нет возможности перезарядки, ибо нечем, экипаж из двух человек и не самая большая автономность хода. Но при этом неплохая система жизнеобеспечения, которая может позволить находиться в засаде, не всплывая на поверхность, до трех суток. Они предназначаются для неспешного маневрирования непосредственно неподалеку от баз противника с выходом на цель и отходом к кораблю-матке после атаки. Имея общее водоизмещение порядка 9,4 тонн, конструкция этого подводного диверсанта напоминала конструкцию субмарины Biber.

Правда, параметры чуть отличались: из-за качества металла, из-за невозможности установить дизель, и слишком высокой пожароопасности современного бензинового двигателя, топливный отсек представлял собой дополнительные электрические батареи. От движка на бензине, который был у немецкрого оригинала мы, по здравому размышлению, отказались. Однако, это сказалось на автономности плаванья субмарины. Всего мы рассчитывали на 170 миль в надводном положении и 70 в подводном, при скорости семь с половиной и пять узлов соответственно.

Учитывая ее размеры — 10,5×1,7×1,4 метра, лодка ныряла на глубину 20 метров, торпеда 533 мм крепилась под её днищем. Важным был отсек обеспечения жизнеспособности, который позволял довольно долго двум людям находится в статичном положении в тесном помещении. Кстати, от немецкого проекта времен Второй мировой эта субмарина отличалась именно двумя членами экипажа, вместо одного у немцев. Считалось, что оптимальной тактикой для таких кораблей будет доставка их кораблем-маткой к месту предполагаемой засады, где они на стационарных позициях станут поджидать врага, совершая минимальные манёвры до атаки. И потом уходя под водой от контратаки противника. Элементы такой тактики отрабатывались на Каспии. Но, если быть честным, то в условиях войны экипажи таких подлодок — это смертники. Фактически, на этих образцах мы отрабатывали возможности и тактики применения субмарин. Впрочем, при отсутствии представления о таком вооружении применение их в одном каком-то конфликте будет оправдано.