— Только без долгих рассусоливаний! Мне уходить надо. И обувь снимите! — распорядилась она пронзительным голосом.

Я быстренько разулась и шмыгнула в комнату.

Жила Копалкина, как и многие пенсионеры, на старом запасе. Вся обстановка ее однокомнатной квартиры олицетворяла собой времена по меньшей мере сорокалетней давности, и хотя порядок в доме соблюдался, все равно сильно попахивало убогостью. Я села на стул, который вряд ли мог вынести вес больший, чем мой собственный и самой Копалкиной, и разложила заранее приготовленные бумажки.

Нина Федоровна пристроилась на краешке еще одного мебельного рахита и придирчиво уставилась на меня маленькими черными глазками.

— Вообще-то я всем вашим социологическим службам не верю!

Голос у нее был не только пронзительный, но и достаточно громкий. Как будто она привыкла перекрикивать толпу.

«Либо бывшая учительница, либо многолетняя общественница», — подумала я и заискивающе затарахтела:

— Вы абсолютно правы! Очень многим совершенно нельзя верить. Особенно тем, кто всякие рейтинги в газетах печатают. Обычно сами кандидаты себе рейтинги и заказывают. Но я представляю Независимую социологическую службу.

Я выложила на стол удостоверение, изготовленное Славиком Цветковым. Нина Федоровна его внимательно изучила и произнесла с легкой озадаченностью:

— Что-то мне ваше название незнакомо…

«А она совсем не та бабулька, которую за три сотенные купишь. Те бабульки за всякими рейтингами да названиями социологических служб не следят», — прикинула я.

— Наша организация совсем не местная, а федеральная. — Слово «федеральная» я подчеркнула. Скажи «московская», еще неизвестно, как тетенька отреагирует. На москвичей у многих реакция совсем не лучшая. А федеральная — это солидно. — И мы ничего в газетах не печатаем, потому что работаем во всероссийском масштабе для изучения общественного мнения в целом, а не для того, чтобы каких-то кандидатов рекламировать. Мы, конечно, имен и фамилий не записываем, но хотелось бы знать: как к вам обращаться?

— Нина Федоровна.

— А я Варвара.

— Хорошее имя, — одобрила Копалкина.

— Кстати, если вы на какие-то вопросы не захотите отвечать, то вы так и скажите. Самое главное, чтобы ответы были честные.

— А я всегда честно отвечаю! — гордо заявила Нина Федоровна. — Я и своим ученикам всегда говорила: не знаешь урока, честно признайся. Терпеть не могу, когда выкручиваются!

— Так вы по профессии учитель? — изобразила я тихий восторг.

— Я преподавала историю. Сорок пять лет! Даже в наши времена, когда всю историю перекраивать стали вкривь и вкось, говорила детям всегда то, что думала!

— Нисколько не сомневаюсь, — подластилась я. — Кстати, сколько вам лет?

Вообще-то мне было глубоко наплевать на ее возраст, но в социологических опросах об этом всегда спрашивают. Возрастные группы определяют. Приходится соответствовать.

— Семьдесят пять! — все с той же гордостью провозгласила Копалкина.

Я про себя хмыкнула: интересно, она думает, будто выглядит на двадцать пять?

— Некоторые считают, — тряхнула «перьями» Нина Федоровна, — что в моем возрасте только ноют, на скамейках сплетничают да по врачам шастают. А я веду активный образ жизни!

— Вы просто молодец! — умилилась я. — Значит, пойдете голосовать на выборах?

— А как же! — Копалкина глянула на меня так, словно я спросила: «Правда ли, что Ленина звали Владимиром Ильичом?»

— И уже определились, кому свой голос отдадите?

— Разумеется!

— И кому, если не секрет?

— А вот это уж я вам не скажу! — По части размера груди Нина Федоровна даже мне уступала, но тут жалкий бюстик Копалкиной вдруг выпятился чуть не на полметра. — Это мое личное дело! Это вопрос моих внутренних убеждений! И если не все эти убеждения поддерживают, то только потому, что всяких болтунов слушают да на чужие ворованные деньги покупаются!

— Хорошо, хорошо, — тут же пошла я на попятную, — не будем трогать фамилии. — А сама подумала: вот ведь чертова кукла! Тайны тут разводит по самому важному, можно сказать, вопросу. Придется с другого бока доставать. — Но вы ведь наверняка не откажитесь назвать те качества будущего мэра, которые вы считаете наиболее важными?

— Это пожалуйста, — согласилась «чертова кукла» и принялась загибать похожие на железные крючки пальцы. — Во-первых, он не должен ничего общего иметь с нынешней властью. От нынешних чиновников никакого толку нет, а есть только сплошная коррупция. Во-вторых, он не должен быть богатеем. Эти богатеи только о своем кошельке заботятся, а на всех остальных им наплевать. В-третьих, он не должен быть пустым болтуном. Болтунов сегодня развелось видимо-невидимо, все обещают, а делать ничего не делают. В-четвертых, он не должен сторониться простых людей. А то много сейчас умников, которые свысока на всех смотрят, думают, что они все знают, а мы, кто жизнь прожили, уже никто и ничто. В-пятых, он не должен быть коммунистом. Теперешние коммунисты народ баламутят, около нынешней власти хорошо кормятся и красным флагом свой срам прикрывают. Ну и, наконец, человек должен быть с энергией, с желанием работать так, чтоб не стыдиться.

На такие пожелания у меня никакой графы не хватило, и я принялась писать на обороте страницы. Копалкина вытянула шею, нацепила очки и придирчиво уставилась на мою писанину.

— Вы потом все это перепишите, куда полагается, — строго велела она. — Это, считай, самое главное.

— Конечно, конечно, — поддакнула я. — Только сегодня все, кто хотят мэром стать, такое про себя рассказывают… Ну прямо святые!

— Да кто же им верит-то?! — фыркнула Нина Федоровна. — Им почти никому верить нельзя! Журналистов скупили, и те об одних прямо сказки рассказывают, а про других сплошные пакости. И ладно бы еще газетенки какие мелкие этим занимались, а то ведь и вполне приличные туда же.

— Ну да, — быстренько вывернула я на нужную мне тему, — вот, например, газета «Мир новостей» прямо медом Саватеева обмазывает, а Звягина дегтем мажет. А в «Городской газете» я слова дурного про нынешнего мэра не читала.

— Вот-вот, — закивала Копалкина, — и я про то же. Хотя «Городская газета» не ерунда какая, ее все-таки многие уважают. Но, видать, мэр им деньги большие заплатил или чего-то наобещал, вот они и стараются. Я от них такого не ожидала.

— То есть вы сами ни «Городской газете», ни другим не верите? — уточнила я.

Нина Федоровна скорбно вздохнула:

— Уж и не знаю теперь. Хотя иногда газеты правду пишут, только люди путаются, головы им задурили.

— А Интернет? Ведь сейчас многие именно там все смотрят и читают?

— Фу! — Едва ли не плюнула бывшая учительница. — Там вообще полный бардак и беспредел. И все, кто два слова связывать научились, блогерами себя называют и всякую чушь пишут. В газетах хоть какие-никакие журналисты…

— Ну, среди них тоже всякие попадаются, — заметила я. — Причем некоторые ради красного словца не пожалеют ни мать, ни отца. Хотя есть и другие, вполне приличные. Кстати, — моя ручка вновь уткнула в нужную графу, — вы можете назвать фамилии журналистов, которые у вас вызывают доверие? Или наоборот — особое недоверие?

Копалкина задумчиво сморщила нос.

— Трудно сказать… Это ведь раньше мы газеты каждый день читали. Так и стоили они две копейки. А теперь на нашу пенсию не больно-то понакупаешь. Но, — встрепенулась она, — телевизор постоянно смотрю и в курсе всех новостей! Хотя, конечно, газеты тоже время от времени читаю. Но фамилии… Вот раньше действительно фамилии были! Взять старую «Литературную газету»… какие были журналисты!.. Не чета нынешним.

Может, бабулька передо мной и гнала картину, однако я подумала, что вряд ли. Фамилия Жаркий (то бишь псевдоним Севы Желтухина) ее явно за душу не схватила. И вообще, вряд ли тот, кто поручил ей отнести статью про Звягина, упомянул автора.

Для видимости активной социологической работы я задала еще несколько вопросов, ответы на которые меня нисколько не интересовали, и распрощалась с Копалкиной. На улице села в машину и предалась размышлениям.