Чем больше я размышлял по поводу этих весьма странных обстоятельств, тем больше проникался уверенностью, что ненормальный кандидат в градоначальники понятия не имеет об авторе статьи. Однако в любом случае он должен знать, кто принес ему этот «подарок». Ведь не с неба же свалился?

— Если вы, молодой человек, пришли оказать нам поддержку, мы с удовольствием примем вас в свой дружный коллектив! — все тем же торжественным тоном заявила дама.

Дружный коллектив разом прекратил суету и воззрился на меня, как отряд вожатых на юного пионера.

— Для начала хотелось бы увидеть самого Григория Акимовича, — осторожно заметил я.

— Так что же вы тут стоите?! — буквально накинулся на меня старичок. — Немедленно бегите в желдорПМК! Григорий Акимович сейчас будет там выступать! А заодно прихватите вот это! — И он ловко сунул-таки мне пачку листовок.

Мне очень хотелось бросить кипу с портретами вдохновленно-серьезного Козлинского на пол, но я погасил в себе столь неуместный порыв, вежливо поинтересовавшись:

— ЖелдорПМК — это что и где?

— Я могу вас проводить! — подскочила ко мне кареглазая девушка. — Здесь недалеко. И мы с вами отнесем листовки. — Она с надеждой посмотрела на меня, а торжественная дама величественно кивнула:

— Все очень кстати. Верочка проводит вас, а вы поможете ей доставить наглядную агитацию.

Работники штаба Козлинского явно не шиковали, а потому наличие у меня машины вызвало у Верочки очередной прилив радости:

— Ой, как здорово! Не придется тащиться пешком, да и листовки тяжелые!

Я прикинул, что пачка, пожалуй, потянет килограммов на семь — для меня это, конечно, не вес, но для хрупкой Верочки, безусловно, ноша.

Контора непонятной организации находилась недалеко от железнодорожного вокзала, то есть относительно близко от штаба, однако с учетом пробок и нескольких светофоров дорога заняла минут двадцать. Все это время девушка без устали чирикала, воспевая замечательного человека Григория Акимовича Козлинского.

— Вы не представляете, каким прекрасным он будет мэром! — восторгалась Верочка, нисколько, похоже, не сомневаясь, что этот светлый миг непременно настанет. — Он такой умный, честный, энергичный! Он все изменит! Он выгонит всех плохих чиновников, заставит всех бизнесменов платить налоги, будет строить школы и больницы!..

Она рисовала картины райской жизни, ожидающей всех нас буквально завтра, а я думал, что в двадцать лет можно быть не только хорошенькой, но уже и немного умненькой. Впрочем, я, наверное, был излишне строг — Козлинский сумел собрать вокруг себя мечтателей разных возрастов, а это еще раз убеждало, насколько сильна вера наших людей в светлое будущее, которое наступает в строгом соответствии с чьими-то обещаниями.

ЖелдорПМК, чье название Верочка расшифровать не смогла, но я догадался, что такая мощная структура, как железная дорога, имеет еще и свою передвижную механизированную колонну, находилась в двухэтажном приземистом здании постройки начала пятидесятых годов. Прожитые годы отразились на здании соответствующим образом — сделали его поблекшим и обшарпанным. Но это было лишь весьма поверхностное и обманчивое впечатление — вполне в русле вечных жалоб железнодорожных начальников на финансовые затруднения, на бесконечную убыточность пассажирских перевозок и прочие проблемы. Потому как внутри здание прямо-таки блистало дорогим ремонтом. Актовый зал, где вещал Козлинский, также был отделан по последнему слову ремонтного искусства, хотя и не впечатлял размерами. Впрочем, и этого размера было более чем достаточно для того количества посетителей, которые здесь собрались. Я прикинул, что их от силы десятка три.

Верочка, прихватив пачку листовок, пробралась к первому ряду, а я потихоньку устроился на последнем. Поскольку речь Козлинского, сильно напоминающая витийства гоголевского Хлестакова, меня нисколько не интересовала, я в ожидании окончания сего действа принялся рассматривать публику. Очень скоро я разделил ее примерно на три части.

Первая совершенно очевидно являла собой группу поддержки. Человек восемь, рассредоточившись на первых двух рядах, бурно реагировали на каждое слово Григория Акимовича, время от времени принимались хлопать в ладоши и периодически подбрасывали ему явно заранее заготовленные вопросы. Козлинский делал вид, будто видит этих активистов впервые, бодро произносил: «Очень своевременный вопрос», изображал секундную задумчивость, после чего быстренько давал красочный ответ.

Во вторую группу входили люди, которые вообще непонятно зачем забрели в зал — вполне вероятно, от нечего делать. Они сидели с безучастными лицами, один при этом читал газету, а двое просто дремали.

Наконец, третьей группой и была та самая публика, ради которой Козлинский козликом скакал по сцене. Надо заметить: единства здесь не наблюдалось. Кое-кто внимал речам Козлинского с очевидным вниманием, а кое-кто с откровенным скепсисом. При этом один парень периодически кидал ехидные реплики, на него тут же шикали двое весьма зрелых мужчин, а женщина профессорского типа, делая пометки в блокноте, периодически просила уточнить то или иное утверждение уважаемого, как выражалась она, оратора.

Во время выступления обожаемого кандидата Верочка успела каждому раздать аж по две листовки, которыми и начала неистово обмахиваться сидящая рядом со мной полная дама. Она делала это с таким усердием, что пару раз чуть было не заехала ими мне в лицо, после чего шлепнула наглядной агитацией по лысине развалившегося впереди мужчину — как раз одного из тех, кто дремал. Уж что такое привиделось в полусне лысому господину, только он вдруг дико вскрикнул и испуганно подпрыгнул в кресле. Григорий Акимович, с воодушевлением объяснявший, насколько правильнее быть богатыми и здоровыми, нежели бедными и больными, осекся на полуслове, взбудораженно глянул в сторону «нервного» мужчины и прямехонько уперся в меня.

На мой взгляд, человек, претендующий на пост главного городского начальника и вступивший ради этого в предвыборную схватку, должен обладать большей выдержкой. По крайней мере, не позволять себе такого злого выражения лица, какое позволил себе Григорий Акимович, обнаружив меня в зале. Я в ответ послал душевнейшую улыбку, которая сильно подорвала его воодушевленный настрой. Мне это, впрочем, было только на руку — не исключено, пламенный оратор собирался обрабатывать публику еще полдня, а тут закруглился минут через десять.

— Вам-то что здесь нужно? — раздраженно спросил Козлинский после того, как народ довольно быстро покинул зал, а за ним и «группа поддержки», которую я весьма точно вычислил и которую кивком головы выпроводил сам Григорий Акимович.

— Для кандидата в мэры вы не слишком любезны, — заметил я.

— Не вам меня учить! — огрызнулся Козлинский. — Небось, рассчитывали испортить встречу с избирателями? Так вот у вас ничего не вышло!

Он гордо приосанился, чем буквально вынудил меня нахамить:

— Если ваши разглагольствования перед жалкой кучкой бездельников, которым в разгар рабочего дня нечем заняться, кроме как дремать в этом зале, называются встречей с избирателями, то вы просто смешной человек.

Из глаз Козлинского чуть ли не искры полетели, он сжал кулаки, но, видать, остатки здравого смысла подсказали, что наши весовые категории слишком не совпадают, и ему не остается ничего другого, кроме как покинуть территорию, наградив меня взглядом, полным презрения. Однако я не позволил ему оставить мое общество, для надежности жестко ухватив Григория Акимовича за локоть.

— Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы портить вам обедню. Говорите о чем хотите и кому хотите, у меня к вам свой разговор.

— Ладно, в конце концов, я обязан выслушивать всех, — демонстративно вздохнул Козлинский, правильно оценив, что деваться ему все равно некуда.

— На днях ваша помощница (фамилию Копалкиной я пока решил не называть) принесла в «Городскую газету» статью про мэра Звягина. Редакция статью не взяла. Но я хочу знать: откуда у вас эта статья?