Воздух становится густым и влажным. Я потею. Я затягиваю волосы в хвост и снимаю свитер. Я мельком вижу Коула, глаза которого сужаются при виде моего облегающего топика, прежде чем его поглощает очередная толпа клиентов.

Группа парней лет двадцати с небольшим в конце бара постоянно выкрикивает просьбы о новых порциях. Судя по одинаковым рубашкам-поло и их необычайно скучному разговору, я предполагаю, что они работают в какой-то биотехнологической фирме.

Я приношу им еще одну порцию «Б-52».

— Эй, — говорит один из них, хватая меня за руку. — Можешь сделать минет?

Его друзья захихикали.

— А как насчет скользкого соска? — говорит его приятель.

Они не первые гении, которые поняли, что у некоторых снимков грязные названия.

— Ты действительно хочешь чего-нибудь из этого? — говорю я.

Еще дюжина людей кричит мне вслед по всему бару, и у меня совсем нет времени на глупые шутки.

— Куда ты спешишь? — спрашивает первый парень. — Мы же даем тебе чаевые, не так ли?

Он бросает в меня горсть скомканных купюр, в основном единицы. Половина купюр попадает в мой ледяной колодец, что меня очень злит, потому что деньги - это грязь, и мне придется выбросить этот лед и наполнить колодец свежим.

— Спасибо, — говорю я, утяжеляя это слово примерно десятью фунтами сарказма.

— Пошла ты, сука, — усмехается второй парень.

Я смотрю на него сверху вниз. — Нет. Я не занимаюсь благотворительностью.

Ему требуется секунда, чтобы понять это, но вопли его друзей подсказывают ему, что это определенно оскорбление.

Я уже отвернулась, поэтому не слышу, что он кричит мне в ответ.

Я бросаю лед и бегу в подсобку, чтобы взять свежую порцию. Надеюсь, к тому времени, как я вернусь, эти идиоты найдут себе другое место для скопления. К сожалению, когда я возвращаюсь, пыхтя и потея под тяжестью корзины со льдом, они все еще сгрудились на том же месте. Мистер Синяя Рубашка Поло злобно смотрит на меня.

Я высыпаю лед в колодец, не обращая на него внимания. Затем я поворачиваюсь, чтобы поставить пустой контейнер.

Как только я нагибаюсь, я чувствую резкий шлепок по заднице. Я разворачиваюсь и застаю Синяя Рубашку на вершине барной стойки.

Я уже собираюсь позвать Тони, нашего вышибалу, но Коул оказывается быстрее. Я едва успеваю открыть рот, как он появляется за спиной Синей Рубашки, словно бледный мрачный жнец. Он не хватает парня за плечо и даже не предупреждает. Быстрее, чем я успеваю моргнуть, он выхватывает ближайшую бутылку пива и разбивает ее о череп Синей Рубашки.

Синяя Рубашка вздрагивает, его глаза закатываются назад в голову. Он падает, ударившись головой о барную стойку.

Его друг, тот, что бросил в меня деньги, издал придушенный вопль. Он бросается на Коула, не понимая, что Коул все еще держит горлышко разбитой бутылки.

Коул бьет его по лицу, рассекая щеку от уха до челюсти. Кровь брызжет на дубовую стойку бара и попадает на мой свежий лед.

Остальные рубашки-поло смотрят на Коула, не желая вступать в драку.

Я тоже смотрю в шоке.

Нас ошеломляет не только жестокость. Но и жуткая скорость, с которой Коул двигается, и холодное безразличие на его лице. Я знаю, что он зол, потому что знаю, как выглядит, когда его что-то выводит из себя. Для любого другого человека он может быть просто статуей, если бы не все эмоции, которые он демонстрирует.

Он стоит лицом к остальным мужчинам, все еще держа в руках гладкое горлышко бутылки, ее сверкающие точки злобно острые и темно-мокрые.

— Ну же, — тихо говорит он. — Где вся твоя храбрость, которой ты обладал пять минут назад? Или ты все это время был трусом?

На этот раз я быстрее, чем парни. Я перепрыгиваю через барную стойку и хватаю Коула за руку.

— Пошли! — кричу я, дергая его за руку. — Ты должен выбраться отсюда.

Его тело жесткое, как сталь. Он все еще смотрит на других мужчин, осмеливаясь сделать шаг к нему.

— ДАВАЙ! — кричу я, оттаскивая его.

Я тащу его на улицу, в густой туман, а затем несколько кварталов по улице, ожидая, что в любую минуту услышу звук сирен.

— О чем ты думал? — кричу я, когда наконец перевожу дыхание. — Ты мог убить того парня!

— Надеюсь, что так и было, — говорит Коул.

Я поворачиваюсь и смотрю на него, задыхаясь в разреженном влажном воздухе.

— Ты не можешь так говорить.

— Абсолютно точно. Он не уважал тебя. Наложил на тебя руки. Я бы убил его за гораздо меньшее.

Я не могу поверить, насколько он сейчас спокоен. Кровь на его руках выглядит черной, как смола, на затененной улице. Он все еще держит горлышко разбитой бутылки пива. Держит ее в пальцах так, как я держала бы кисточку. Как будто это инструмент его ремесла. Инструмент его искусства.

Коул замечает, что я смотрю. Он отбрасывает разбитую бутылку в сторону, позволяя ей разбиться в водостоке с высоким музыкальным звуком.

— Почему? — тихо спрашиваю я. — Почему тебя волнует, как какой-то парень в баре ведет себя со мной?

— Я же говорил тебе, — говорит он, шагая ко мне вплотную, как всегда, так что я вынуждена поднять на него глаза. Сердце стучит в ушах так громко, что я едва могу разобрать его слова. — Я приобрел тебя, Мара, как картину, как скульптуру. Любой, кто попытается повредить то, что принадлежит мне, столкнется с последствиями.

— Я для тебя предмет?

— Ты ценна.

Это не ответ. Не совсем.

— Мне не нужна твоя защита, — говорю я ему. — Я каждый день сталкиваюсь с такими парнями на работе.

— Уже нет, — говорит Коул. — Полагаю, ты уволена.

Мои щеки пылают от ярости. Ему плевать на то, что из-за него я потеряла работу, - с чего бы это? Не ему же платить по счетам.

— Мне нужна была эта работа!

— Нет, не нужна, — беззаботно говорит он. — Бетси Восс только что продала твою картину за двадцать две тысячи долларов.

Я смотрю на него с открытым ртом. — Ты шутишь?

Коул тонко улыбается. — Ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы не предполагать подобное

Это правда. Коул лишен чувства юмора. Что, как ни парадоксально, делает его комментарий своего рода шуткой.

— Когда ты узнал?

— Она написала мне час назад.

У меня легкое головокружение. Переход от ужаса к восторгу настолько силен, что я думаю, что меня может стошнить. У меня никогда в жизни не было двадцати тысяч на банковском счету. Я никогда не переступала порог четырехзначной цифры.

— Коул… — вздыхаю я. — Спасибо.

Я прекрасно понимаю, что картина продалась благодаря Коулу. Потому что он привлек Бетси Восс в качестве моего брокера. Потому что он рассказывал обо мне всем, кого мы встречали. Картина хороша, но в мире искусства кто-то должен сказать об этом вслух. Коул толкнул первое домино, и остальные упали по очереди.

Он торжествующе улыбается. — Я не поддержу хромую лошадь.

Я не могу не ухмыльнуться ему в ответ. — Сначала я скульптура, теперь я лошадь?

Он поднимает одну черную бровь.— Кем ты хочешь стать?

— Я хочу быть талантливой. Могущественной. Уважаемой. Успешной. Я хочу быть похожей на тебя.

— Правда? — тихо говорит он. — Правда?

— Разве не этого ты хочешь? — спрашиваю я его. — Ты сказал, что будешь моим наставником. Ты сделаешь меня по своему образу и подобию.

Коул молчит, как будто никогда не задумывался о том, что это может означать.

Наконец он говорит, — Гильдия художников устраивает вечеринку в честь Хэллоуина в следующую субботу. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Не в силах удержаться, чтобы не поддразнить его, я говорю, — Это звучит подозрительно похоже на свидание...

— Это не так. У тебя есть костюм?

— Да. Я делала его вместе с Эрин.

— И что это?

— Медуза.

Коул кивает. Ему нравится.

— А ты кем будешь? — спрашиваю я.

— Увидишь в субботу.

25

Коул

Наблюдая за Марой, я почти не обращал внимания на свою работу.