Туземцы выглядели откровенно поджарыми, если не сказать тощими. Статью и шириной плеч точно не гвардейцы. Дики сомневалась в существовании чисто прибрежных племен пигмеев и бушменов — но эти по виду как раз такие. Наверное, бегают шустро и ловко ящериц умерщвляют, в ином же боевом отношении…
Дики напомнила себе, что и сама не очень-то полноценный воин, к тому же родной лук, стрелы и привычные копья (да, пусть они официально значатся «дротиками», но это вопрос терминологии) остались в каюте «Молнии». С одним ножом, имеющимся в наличии ростом и скромной силой разящего удара, тут не очень много навоюешь. Вон тот местный вождь явно крупнее и сильнее, да и багор у него серьезный, даром что сомнительной кривой эстетики.
Островитяне выловили еще кусок древесины, порадовались умеренно и шире разошлись вдоль берега, изредка перекликаясь и внимательно выискивая чем бы еще поживиться. Охранять добычу остались двое: вождь и узкоплечий воин в большой шляпе с перьями. Этот принялся пинать что-то непонятное — мишень заслоняла груда древесного добра. Особо живучая камбалка у него там на песке засела, что ли?
Оружие местных обитателей Дики по-прежнему не могла рассмотреть, а эта составляющая была немаловажной. Вон в Старом мире как у людей бывало: скачет по песку такой диковатый и почти голый дикарёк, смотреть скорбно и пришибленно, а потом за его спиной обнаруживается «калашников» или М-16. Здесь такое, конечно, маловероятно, но принцип тот же — надо получше узнать о возможностях и оснащении аборигенов.
Вступать в контакт или не вступать — вопрос пока оставался открытым. Любой абориген много знает, прекрасно осведомлен о местных условиях, посему в смысле выживания чрезвычайно полезен. Но если ты девочка, и даже к тому же вполне миловидная (несмотря на неудачный укус и порванные штаны), то контакт с местными обитателями может обернуться специфическими сложностями. Об этой стороне жизни Дики знала весьма немало: и мамы, и Кэт, и друзья-знакомые считали своим долгом просветить и предупредить — все имели солидный жизненный опыт и понимали, что подобные ситуации неизбежны. Нет, можно, конечно, и всю жизнь дома просидеть под надежной защитой-охраной, но Дики-с-Медвежьей явно не из таких опасливых особ, в этом тоже мало кто сомневался.
Осторожно пробираясь через опасные заросли тростника — рубашка, штаны и добротные сапоги спасали, но всё равно, того и гляди порежешься — Дики подобралась поближе к охотничьему лагерю. Отсюда видно было получше: удалось оценить багор в руках вождя — древко орудия оказалось связано из нескольких кусков короткой древесины, наконечник, похоже, самодельный. Так себе инструмент, незавидный, хотя приложить или подцепить таким могут крепко — кольчуга-то тоже на «Молнии» скучает. (Впрочем, это даже удачно получилось — в броне плавать было бы не особо удобно.) Сам вождь… мосластый, бородатый — пышные заросли на морде уже сединой тронуты, явно опытен в багрении добыч и прочем охотничьем ремесле. Его соплеменник, как и показалось с первого взгляда — тощ и неказист. Возраст мешает определить шляпа — в этом проклятом свете лицо под полями — просто черная дыра, а не лицо. За поясом у задохлика что-то вроде топорика, причем совершенно неубедительного вида. Гм, экая бедность. Тут нормальный добротный нож могут за меч-кладенец принять и живо того… экспроприировать — есть такой термин, крайне любимый Профессором.
Дики проползла еще немного, рассмотрела кучку рыбы и головоногих — имелся там и осьминог, (но не тот что на «тузике» катался, а его старший брат). Рыбы было не очень много, горка мидий или иных раковин тоже не внушала восхищения. Остальную добычу по-прежнему заслоняла развешанная для сушки одежда. Тут Дики осознала, что дурила просто жутко…
Повисшие на скрещенных баграх штаны были знакомы. Это Гороха — он третьего дня очень прицельно на смолу сел, отметина оказалась строго посередине. Определенно, его штаны…
Дики точно знала, что ни один моряк «Молнии» добровольно со штанами не расстанется. Конечно, Горох мог и сам одежку на просушку вывесить, но это вряд ли. Намоченные штаны — дело ерундовое (если морем намочены, а не иными непростительными бедствиями), так что не будет моряк заголяться по такому пустяковому поводу.
С замершим сердцем Дики проползла еще несколько шагов по кромке зарослей и увидела на песке два тела…
Одно было бесспорно и окончательно мертво. Грудина и живот вскрыты, в теле зияла жутковатая чернота глубокой пустоты… а вот те «веревки» на копье — не веревки, то кишки сушатся. Это Гороха внутренности — опустевшее тело можно по рыжеватой лысине опознать — как раз к наблюдательнице головой лежит. Второй — видно неважно, но это явно Скат-Ма, и он еще жив — мертвых связывают довольно редко.
Моряк, словно стремясь подтвердить, что он жив, зашевелился. Видимо, пытался осторожно уползти к тростниковым зарослям. Абориген в шляпе-сомбреро подскочил и вновь принялся старательно бить беспомощного моряка ногами. Местный изверг был бос, серьезно бить не умел, но пинал со странной целеустремленностью и удовольствием.
Вот шмондюк фашистский!
Аборигены негромко переговаривались. Расслышать слова не получалось — у Дики возникла мысль, что там вообще не на Всеобщем языке говорят, но издали могла и ошибиться. А вот в том, что веселятся, едва ли заблуждалась. Разрисованы ли у них хари или только кажется? Борода у одного, шляпа у другого мешали рассмотреть. Вроде бы на лбу полосы. Кровь?
Закрадывалась крайне дурная догадка: сожрали они потроха Гороха и победно раскрасились? Наверняка Скат-Ма про это уже точно знает, вон, уползти как пытался, хотя какие шансы…
На заросли тростника аборигены упорно не смотрели, из чего можно было сделать вывод, что опасных хищников и врагов у них тут нет, никого не опасаются. Наверное, сожрали уже все что бегало. И ползало. Вот же… какой мерзкий этнос, совершенно нетронутый цивилизацией.
Возвращались остальные охотники: брели не торопясь, двое волокли кусок корпуса «тузика», еще один нес кривобокую корзинку — видимо, с собранными у прибоя моллюсками. Шестеро там… и двое здесь… на вооружении три багра и короткие копья-остроги. Где-то должен иметься поселок, где обитают женщины, дети и прочие гражданские лица. Не похоже, чтобы здесь была густонаселенная местность, возможно, на острове единственный поселок.
Дики силилась вспомнить очертания суши, которые промелькнули во время водопадного слива. Как же, вообще не до того было. Да и когда шмякнулась, в какую сторону несло, к какому именно острову — поди угадай.
Вождь-бородач заорал что-то подошедшим подчиненным и без затей треснул ближайшего охотника древком багра — тощий неудачник спешно отскочил, хотя удар выдержал. Видимо, привычный. В отличие от багра — хлипкое древко пришлось сразу же поправлять. Вождь осмотрел принесенную неудачниками незавидную добычу, принялся выговаривать, взмахивая жилистой рукой в сторону линии прибоя. Выражал недовольство и указывал на тактические ошибки? Ну, багром-то оно доходчивее. Мог бы и пришибить одного-другого. Действительно, что они принесли? Это же не мидии, а чистое оскорбление.
Аборигены не нравились Дики по вполне очевидной причине. Убогие и откровенные каннибалы, да еще несдержанного садистского поведения. Конкурировать и выживать рядом с такими будет не только сложно, но и противно. А остров-то невелик, явно не Мадагаскар.
Туземцы, наглядно демонстрируя свой мерзкий нрав, вновь начали избивать Скат-Ма. Били опять ногами, явно веселясь, с удовольствием. Смотреть было жутко. Зверье какое-то безумное. Человека же в рабы можно определить или еще как-то здраво его использовать. Дики на миг зажмурилась. Сволочная ситуация, слишком деловито бьют, целеустремленно. Похоже, хотят печень отбить. Она, вроде бы, когда отбитая, увеличивается и сочнее становится. Или это от страха какие-то дикие мысли в голову лезут?
Дики проверила, как спрятан нож, пригладила волосы, и вывалилась из тростниковой стены:
— Люди! Спасите! Люди!
