— И не стыдно вам было пожилого человека обманывать?! — набросилась она на меня с укорами, забыв про слезы и про то, что уж кого в последние годы больше всех обманывали, так это стариков. На этом фоне моя маленькая ложь — так, мелкая пакость.

Я потупила взор. Ну не объяснять же ей, что кристально честный детектив — все равно, что хромая балерина?

А дальше выяснились очень любопытные детали. Оказалось, накануне появления Копалкиной в редакции в штаб пришел парень. Время было позднее, штабной муравейник в основном весь разбежался, в помещении остались только сама Нина Федоровна, Григорий Акимович и некий Сережа, который, благодаря мощному телу, выполнял ко всему прочему функции местного охранника. Парень хотел перетолковать с Козлинским, но когда тот заявил, что у него нет секретов от ближайших сподвижников, артачиться не стал. Выложил на стол флешку и заявил, дескать, на ней текст интересной статьи, и он готов ее передать сильно уважаемому Григорию Акимовичу совершенно безвозмездно. Но при одном условии. Статью надо непременно опубликовать в «Городской газете» и при этом словом не упоминать того, кто статью принес.

— А почему именно в «Городской газете»? — уточнил Гена.

— Не знаю, — растерянно проговорила Копалкина. — Этот парень что-то объяснял Григорию Акимовичу, но я не прислушивалась. Мне Сережа компьютер включил, и я статью читала. Очень интересная статья. Оказалось, про мэра Звягина. Мне понравилась и по стилю, и по содержанию. А я все-таки, — Нина Федоровна приосанилась, — гуманитарий… толк знаю.

В конце концов, это было не самым важным. Уж всяко тот парень не стал объяснять, что статью написал сотрудник самой «Городской газеты». Но совершенно очевидно — наводку дал специально. Кто-то очень хотел «засветить» Козлинского с этой статьей. Причем после исчезновения Желтухина.

Может, Козлинский и придурок. Но все же не конченый дурак, чтобы похитить журналиста, а потом побежать с его опусом в родную редакцию. Нет, не знал Григорий Акимович кто автор. И, судя по словам Копалкиной, того парня, который статью принес, тоже не знал. Просто схватился зубами за бесплатный сыр. Но почему сказал Игорю, что его подставили? Кого и что он имел в виду?

Копалкиной, оказывается, Козлинский тоже про подставу сообщил. Как раз после учиненного разбирательства. А потом закрылся в своем кабинете, куда-то постоянно звонил, довольно рано разогнал всех своих штабистов, одна Копалкина в угол забилась и тихо ждала. Чего ждала, спрашивается? А ничего. Просто сердце не на месте было. Ну и еще дождь сильный пошел, почти ливень, а она зонт не взяла.

Несчастную тетку Григорий Акимович обнаружил только часов в десять вечера, когда уже спешно засобирался из штаба. Однако никакого разгона Нине Федоровне не учинил, а только заявил, что настала пора кое-кому кровь попортить.

— Он даже улыбался. Только улыбка была такая нехорошая-нехорошая, — в очередной раз шмыгнула носом Копалкина. — А я всю ночь не спала. Душа прямо изнылась.

А уж поутру душа ее и вовсе наизнанку вывернулась. Потому что часов в девять позвонили ей из штаба и сообщили: накануне поздно вечером Григорий Акимович разбился на своей машине недалеко от города.

Дойдя до этого момента в своем повествовании, Нина Федоровна вновь залилась слезами.

— Если бы вы вчера над ним так не измывались, жив бы был голубчик, — причитала она. — Не поехал бы он никуда в ночь-полночь. И что вам статейка эта далась?.. И зачем вам надо было за старухой слежки устраивать?..

Ну и дальше в том же духе.

Людям свойственно в своих горестях виноватых искать. Так вот для Копалкиной мы виноваты были со всех сторон.

— И вы пришли к нам, чтобы обвинить во всех грехах? — вдруг озлилась я, вспомнив, как мотылялась полдня за неугомонной старухой.

Вообще-то я хотела ее усовестить, но реакцию это вызвало прямо-таки ненормальную. Глазенки Копалкиной вдруг неимоверно расширились, она вцепилась цепкими пальцами в руку Гены и зашептала почти по-сатанински:

— Полицейские сказали, что машину нашли на загородной дороге, дорогу сильно дождем размыло, а скорость была большая. А Григорий Акимович быстро никогда не ездил. И еще они сказали, что голову он во время аварии пробил. А кто это точно знает? Они сказали, что это несчастный случай. А я думаю, что это… — Копалкина обвела нас безумным взглядом, — убийство!

Она аж вся затряслась, и я подумала: вот теперь разразится такая истерика, что нам уже напрямую в психбольницу звонить придется. Но Нина Федоровна хоть и дергалась, как кукла на веревочке, и голос у нее дрожал, как жестянка на ветру, но разум она все же не растрясла.

— Зачем он за город поехал, причем совсем один? — продолжала Копалкина напряженно шептать. — Кто-то, наверное, позвал. А Григорий Акимович, наверное, что-то знал. И тот, кто позвал, не хотел, чтобы Григорий Акимович знал. Но полицейские никого искать не будут. Ведь и тех, кто пропал, они тоже не ищут. А вы ищите, в газете было написано!

Она вновь обвела нас ошалелым взором и вдруг жалобно заскулила:

— Вы уж разберитесь, миленькие! Мы тоже заплатим! Деньги-то у нас есть. Григорию Акимовичу они уже без надобности. А мы, живые, за мертвого заплатим!

Ну вот и дождались очередного клиента. Я уж сбилась, какого по счету…

Кирпичников при этом проявил большое великодушие. Позвонил Семену Кузьмичу Меркулову, начальнику нашего охранного подразделения, и попросил, чтобы отправил кого-то из своих ребят подвезти Нину Федоровну до дома. У охранников есть служебные машины — в отличие от нас, детективов, которые на собственном транспорте передвигаются. Но это, по уверениям главбуха Валентины, справедливо. Потому что именно охранники обеспечивают агентству устойчивый доход. Я, Игорь и третий наш детектив Володя Кротов не ропщем. В конце концов, Кирпичников тоже на собственном автомобиле ездит…

Когда нам наконец удалось выпроводить Копалкину, Гена уселся напротив наших с Игорем столов и потребовал кофе. Пока я заваривала кофе в кофеварке, подаренной, кстати, шефом в честь очередной годовщины нашей совместной работы в агентстве, Кирпичников мрачно сопел себе под нос. И только отхлебнув из чашки, заговорил:

— Имеет ли смерть Козлинского отношение к нашему делу или не имеет, мы не знаем. Действительно ли это дорожное происшествие или сумасшедшая старуха права, не знаем тоже. Но мы знаем, что Козлинский сильно всполошился, когда выяснил, чью статью ему подсунули, кому-то звонил, а затем на ночь глядя укатил за город. И это не просто мелкие детали.

— Кстати, — вдруг осенило меня, — а как выглядел тот парень, который принес статью?

Игорь с Геной посмотрели на меня так, будто я одна виновата в нашей общей забывчивости. Вот уж поистине, инициатива наказуема.

Нина Федоровна уже добралась до дома и даже малость подуспокоилась. По крайней мере голос ее по телефону звучал вполне сносно.

— Как он выглядел? — вздохнула она. — Обычно. Лет под тридцать. Высокий. Пожалуй, худой. Наверное, светловолосый, потому что кожа у него светлая, а глаза… вроде тоже светлые. На нем была темная куртка… такая… с капюшоном… какие сейчас молодежь носит. Ну вот у него и был на голове капюшон…

— Таких курток, как грязи на помойке, — отключившись от Нины Федоровны, пробурчал Гена. — А потому действуем так. Ты, Варвара, поедешь сейчас снова к Копалкиной, покажешь ей фотографию журналиста. А мы тут пока свяжемся с Земцовым. Пусть выяснит подробности, как этот Козлинский разбился.

Я глянула в окно и поморщилась. Не люблю я дождь, слякоть и сильный ветер, даже летом, а эта «радость» как вчера вечером обрушилась, так и продолжала «радовать». Так что Козлинский запросто мог без всякого человеческого участия на размытой загородной дороге куда-нибудь в овраг ухнуть.

Нина Федоровна долго рассматривала фотографии Севы, а затем изрекла:

— У меня память профессиональная, учительская. Уж абсолютную гарантию не дам, а только тот парень похож. Вот и нос такой же длинный и тонкий. Но у того еще родинка была прямо посреди подбородка. Маленькая родинка, но я заметила, потому что у моего внука такая же.