Меня перехитрил Шоу... Какое гребаное унижение. Пусть копы избавят меня от страданий.

Упав на землю, я хромаю от тошнотворной боли, подгоняемый чистой яростью, желанием пережить это, чтобы отомстить Шоу, чтобы заставить его заплатить за это.

Это его вина.

Его и Мары.

Потребовалось более двух часов, чтобы отвязаться от копов и вернуться в Сиклифф. Часть этого времени я прячусь в грязном переулке, скрючившись под грудой мусорных пакетов, лодыжка слишком распухла, чтобы переходить на шаг.

Такое бесчестье почти невыносимо.

Я каждую секунду представляю, как буду сдирать кожу с плоти Шоу, дюйм за дюймом. Смерть станет милостью, о которой он будет молить час за часом.

Никогда еще я не испытывал такого облегчения, входя в собственную парадную дверь.

Следующий час я стою под кипящей струей душа, оттирая собственную кожу, как будто меня тоже должны сжечь.

После этого начинаются размышления.

Я убью Шоу, это несомненно.

Но как, черт возьми, я собираюсь это сделать, когда я уже ранен? Даже на пике своей силы Шоу более чем подходит мне по физическим данным. Я умнее, но он больше.

Он тоже знает, что я приду. Он будет следить за мной. Ждать.

А пока Мара остается постоянной точкой уязвимости.

Главная цель Шоу - убить ее.

Он ревнует меня. Зациклен на мне. Он знает, что я хочу ее - а значит, он хочет ее еще больше.

Отнять ее у меня будет большим триумфом, чем всадить нож в мое сердце.

Я не смогу уберечь ее. Ни на какой значительный срок.

Мара ослабляет меня. Именно импульсивная погоня за Шоу, когда я считал, что должен действовать быстро, чтобы защитить ее, поставила меня в такое положение. Теперь моя лодыжка распухла, как после укуса змеи, и я едва могу стоять.

Хуже того, она ослабляет мой разум. Мое умение принимать решения. Она искажает мои цели и ценности, заставляя меня думать, что я забочусь о вещах, на которые раньше мне было наплевать.

Я не могу защитить ее. Ее смерть неизбежна.

Но будь я проклят, если Шоу будет тем, кто это сделает.

Мара принадлежит мне.

Только я могу убить ее.

28

Мара

Дождь хлещет снаружи прачечной, барабаня по крыше.

Поздний воскресный вечер. Почти все, кому нужно было постирать белье, закончили несколько часов назад. Лишь одна загрузка вращается рядом с моей: куча грязно-серых носков, которые, как я полагаю, принадлежат крошечной бабушке-азиатке, спящей на фоне торговых автоматов.

Я бы тоже предпочла не заниматься стиркой, но прошло уже несколько недель с тех пор, как я перестала носить нижнее белье, и я осталась в последней футболке, украшенной графическим принтом Мии Уоллес с окровавленным носом. Джоанна делает футболки для фильмов на стороне. У нее это так хорошо получается, что она, наверное, могла бы позволить себе снять комнату в гораздо более хорошем месте. Я думаю, она остается, потому что боится, что мы сожжем это место без нее. Или, по крайней мере, Генрих сжег бы.

Под футболкой на мне цветочные трусы-боксеры, полосатые хоккейные носки и пара потрепанных шлепанцев. Это не самый лучший мой образ, но сонная бабушка, похоже, не возражает.

Я прислоняюсь к сушилке, наблюдая, как мои темные вещи кружатся вокруг нее. Это движение успокаивает. Еще лучше то, что тепло сушилки проникает в мое тело, расслабляя жесткие мышцы груди, заставляя меня таять на выпуклом стекле.

Я пытаюсь решить, что, черт возьми, делать с Коулом.

Я не могу продолжать избегать его.

Мне не терпится вернуться к рисованию, вернуться в эту великолепную студию, которая действует как творческая кошачья мята, приводя меня в бешенство, как только я переступаю порог дома.

А может, это Коул приводит меня в бешенство.

За год у меня никогда не было столько идей, сколько, кажется, появляется за неделю. Даже во сне я вижу потоки многослойных образов, цвета настолько насыщенные, что их можно съесть, текстуры, которые так и хочется прокатить по коже...

Я точно знаю, что мне нужно сделать, чтобы закончить своего дьявола.

Но чтобы сделать это, мне придется войти в дверь Коула.

Я больше не думаю, что мы играем в игру.

Я разделываю людей с точностью...

Он делает то же, что и я...

Шутки и угрозы? Манипуляции?

Или чистая, неприукрашенная правда?

Коул намекнул, что Аластор Шоу - убийца.

Более чем подразумевал, что и он тоже.

Он делает то же, что и я...

Это кажется невозможным.

Мы говорим о двух самых известных людях в городе. Художники, черт возьми.

Художники-соперники.

А может быть... просто соперники.

Ты была подарена мне...

Я встаю с сушилки, и тепло от кувыркающейся одежды сменяется холодом, который охватывает мою шею.

Двое мужчин. Один тяжелый и грубый. Один стройный, легкий, почти бесшумный. . .

Я судорожно провожу ладонью по извивающемуся шраму на левом запястье. Я чувствую его под большим пальцем, толстый и горячий, как змея.

Я разговаривала с Аластором Шоу в ту ночь, когда меня похитили. Я встретила его на шоу, перед тем как выйти на улицу, чтобы покурить с Фрэнком. Мы проговорили всего минуту, пока нас не прервала Эрин.

Эрин сказала, что трахнулась с ним на лестничной клетке.

Сколько времени это заняло? Достаточно быстро, чтобы он увидел, как я ухожу? Достаточно быстро, чтобы он мог последовать за мной?

Это длилось всего минуту. Но это было приятно...

Кусочки падают на место с ужасающей быстротой.

Он мог схватить меня в квартале от моего дома. Запихнуть в багажник. Связать, завязать глаза, проткнуть, а потом разрезать и бросить на землю умирать...

Нет. Не умирать.

Оставили... как подарок.

Подарок для того, кто придет следом.

Куда Коул отправился той ночью? Что он делал?

Это не имеет значения. Кто-то знал, что он будет там. Они знали, что он найдет меня.

И в чем был смысл? Чего они ждали?

Мое сердце бешено колотится, а равномерное жужжание сушилки, словно кривошип, управляет моим мозгом. Заставляя его продолжать работать. Подталкивая его к неизбежному завершению этих мыслей.

Они ожидали, что Коул прикончит меня.

Это был подарок.

В этом было искушение.

БЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗ.

Сигнализация сушилки пищит, заставляя меня вскрикнуть.

Маленькая бабушка-азиатка выскакивает, как из коробки, и суетливо достает свои носки. Она собирает их в пакет с веревкой, затем перекидывает пакет через плечо и направляется к двери, махая мне рукой, когда уходит.

Я машу ей в ответ, чувствуя, что плыву по течению, как будто я часть из множества мусора, который стекает по водосточным трубам снаружи, уносимый дождем.

То, что произошло той ночью, так и не обрело никакого смысла, потому что я была слишком близко к картине. Я могла видеть только отдельные крошечные точки. Стоит сделать шаг назад, и все изображение оказывается в фокусе.

Той ночью в лесу было два психопата: Аластор и Коул.

Аластор привел меня туда.

Коул должен был убить меня.

Но он этого не сделал.

Я, черт возьми, выжила.

А вся последующая возня, мои большие надежды на успех с моим тайным благодетелем Коулом, работающим за кулисами... ... что это было? Просто еще одна их поганая игра?

Я шагаю вверх и вниз по узкому проходу между стиральными и сушильными машинами, слушая, как с обеих сторон грохочет моя одежда.

Все это звучит безумно.

Но это единственное, что имеет смысл. Только это объясняет то, что я видела.

Двух мужчин.

Два психопата.

Я замираю на месте.

Я видела все признаки Коула. То, как он меняет личины по своему желанию. То, как он использует свои деньги и влияние, чтобы манипулировать людьми... включая меня. То, как он не заботится ни о ком и ни о чем.