Глубоко вздохнув, я говорю себе, что члены жюри будут смотреть не на меня - они будут смотреть на коллаж. И он им либо понравится, либо нет. Это не в моей власти.

Схватив сумочку, я отправляюсь в студию.

Я продолжаю работать над коллажем, делая вид, что не слышу, как тикают часы на стене. Я слишком нервничаю, чтобы включить музыку, как обычно.

Наконец я слышу шаги в коридоре и негромкий рокот вежливой беседы. Кто-то стучит в мою дверь, легко и официально.

— Входите! — кричу я.

Дверь с треском распахивается, пропуская внутрь шесть человек.

Соня возглавляет группу. Она говорит, — Все, это Мара Элдрич, одна из наших самых перспективных младших художниц! Как вы видите, она усердно работает над новой серией. Мара, это жюри Гильдии художников: Мартин Босс, Ханна Олбрайт, Джон Пекорино, Лесли Ньютон и, конечно же, Коул Блэквелл.

Пока она перечисляет имена, я поворачиваюсь лицом к группе художников, о большинстве из которых я хотя бы слышала раньше. Мой взгляд скользит по пяти лицам и наконец останавливается на человеке, с которым я больше всего хотела встретиться: моем благодетеле, Коуле Блэквелле.

Комната наклоняется с болезненным рывком.

Я вижу лицо, которое впечаталось в мой мозг и никогда не будет забыто.

Лохматые темные волосы. Серебристая кожа. Мягкий, чувственный рот. Глаза чернее ночи.

Это человек, который стоял надо мной.

Тот, кто оставил меня умирать.

Я смотрю на него с открытым ртом, застыв в ужасе.

Кажется, что прошло двадцать минут.

Но, возможно, это было лишь мгновение, потому что Коул плавно говорит, — Приятно наконец-то познакомиться с тобой, Мара. Как ты поживаешь в космосе?

Наступает тишина. Я слышу, как несколько членов комиссии переминаются с ноги на ногу, пока я смотрю на Коула.

Наконец мой голос вырывается, — Хорошо. Хорошо. Спасибо.

Спасибо?

Какого черта?

Почему я его благодарю? Он увидел, как я корчусь на земле, словно умирающее насекомое, и прошел прямо через меня.

Сейчас он смотрит на меня точно так же: лицо холодное, глаза яркие. Уголки красивого рта подрагивают, как будто он хочет улыбнуться. . .

Этот чертов маньяк делает это снова и снова. Он смотрит, как я извиваюсь. И ему это нравится.

Мне хочется закричать во весь голос: — Меня похитили! МУЧИЛИ! ОСТАВИЛИ УМИРАТЬ! ЭТОТ ЧЕЛОВЕК МОГ ЭТО СДЕЛАТЬ! А если и нет, то он точно был там. . .

— Итак, над чем вы сегодня работаете? — говорит Лесли Ньютон. Ее голос высокий и яркий, как будто она пытается сгладить неловкий момент.

Я должна собраться. Они пришли посмотреть на мой коллаж. Все зависит от этого момента. Если я начну кричать как сумасшедшая, то потеряю все.

Я поворачиваюсь к холсту, шатаясь, словно пьяная.

— Что ж, — прохрипела я, делая паузу, чтобы прочистить горло. — Как вы видите, в этой новой серии я экспериментирую с нетрадиционными художественными материалами. Посмотрим, смогу ли я создать эффект роскоши, накладывая и манипулируя альтернативными веществами.

— И откуда у вас эта идея? — спрашивает Мартин Босс. Он высокий, худой и лысый, одет в черную водолазку и очки Бадди Холли. Его голос резкий и вызывающий, как будто он меня в чем-то обвиняет.

— Я выросла в районе Мишн, — говорю я, стараясь не смотреть на Коула Блэквелла. — Меня вдохновляют фрески и граффити.

Я чувствую, как глаза Коула впиваются в мою спину. Пот выступает на шее, под длинными волосами. Мое сердце бешено колотится, и я в ужасе, чертовски в ужасе. Не могу поверить, что он стоит в пяти футах позади меня. Почему это происходит? Что это значит?

Это он, я знаю, что это он.

На нем темный костюм, как и в тот вечер, а вместо рубашки - кашемировое поло. Это не обычная одежда - я не придумала, я не могла.

Другой член комиссии, женщина в красном платье и браслетах, задает вопрос, но я не могу расслышать его из-за шума в ушах.

— Простите, вы не могли бы повторить? — заикаюсь я.

Мне приходится повернуться и посмотреть на нее, а это значит повернуться к Коулу.

Он определенно ухмыляется. Смотрит, как я потею.

— Я спросила, не является ли этот рисунок отсылкой к японскому Neo-Pop, — любезно говорит женщина.

— Да, — говорю я. — Сочетание милого и зловещего.

Не знаю, есть ли в этом смысл. Сейчас вообще ничего не имеет смысла.

— Мне нравятся отслоившиеся слои, — говорит последний член жюри. Кажется, его звали Джон, но сейчас я не могу вспомнить. — Вам стоит подумать о работе, посвященной этой технике.

— Верно. — Я киваю, откидывая волосы с лица. — Я так и сделаю.

Моя щека кажется влажной там, где ее коснулась тыльная сторона моей руки. Черт, неужели я только что размазала краску по лицу?

Моя кожа горит, мне хочется плакать. Все смотрят на меня, больше всего Коул. Он высасывает из меня жизнь этими черными глазами. Засасывает меня внутрь.

— Ну, если ни у кого больше нет вопросов, мы переходим к следующей студии, — говорит Соня. — Спасибо, Мара!

— Спасибо. Всем вам, — неловко отвечаю я.

Мой взгляд снова останавливается на Коуле Блэквелле, на этом холодном, злобном и совершенно потрясающем лице.

— Удачи, — говорит он.

Это звучит как насмешка.

Они выходят из студии, на этот раз Соня идет сзади.

Я смотрю, как они уходят.

Я задыхаюсь в комнате, которая внезапно кажется лишенной кислорода.

Что только что произошло, что только что произошло, что только что произошло...

Я должна оставаться здесь. Я должна держать свой гребаный рот на замке.

Вместо этого я выбегаю из комнаты, преследуя Блэквелла.

11

Коул

Мы уже собираемся войти в юношескую студию на противоположной стороне здания, когда меня догоняет Мара.

— Извините! — прохрипела она, ее щеки пылают розовым пламенем. — Могу я поговорить с мистером Блэквеллом?

Остальные члены комиссии оборачиваются и смотрят на меня, чтобы понять, соглашусь ли я.

Особенно любопытна Соня. Она поняла, что что-то не так, как только я сказал ей предложить Маре студию. Скидка была выдумкой, придуманной мной на месте. То же самое и с этим грантом. Это все рычаги, чтобы привести Мару туда, куда я хочу: полностью в мою власть.

— Конечно, — говорю я тихо. — Остальные продолжают без меня. Я скоро присоединюсь к вам.

Я веду Мару по коридору к пустой студии через несколько дверей. Я вхожу в чистое, безлюдное помещение. Она колеблется в дверях, боясь остаться со мной наедине.

— Ты идешь? — спрашиваю я, приподняв бровь.

Поджав губы, она проходит в комнату и закрывает за собой дверь.

Я жду, пока она заговорит, наблюдая за стремительным вздыманием и опусканием ее груди, восторгаясь суматошными пятнами цвета на ее щеках.

Она пылает от ярости, глаза горят, щеки пылают. Ее темные волосы завиваются вокруг лица, бросая вызов гравитации из-за чистого электрического напряжения между нами. Ее тонкие руки дрожат, и она впивается ногтями в бедра.

— Я знаю, что это был ты, — говорит она низким и хриплым голосом.

Мне это так нравится, что я едва могу это выдержать. Ее ярость, ее страх и восхитительное положение, в которое я ее поставил, - все это смешалось в мощный коктейль. Ее выражение шока, когда она увидела мое лицо, и ужасная борьба, когда ей пришлось обсуждать свою работу с членами жюри, в то время как ее мозг, должно быть, крутился и вертелся внутри ее черепа... Я так рад, что все это у меня записано. Не могу дождаться вечера, чтобы посмотреть его снова.

— Где это был я? — мягко говорю я.

— Ты знаешь, — шипит она. Все ее тело дрожит. Мне хочется прижать ее к себе, почувствовать, как эти толчки вибрируют в моем теле...