Я одеваюсь в свой самый профессиональный наряд - льняную крестьянскую блузку и почти чистые джинсы - и спешу на Клей-стрит.

Мисс Бриджер уже ждет меня. Она высокая и элегантная, с железно-серыми волосами и длинным аристократическим носом.

— Приятно познакомиться, Мара, — говорит она, пожимая мне руку. — Я покажу вам помещение.

Она ведет меня по коридорам здания Alta Plaza, светлого и современного, с белой краской и светлым деревом в скандинавском стиле.

— Вот мы и пришли, — говорит она, распахивая двойные двери последней студии в конце коридора.

Я окидываю взглядом ослепительный, залитый солнечным светом лофт. Открытые воздуховоды возвышаются на тридцать футов над моей головой. Окна от пола до потолка выходят на парк Alta Plaza. Воздух свежий и прохладный, с легким ароматом декоративных лимонных деревьев в горшках вдоль дальней стены.

Если это младшая студия, то я с трудом могу представить, каковы остальные комнаты. Это помещение в четыре раза больше, чем у Джоанны, и больше, чем главный этаж моего дома.

Я ошеломлена.

— Что вы думаете? — спрашивает Соня, подавляя улыбку.

— Когда я смогу переехать? — заикаюсь я.

— Он уже открыт, — говорит она. — Я могу достать вам ключ-карту для главной двери. Здание доступно двадцать четыре часа в сутки. В углу, как вы видите, есть мини-холодильник, а в кафе на главном уровне делают отличный латте со льдом.

— Я умерла? Это рай?

Она смеется. — Коул Блэквелл очень щедр.

— Коул... что? — говорю я, пытаясь оторвать взгляд от прочесывания каждого сантиметра этого идеального пространства. Искусство, которое я могла бы здесь создать. . . Мне так и хочется начать.

— Мистер Блэквелл владеет этим зданием. Это его идея - сделать скидку на младшие студии. Может, он и не самый приятный человек, но он поддерживает своих коллег-художников.

— Точно, потрясающе, — говорю я, лишь отчасти понимая это. — Честно говоря, он мог бы попросить моего первенца, и я бы с радостью отдала его. Это место просто... совершенство.

— В этом нет необходимости, — говорит Соня, передавая мне свой планшет. — Все, что мне нужно, - это подпись. Мы можем начать с шестимесячной аренды.

— Какой-нибудь депозит нужен? — спрашиваю я, думая, что это будет убийственным ударом.

— Нет, — качает она головой. — Просто принесите мне чек в конце месяца.

— Наличные подойдут?

— Если только это не все единицы и пятерки, - говорит она.

— Я вижу, я не единственная официантка, которую вы знаете.

— Это почти обязательное условие в этой индустрии, — отвечает Соня и любезно добавляет, — Когда-то я тоже была официанткой.

— Спасибо, — снова говорю я ей. — Правда, я просто не могу вас отблагодарить.

— Вам нужны услуги по переезду? — спрашивает она. — Из вашей старой студии?

Мне это действительно нужно. Очень.

— Сколько это стоит? — нервно спрашиваю я.

— Комплиментарно, — отвечает она.

— Не щипайте меня, я не хочу просыпаться.

— Поговорите с Дженис на ресепшене, когда будете уходить, и она вас запишет, — улыбается Соня.

Она оставляет меня одну, чтобы я могла насладиться теплым солнцем, запахом чистых деревянных шкафов, бесконечным открытым пространством, по которому я могла бы бегать вверх и вниз, как по дорожке для боулинга.

Я никогда не верила, что когда случается что-то плохое, за этим следует что-то хорошее.

Но, возможно, в этот раз... это может быть правдой.

К среде, все мои принадлежности были вывезены из студии Джоанны и с величайшей осторожностью перевезены в новую студию на Клэй-стрит.

Мои соседи по комнате так завидуют, что едва могут это вынести, за исключением Питера, который говорит: «Это здорово, Мара», доводя наш разговор до пятнадцати слов.

— Коул Блэквелл владеет этим местом? — стонет Эрин. — Ты, наверное, будешь видеть его все время.

— Ты тоже хочешь его трахнуть? — поддразнивает ее Генрих. — Пытаешься получить монополию на распутных художников?

— Он полный козел, — говорит Джоанна. — Совсем не дружелюбный.

— Зато он великолепен, — добавляет Фрэнк.

— О, вау, — смеюсь я. — Это действительно что-то с твоей стороны, Фрэнк. Ты чертовски разборчив.

— Не такой уж и разборчивый, — говорит Джоанна. — В конце концов, он встречался с Генрихом.

— Да пошла ты, — хмурится Генрих.

Всю рабочую смену я плыву на девятом облаке, до смерти желая попасть в студию, чтобы поработать над своим коллажем. Я задерживаюсь допоздна каждую ночь, работая дольше, чем когда-либо в своей жизни. Я заканчиваю работу и сразу перехожу к новой композиции, еще более многослойной и детальной. Я экспериментирую с разными материалами - не только с акрилом, но и с лаком, и с корректирующей жидкостью, и с шарпи, и с аэрозольной краской.

Студии отдельные и звуконепроницаемые, и никто, кажется, не возражает, когда я включаю свою музыку громко. Ночные улицы кажутся далекими, сверкающими, как драгоценное полотно, расстеленное подо мной.

Впервые за долгое время я чувствую надежду и, возможно, даже счастье.

Это чувство усиливается в десять раз, когда в пятницу днем ко мне в дверь стучится Соня и сообщает, что я попала в список претендентов на грант от Гильдии художников Северной Африки.

— Ты серьезно? — пискнула я.

— В понедельник жюри хочет посмотреть ваши работы. Если им понравится то, что они увидят... они выделят по две тысячи долларов каждому получателю и покажут одну работу на New Voices в следующем месяце.

Я чувствую, что сейчас упаду в обморок.

— И что же они хотят увидеть? — спрашиваю я с нетерпением. — Я только что закончила коллаж. И я начала новую работу, но еще не очень много сделала...

— Просто покажи им все, что у тебя есть, — говорит Соня. — Это не обязательно должно быть законченным.

Волнение и тошнотворный ужас охватывают меня. Я так чертовски сильно этого хочу. Деньги - это здорово, но место в «New Voices» - еще лучше. Это только по приглашениям, и там будут все крупнейшие брокеры. Попадание работы на выставку может очень сильно поднять меня по карьерной лестнице.

Я смотрю на свою незавершенную работу. Это чертовски круто, я горжусь этим.

Но у меня в голове зародилась другая идея...

У меня есть свежий холст, натянутый и готовый, прислоненный к стене. Он массивный - восемь футов в высоту, десять футов в длину. Это будет самая большая картина, которую я когда-либо писала.

Интересно, стоит ли мне начать работать над ней? Соня сказала, что моя картина не должна быть законченной, чтобы показать панно... Это было бы более амбициозно.

Может быть, слишком амбициозно. Это может стать чертовой катастрофой.

Я переминаюсь с ноги на ногу, глядя то на свой коллаж, то на чистый холст.

Наконец, я возвращаюсь к мольберту. Начинать что-то новое было бы огромным риском. Я уже практиковалась в технике коллажа - вот чего мне следует придерживаться до сих пор.

В выходные я нервничаю. В любую минуту, когда я не на работе, я лихорадочно тружусь над новым коллажем, стараясь сделать как можно больше до того, как на него придут посмотреть члены жюри.

В понедельник утром я целый час роюсь в шкафу, перебирая одежду, словно это волшебным образом превратит ее во что-то пригодное для носки.

Я не могу решить, надеть ли мне что-то «художественное» или что-то профессиональное. Это глупая дилемма, потому что на самом деле у меня нет ничего профессионального. Большая часть моей одежды - это вещи, купленные на распродаже, и лишь немногие сделаны за последнее десятилетие.

Другая проблема - эти гребаные шрамы на моих руках. Я так зла, что это случилось, когда остальные уже окончательно поблекли. Когда я снова начала выглядеть нормально.

Я выгляжу как сумасшедшая. Я чувствую себя психопаткой после того, как примерила очередную рубашку, а потом сорвала ее и швырнула через всю комнату.