Не могу и не хочу.

А к двери я подошла… просто.

— Калинина, мать твою, тебе двери выбить⁈

И соседей всех заодно поднять.

Хотя они и так, пожалуй, уже всполошились и впечатлились.

Я, впрочем, тоже.

Кричащего Глеба Александровича я никогда раньше не слышала и не видела. Он матерился, бросался язвительными комментариями, временами пошлил, поднимал выразительно брови, но никогда и ни при каких обстоятельствах не орал.

Кто угодно, но не он.

— Зачем ты приехал?

Дверь я всё же открыла.

Не подумала, что помимо опухшей физиономии у меня ещё только одна, пусть и длинная, футболка.

— Сказать, что ты дура, — он выплюнул взбешенно.

Провел рукой по вздыбленным, тоже в первый раз неуложенным волосам.

И взглядом, заставляя вздрогнуть, меня сожгли.

— У тебя завтра экзамен, Глеб.

— У тебя тоже.

— Я не допущена, — очевидное я напомнила.

Скривила ехидно губы, ибо злость поднималась откуда-то из глубины, от сплетения, которое солнечное.

И что-то, помимо слёз, внутри появилось.

— Сейчас допустишься, — Измайлов, перехватывая дверь, пообещал зловеще, наступил на меня, втесняясь в квартиру. — Собирайся быстро.

— К-куда?

— На Кудыкину гору, — на умный вопрос получился умный ответ. — Если бы некоторые хоть куда-то заходили, то увидели бы сами, что сегодня последняя пересдача.

— Сегодня? Шутишь?

— Вместе с кафедрой, — отрезал он едко, пояснил, попутно швыряя в меня выпавший из сумки халат. — У них больше ста человек или не допущено, или с экзамена гулять отправлено. Им деканат за такие показатели уже навставлял.

— Я…

— Ты, ты…

— Я не готовилась, Измайлов!

— Из преподов, правда, Фарисовна принимает, — ложку дёгтя в медовую новость преподнесли буднично, кинули подхваченную с тумбы расческу, и улыбнулся на последних словах Измайлов убийственно, — но ничего. Сдашь.

— Кто-кто⁈ — я переспросила истерично, ибо хуже Тохи могла быть разве что она. — Сдам? Ей? Издеваешься⁈ Никуда я не поеду! Ещё раз завалиться, а бонусом о себе наслушаться. Плавали, знаем. Спасибо, хватило.

— Ка-ли-на, — сощурился Глеб недобро, почти пугающе, так, что внутрь квартиры ещё на пару шагов я отступила. — Или ты одеваешься, или я тебя так потащу.

— Ты? Меня? Потащишь? — я переспросила старательно.

Язвительно.

Недоверчиво.

Перегнула с недоверчивостью, ибо на жестком плече, не поняв как и когда, в следующую секунду оказалась. Перевернулась картина мира, и немытый уже неделю пол перед глазами появился. Выбилось, не давая сразу закричать, дыхание.

И из квартиры меня вынесли.

— Измайлов!

Руками и ногами, опомнившись уже на лестничной площадке, я замолотила от души. Выгнулась насколько возможно было, но… меня перехватили и удержали, пошли к лестнице, не оставляя шансов.

— Отпусти немедленно! Придурок!

Я кричала.

Стучала по спине, что широкой впервые показалась.

— Алина, блядь!

Ногой куда-то я ему заехала, а он взревел.

Поставил-таки на бетонный пол.

— Я не блядь, — я, покачнувшись, сообщила гордо, сдула с глаз волосы, чтоб его любимой присказкой закончить. — А элитная проститутка.

— Ага, — Глеб, окинув долгим взглядом, согласился иронично. — Особенно вот сейчас.

— Прости Господи!

— Простит, бабуля, не волнуйтесь, — соседке, что, не утерпев, выглянула, а следом и перекрестилась, он оскалился вымораживающе. — А мы тут пока пойдем… проститутку из элитной экстра-класса делать.

В квартиру меня обратно втолкнули.

И дверь закрыли.

Нависли, пригвождая к месту, одним взглядом, и уменьшиться, как Алиса в сказке, мне вдруг захотелось отчаянно.

Можно даже исчезнуть совсем.

— Успокоилась? — он прошипел взвинченным голосом, тряхнул, удерживая за плечи, пару раз. — В руки себя взяла и собираться пошла. Всё ты сегодня сдашь и завтра тоже. Иначе, правда, на трассу элитной проституткой пойдешь. Поняла?

— Я не готовилась.

— В проститутки?

— В фармакологи, — огрызнулась я по привычке.

Улыбнулась невольно.

Дурак.

— Обсудим это по дороге, — ухмыльнулся в ответ Измайлов криво, развернул в сторону комнаты. — Шевелись. Нам ещё в одно место и аптеку заехать надо.

— Зачем?

— За смазкой, — ответили мне сварливо, явно злясь, раз мысль продолжили. — С ней мозги гораздо лучше…

Впрочем, в аптеку мы, правда, заехали.

И в его одно место тоже.

А возле корпуса нас уже ждала… Ивницкая, которая, как и когда-то, крепко меня обняла и уверенно сказала, что всё получится.

Получилось.

Но о том, как сдалась эта рецептура, навсегда останется между нами троими. Главное, что сдалась, и до экзамена я допустилась. Получила, не веря до конца, четверку по самому страшному предмету.

И три экзамена, посоветовав все-таки подумать про академ и выговорив за плохую учебу, мне в семестре пересдать разрешили.

— Ивницкая, учимся дальше, — я, сдерживая вопли радости и перескакивая через одну ступеньку, бежала по крыльцу ГУКа, улыбалась невозможно широко. — Если бы не вы с Измайловым…

— Разрешили? Ура! — Полина Васильевна переспросила восторженно и оглушительно. — Да ладно я, ты Глебу скажи. Это он придумал и меня попросил. Я бы даже не додумалась.

— Скажу, — я согласилась.

Улыбнулась ещё шире, потому что скажу даже лично.

И сейчас.

Измайлов, которого иногда только помяни, закрывал как раз свой Lexus LC и шёл вальяжной походкой ко мне.

Крутил брелок от машины, о которой мы сто раз спрашивали, но нормального ответа, откуда такие деньги на такие покупки, так и не получили.

— Я потом позвоню, — это я торопливо сказала Польке, отключила её, продолжила уже для Измайлова. — Привет.

— Привет, — он кивнул.

Остановился на пару ступеней ниже.

И можно было радоваться, что в конце июня и второй половине дня желающих посетить главный учебный корпус было мало.

А те, кто был, нас огибали.

— Спасибо за фарму. Меня не отчислили.

— Я рад, — он улыбнулся, но как-то так, вежливо и формально, приставил руку козырьком, из под-которого, склонив голову, на меня взглянул, спросил непонятно и как-то искусственно, не своим голосом. — Тогда придешь?

— Куда?

— На свадьбу, — Глеб сказал внятно.

Вот только я не услышала.

Все звуки отрезало вдруг и разом, потемнело перед глазами, но откуда-то все равно долетело и пробилось, ввинтилось в мозг.

— Я женюсь в августе, Калина.

А невесту крадут не по сценарию.

Рановато.

И не друг жениха, который с Гариным в это время как раз разговаривает. Они стоят на крыльце отеля, из которого всей толпой мы вываливаемся. Походим, пожалуй, на шумный цыганский табор.

Носятся Юлька и Анька, а Лёшка, переваливаясь из стороны в сторону и отбиваясь от Жеки, за ними старательно и важно топает. Смеётся чему-то мама, когда Адмирал её в лоб целует, обнимает одной рукой.

Отдает распоряжения Лёшкиной няне Аурелия Романовна.

А Ивницкая сердито выговаривает Арчи, который, перебирая в воздухе лапами, в лучших традициях революционеров требует свободы и земли.

Рвется к ней.

А может, к Еньке, которая язык ему показывает и, подловленная Радой с фотоаппаратом, смущенно улыбается и отворачивается.

Хлопает, говоря о празднике, бутылка шампанского.

И по машинам, переговариваясь обо всём нужном и важном, все разойтись… пытаются. Путаются, перекрикиваются, разбираются. Решается, кто сразу в загс, а кто с нами по городу и мостам поедет.

Уточняется, что роспись в три.

И времени до этих трёх… три часа ровно. Не так и много, чтоб на безумства время ещё тратить, давать себя похитить. Нам семь мостов объехать надо, замок на один из них по требованию Аурелии Романовны нацепить и короткое интервью об ожиданиях семейной жизни перед самой церемонией дать.

Но…

— Всё идет по плану, — Артём, заговорщически подмигивая, напевает некогда известный хит и широкую ладонь протягивает.