Но я нетерпелив.

Я не хочу ждать до вечера.

Я хочу знать точную природу отношений этого ублюдка с Марой. Прямо сейчас.

Я жду у задней части здания. Он выйдет покурить. Эти ублюдки всегда курят.

Конечно, после почти часа терпеливого наблюдения он протискивается через заднюю дверь, уже пуская искры, прикрывая рот рукой, чтобы защититься от ветра, задувающего порывы сухих листьев в переулок.

Я прижимаю его к стене, прижимаю предплечье к его горлу, прежде чем он успевает втянуть в легкие хоть один глоток дыма.

Он замирает, не сопротивляется, не борется. Смотрит на меня с любопытством и страхом.

— О, черт, — говорит он. — Я тебя знаю.

Я становлюсь слишком узнаваемым в этом городе.

— Тогда, я уверен, ты догадываешься, почему я здесь.

Ему все еще требуется секунда, чтобы собрать все воедино.

— Мара, — говорит он.

— Именно так, — шиплю я. — Мара.

— Извини, чувак, я не знал, что у нее есть парень...

Я бы с радостью обезглавил его только за это замечание.

— Я ничей гребаный парень, — рычу я. — Она принадлежит мне, она моя собственность. А ты наложил свои отвратительные чернильные руки на то, что принадлежит мне. Что, по-твоему, я должен с этим делать, Логан?

Звук собственного имени - это сигнал тревоги, который предупреждает Логана о том, что я здесь не для того, чтобы вести приятную беседу. Продолжение существования этого имени - тонкая нить, на которой моя рука, прижатая к его горлу, действует как острые ножницы.

Он сразу же прекращает нести чушь.

— Я ее почти не знаю. У меня даже нет ее номера телефона.

— Но ты же сделал ей татуировку.

— Да, так мы и познакомились. Я сделал мрачного жнеца для ее соседки. Она спросила, не сделаю ли я змею. Это был ее собственный дизайн - она сама его нарисовала.

— Какие еще татуировки ты для нее делал?

— Никаких. Только одну.

Я ослабляю давление на его горло. Слегка.

Он не настолько глуп, чтобы думать, что на этом все закончится. Он смотрит в мои глаза, в эти черные ямы, которые никогда не заполнить одними извинениями.

— Есть ли... ...что-нибудь еще?

— Да. Где твой татуировочный пистолет?

22

Мара

Я подумала о том, чтобы дать Коулу пару дней остыть.

Я вполне могла обойтись без него - переночевать у друга. Не приходить в студию на работу.

Но эти усилия были бы бессмысленны.

Коул никогда не остынет. Я не настолько глупа, чтобы думать, что пара дней разлуки ослабит его ярость по поводу того, что я сделала. Не после того, как я буквально повесила напоминание об этом на его стене.

Кроме того, я хочу работать. Я не хочу отрываться от рисования на неделю или даже на один день.

Именно поэтому я возвращаюсь в студию чуть раньше полуночи, молясь, чтобы Коул спал и не был настолько зол, чтобы подняться с постели и выместить на мне свою злость.

Дженис нет за своим столом. По ночам в здании работает бродячий охранник, но я подозреваю, что большую часть времени он проводит, прогуливаясь как можно медленнее, чтобы успеть сделать всего несколько обходов до окончания смены.

Странная тишина в обычно шумном помещении выводит меня из равновесия, когда я поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж.

Раньше я не была нервным человеком.

Попадание в руки монстра из кошмара навсегда изменило мою привычку.

Я никогда не забуду эту темную фигуру, мчащуюся ко мне. Это было самое страшное: осознание того, что вещи, которых ты боишься, вполне реальны. И они идут за тобой.

Коул спросил меня, почему я сохранила пирсинг. Я сказала себе, что делаю это для себя - как акт неповиновения.

Но Коул прав.

Мне нравится напоминание. Оно мне необходимо.

Поэтому я больше никогда не успокаиваюсь.

Иногда мне кажется, что это Коул похитил меня. Иногда я уверена, что это не так.

Ничто в той ночи не имеет для меня смысла. Это похоже на одну из тех картин с перспективой, где, если смотреть под неправильным углом, получается просто нагромождение форм и линий. Но если переместиться в нужную точку комнаты, фигуры выравниваются, и вы видите изображение четко, как день. Я могла бы увидеть, что именно произошло... если бы только знала, где стоять.

Пока же я точно знаю одно: Коул опасен.

Я должна бежать от него подальше.

Я знаю это рационально.

А я хочу прямо противоположного.

Я очарована им. Меня влечет к нему всеми возможными способами: физически, ментально, эмоционально.

Я читала «Дракулу». Это поучительная история. Предупреждение молодым женщинам не поддаваться на соблазн мужчины, который хочет поглотить вас.

И все же... не все из нас были увлечены прекрасным принцем. Некоторые маленькие девочки поглощали истории о бальных платьях, замках и рыцарях, которые убивали дракона...

В то время как некоторые маленькие девочки читали истории о темной тропинке в лес... о витом особняке с черными окнами и туманом, покрывающим территорию... Именно туда мы и хотели пойти. Неважно, что мы могли бы найти внутри...

Я начала вторую картину.

Она будет такой же большой, как и первая - размером с жизнь. Основная фигура - частично человек, частично животное, с рогами барана и крыльями, похожими на крылья летучей мыши, вытянутыми по обе стороны. Четыре руки и две пары кистей. Одна пара рук тонкая, бледная, изящная. Другие руки толстые, грубые, грубые.

Я включаю свою музыку, так громко, как хочу, потому что в соседних студиях больше никого нет.

Gasoline - Halsey

Кажется, что холст расширяется, пока не становится таким же большим, как комната. Он заполняет все поле моего зрения, становится целой вселенной. Каждая крошечная деталь вырывается из-под моей кисти, врываясь в жизнь.

Я забываю о Коуле.

Я забываю обо всем, что находится за пределами картины.

Время течет мимо, пока я стою на месте.

Я даже не замечаю, что кто-то вошел в дверь, пока Коул не говорит, — Сначала ангел, теперь демон.

Он стоит прямо за мной. Я не знаю, как долго он находится в комнате.

Я оборачиваюсь, поднимаю кисть вверх.

Коул смотрит на меня сверху вниз, наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга. Он бледнее обычного, под глазами темные круги. Он определенно не спал. Возможно, он не спал и прошлой ночью.

Должно быть, на улице идет дождь. Его одежда влажная. Капельки блестят в его густых черных волосах, кончики мокрые, как моя щетка.

Дождь усиливает его запах. Он пахнет холодом и чистотой, как продуваемая ветром улица. Его глаза черные, как асфальт.

— Я искал тебя, — говорит он.

— Я пряталась, — отвечаю я.

— Я знаю это. Я знаю, что ты пряталась. Я также знал, что ты не сможешь долго оставаться в стороне.

Его голос такой же холодный, как и его одежда. Он заставляет меня дрожать.

Он слишком хорошо меня знает.

— Я не демон, — говорю я. — Я дьявол.

— Какая разница?

— Есть только один дьявол.

Он улыбается. Настоящая улыбка Коула сильно отличается от той, которую он дарит всем остальным. Она медленнее. Он не морщит глаза. И заканчивается она тем, что он прикусывает краешек губы. Жестко.

— Ты оставила подарок в моем кабинете.

Холодок пробегает от основания моего черепа до самого позвоночника. Я стараюсь не вздрогнуть. Стараюсь, чтобы он не видел, как сильно колотится мое сердце.

— Как тебе? Понравилось? — говорю я, наклоняя подбородок.

Коул подходит ближе, просовывает правую руку под мои волосы и обхватывает затылок. Большим пальцем он заставляет мой подбородок подняться еще выше.

— Мне это совсем не нравилось. На самом деле, я ревновал.

Моя кожа в одно мгновение превращается из холодной в горячую. Соски напряглись под тонким материалом топа. Кольца остаются холодными, как лед.

Он ревнует. Он признает, что ревнует.