Осознание того, что кроется за словами Прасонга, отдаёт болью в груди Тонга, а следующие слова лишь подтверждают правильность пришедшей в голову мысли:

— Вы сами убили того, кто был вам предан, Ваше Высочество. Он просто принёс вам весть о смерти вашего младшего брата и даже не успел рассказать… что убил его не он.

Дыхание перехватывает, а горло будто сжимает когтистая лапа. Тонг оборачивается, находя взглядом побледневшего Туантонга. Настолько ошеломлённого, что, кажется, коснись и он развалится.

— Какая жалость. Правда ведь, Ваше Высочество Хемхаенг? Вы действительно думали, что я позволю вам забрать его? Просто так взять и уйти? — Прасонг улыбается мягко, почти ласково, и только хищный прищур глаз говорит об истинных чувствах, что прячутся за маской добродетели. — Вам придётся прийти за ним.

Тело Нока рассыпается водой прямо под пальцами, обдавая кожу брызгами.

— Придите и отнимите его у меня, Ваше Высочество младший принц. Я буду вас ждать.

Прасонг отступает глубже в воду. Уходит по пояс, прежде чем опасть маленьким, блеснувшим на солнце холодной ртутью водопадом.

Тонг поднимается, сбрасывая с плеч рюкзак скорее на автомате, чем осознанно.

Следом идут кроссовки.

Нагретый песок греет босые ступни, когда Тонг делает первый шаг к кромке воды.

— Хемхаенг, остановись! — приказ, который Тонг не собирается исполнять.

— Вы не можете пойти с ним, Ваше Высочество наследник.

— Уйди с дороги!

Тонг даже не оборачивается. Не смотрит на разворачивающееся за спиной противостояние.

Ноги вязнут в песке, когда он ускоряется, чтобы быстрее добраться до воды. Почти как на тренировке месяцем ранее. Почти не мешает, лишь раздражает, как неприятная мелочь вроде притаившегося на поставленной на балконе сушилке паука.

Вода лижет кожу прохладой. Сначала ступни, затем щиколотки. Пропитывает тонкие брюки, холодя икры и колени. Добирается до бёдер…

Тонг ныряет, когда чешую на бёдрах начинает покалывать, как и кончики пальцев. Ледяная пасть в солнечном сплетении исчезает с первым погружением, оставляя после себя лишь болезненное напряжение, будто внутри оказывается крепко натянутая струна.

«Идите ко мне, Ваше Высочество, если хотите спасти этого никчёмного человека» — голос звучит так, будто источник находится прямо в голове.

Тонг раздвигает воду руками, погружаясь всё глубже, вслед за этим голосом. Идёт, будто рыбка на живца, к застывшей в воде фигуре худощавого человека в светлой одежде.

Его шею обвивает тонкий кончик чешуйчатого хвоста. Почти как во сне. Почти как…

Тонг чувствует, как фантомно сдавливает его собственную шею и с губ срывается несколько пузырьков воздуха.

Паника захлёстывает с головой не хуже волны, когда тёмной зеленью в воде вспыхивают глаза, а следом за ними вырисовывается и остальная фигура: мощный наг с коротким гребнем на голове.

Движение Тонг замечает скорее каким-то шестым чувством, чем действительно видит, и оборачивается.

Нок приходит в себя. Его пальцы впиваются в чешуйчатый хвост, будто это может помочь, а глаза вспыхивают зеленью. Гораздо более светлой, чем у того, что выглядывает из толщи воды в своём истинном, змеином обличии. Эта зелень напоминает Тонгу тот самый огонёк, что маленький Кхем сжимал в ладошках. Тот, что он когда-то спас от лап Прасонга.

Стайка пузырьков срывается с губ Нока и Тонг дёргается к нему, не заботясь о наге.

Вода — вторая стихия и она принимает его, поддерживая и… отзываясь.

«Бесполезно» — вновь звучит голос Прасонга прямо голове Тонга.

«Нет!» — срывается с губ стайкой пузыриков.

Раскрыв пасть, Прасонг несётся в сторону Тонга, и тот успевает лишь зажмуриться. Сжаться, потянувшись мысленно к воде в поисках защиты, как искал в ней успокоения в детстве.

И та снова отзывается.

Вместо всепоглощающей боли Тонг чувствует лишь удар.

Крепкое, сильное тело извивается в воде подобно верёвке.

«Как?.. — выдыхает всё тот же голос. — Это невозможно!..»

Тонг открывает глаза, впитывая, словно губка, собственные изменения, считывая ошеломление на змеиной морде Прасонга, и на мгновение теряясь.

Удар сердца. Ещё один…

Тонг извивается гибким телом, когда Прасонг снова пытается напасть. Ныряет на ещё большую глубину и теперь это у него выходит куда более непринужденно. Он взрезает воду, будто раскаленный нож масло.

Чужие клыки всё-таки достают: шаркают по боку, причиняя боль. И Тонг в ответ смыкает свою пасть на чужом хвосте. Чуть выше того места, где висит, скользя пальцами по чешуе, Нок. В горящих зеленью глазах страх мешается с восхищением.

Вибрация идёт по воде от беззвучного крика боли и Прасонг наконец-то отпускает свою добычу.

Тонг подхватывает хвостом начавшее опускаться на глубину тело и подталкивает вверх, к воздуху и спасению, а сам разворачивается, готовясь принять удар.

«Не повторяй ошибку, не будь один…» — будто в насмешку звучит в сознании голос рождённый памятью.

«Прости, монах, но мне всё-таки придётся совершить эту ошибку снова…»

Тонг уходит вверх вслед за Ноком в попытке увернуться от пасти, но его достают хвостом. Удар обрушивается на бок, совсем рядом с тем местом, где его уже успели достать клыки, и сносит в сторону. Прасонг снова метит в горло, но не успевает сделать нового выпада. Что-то врезается в тёмное чешуйчатое тело и челюсти смыкаются вхолостую, ловя лишь воду.

Маленькая, юркая, более светлая нага змейкой выскальзывает из-под тёмной махины. Глаза её горят яркой зеленью, а гребень выглядит гораздо богаче, чем у Прасонга.

«Наоварат…»

Имя вспыхивает в сознании искрой.

Хватает одного взгляда в эти зелёные глаза, чтобы синхронизироваться.

«Я не один, монах. Даже сейчас не один».

И вслед за этой мыслью рядом, будто вставая бок о бок, появляется ещё один наг. И его глаза вспыхивают золотом, давая понять, кто именно пришёл на помощь. А потом Туантонг разевает пасть в ответ на оскал Прасонга и кидается вперёд, отмахиваясь от двух змеек хвостом, будто от котят. Однако удар ощущается на удивление мягко, даже нежно, и посылает не в глубину, а вверх, ближе к поверхности.

Подбирающееся к зениту солнце припекает всё агрессивней, но даже в яркости приближающегося полудня отчётливо видно, как над поверхностью воды в реке медленно поднимается огненный шар. Небольшой, величиной с кулак, отливающий красным, будто действительно наполнен огнём. Вслед за ним по бокам, соблюдая расстояние в пару метров, поднимаются ещё два поменьше.

— Я думал, что они появляются только в октябре, — тихо шепчет Тонг, глядя на поднимающиеся огни из тени под невысоким, больше похожим на куст, деревцем.

— Видимо не только, — отзывается Нок рядом.

Мокрый, усталый, с наметившимися кругами под глазами и зарождающимся синяком на шее от послужившим удавкой хвоста. Этот вид не позволяет Тонгу забыть, что он облажался. Не смог защитить. И убрать след на шее он тоже… Не может.

Тонг отворачивается обратно к реке, продолжая чувствовать тепло чужого плеча и бессильно сжимая кулаки. Хоть попытка дотянуться до способностей больше и не вызывает боли, но использовать их всё равно не получается. И он надеется, что это всё-таки временное явление.

Поднявшиеся над водой на каких-то пару метров шары замирают, прежде чем раствориться без остатка. А следом за их исчезновением в реке появляется что-то ещё.

Туантонг выбирается медленно: голова, плечи. Вот уже он виден по пояс… И с каждым шагом, с каждым новым сантиметром, что открывается взгляду, покрывающая тело чешуя превращается в одежду, будто пиксели при подгрузке картинки: бледно жёлтая рубашка и брюки. Классический современный костюм так не подходящий этому месту.

На мгновение замерев, Нок поднимается, и вслед за этим движением уходит и тепло, побуждая подняться и Тонга.

Стоит Туантонгу сделать шаг из воды на песок, как Тонг тут же повторяет его движение, выходя вперёд и заслоняя Нока плечом.