— О, Тонг, ты ещё не ушёл? Синг тебя бросил?

Лёгкое дружеское подтрунивание рождает внутри Тонга досаду, и даже тот факт, что они быстро переключаются на Туантонга, делая запоздалый, смущённый вай, не помогает.

— Мы можем поговорить там, Кхун, — Тонг неопределенно кивает в сторону более тёмного и безлюдного участка. — Простите, народ, у меня дела. Успешно добраться. Кхун?

Тонг сбегает, уводя за собой Туантонга, хотя ещё минуту назад не желал никуда с ним идти.

Окружённые скамейками каменные столы утопают в мягком свете стоящих у дорожки фонарей. Где-то этого света более чем достаточно, где-то едва хватает. Тонг выбирает серединку, предпочитая отойти подальше от дорожки, но не уходить совсем в темноту.

— Ты меня помнишь, Хемхаенг, — уверенно, без единой нотки вопроса в голосе заявляет Туантонг, занимая место напротив Тонга с таким видом, будто садится не на каменную скамейку, а как минимум на стул в ресторане. — Если бы это было не так, ты не назвал бы моего имени. Этот мальчишка его не знает.

«„Этот мальчишка“ — это Пи?»

Досада внутри вновь поднимает голову, однако на этот раз к ней примешивается раздражение, которое Тонг давит в зародыше.

— Смутно. Я видел ваше лицо во снах, не больше, — наконец признаётся он. — Маленький ребёнок из этих снов называл вас именно этим именем. Люди, что приходили требовать у вашего брата возвращения, тоже называли это имя.

— Люди… — острая улыбка змеится на чужих губах.

«Простите, но нагами вас я назвать не могу. Не хочу, чтобы кто-то это услышал».

Положив руки на каменный стол, Тонг переплетает пальцы в замок и игнорирует новое пришедшее сообщение.

«Синг или Пи Нок?» — задаётся Тонг вопросом, но проверять не спешит.

— Так ты считаешь, что это я повинен в твоей смерти?

— Я не умирал, Кхун Туантонг, — Тонг приподнимает бровь, сдерживая так и рвущуюся в голос насмешку, несмотря на холодок, что скользит по его спине. — Вот он я. Живой и здоровый.

То как меняется после его слов лицо Туантонга, вызывает внутри чувство удовлетворения.

— Хочешь поиграть, Хемхаенг?

— Ни в коем случае, Кхун, — Тонг становится серьёзным и садится ровнее, расправляя плечи. — Я хочу закончить этот разговор, вернуться домой, поужинать и лечь спать.

— Я и предлагаю тебе вернуться.

— К себе домой, Кхун Туантонг. Не к вам.

— Снова упрямишься.

— Снова попытаетесь меня убить?

— Я никогда…

Туантонг внезапно теряет всю свою царственность. Плечи опускаются, хотя сутулиться он не начинает, будто его спина может находиться только в прямом положении.

— Если тебя это волнует, виновный понёс суровое наказание. Того, что случилось, не должно было произойти.

— Я не виню ни вас, — на этих словах горло Тонга сдавливает, будто что-то внутри не желает, чтобы они были произнесены. — Ни кого-либо ещё. То, что случилось, случилось давно и не с нынешним мной. Просто оставьте всё как есть, Кхун Туантонг. Живите своей жизнью и позвольте мне жить своей.

— Отец всё ещё помнит о тебе.

Всего несколько слов, но они одновременно жалят и обжигают. Тонг не помнит даже лица отца Кхема, он даже имени его не знает, но внутри всё равно болезненно ноет.

— После того, как ты внезапно пропал вместе с Наоварат, вас искали. Даже поднимались к людям, но вас будто след простыл. Я не знаю, где она прятала тебя всё то время, пока мы вели поиски…

Короткий смешок вырывается из горла Тонга помимо воли, а внутри вспыхивает злость.

«Искали, но не могли найти? Прятала? Хотите сказать, что всё это время все винили Наоварат в моём исчезновении?»

Перед глазами встаёт увиденное во сне воспоминание: недвижимая, бездыханная Наоварат на берегу и тёмная фигура, скалой возвышающаяся над ней.

— Наоварат мертва, — срывается с губ Тонга вслед за смешком. — Её убили в тот день, когда мы пропали. Приди я на берег реки чуть раньше и увидел бы её смерть своими глазами.

Тонг сам не замечает, как начинает говорить от лица Кхема, как две жизни сплетаются между собой, будто становясь одной.

— Можете не верить. Мне всё равно. Наоварат это не вернёт, меня прежнего это не вернёт. Как не вернёт меня нынешнего в ваш дом, Кхун Туантонг.

Его всегда учили, что неправильно так разговаривать с взрослыми, незнакомыми людьми. Нужно быть почтительней. Нужно вести себя вежливо. Однако внутри Тонга всё жжёт калёным железом, а они не незнакомцы. И если Туантонг желает его возвращения и второй раз игнорирует желания и нужды самого Тонга, то какое он имеет право и дальше считать того чужим?

— И ты знаешь, кто это сделал?

— У меня не получается рассмотреть его лицо, Кхун. Каждый раз оно находится будто в тумане, хотя я и уверен — ваш брат его видел.

«И Наоварат тоже видела, но Пи не может вспомнить лицо» — этого Тонг вслух не говорит, не желая, чтобы Туантонг узнал, что и она тоже переродилась.

— Ты хочешь сказать…

Туантонг поднимается, вырастая над Тонгом, словно та самая тёмная тень из сна.

Две картинки накладываются одна на другую и вокруг внезапно, будто становится темнее, чем есть на самом деле, а слуха касается журчание воды.

Горло Тонга сдавливает и на мгновение он перестает понимать, где и кто он. Маленький Кхем ли, что держит в ладошках зелёную искорку — всё, что осталось от Наоварат, или Тонг, студент первого курса, что сидит на каменной скамейке перед чужим факультетом и разговаривает с принцем нагов.

— Я ничего не хочу сказать, Кхун Туантонг, — Тонг всё-таки находит силы, чтобы ответить. — Просто будьте осторожны. Убийца Кхун Наоварат, вероятно, всё еще жив.

«И кто знает, кто ему не понравится в вашем окружении в следующий раз».

— Подумай о возвращении, Хемхаенг. Я бы хотел, чтобы ты вернулся, несмотря на новое воплощение.

— Я отвечу вам так же, как ответил ваш брат тем, кого вы за ним послали. У меня есть ради кого жить эту жизнь и бросать близких мне людей я не собираюсь.

Туантонг какое-то время смотрит на Тонга, не мигая, а в следующий момент рассыпается водой прямо на глазах, будто состоял исключительно из неё.

Дрожь приходит постепенно. Зарождается где-то в солнечном сплетении и проникает в кровь, разбегаясь по венам и захватывая всё тело.

Тонга колотит, будто всё время разговора он сдерживался, а теперь происходит откат.

Он понимает, что нужно встать и вернуться к Сингу, просто дойти до машины, чтобы друг отвёз его домой. И пусть скутер остаётся на парковке. Но он не может. Его хватает лишь на то, чтобы достать мобильник из кармана.

Свет от вспыхнувшего экрана бьёт по глазам и Тонг жмурится. Он собирается набрать друга, но вместо этого нажимает на совершенно другой контакт.

На экране появляется имя Нока, а в следующее мгновение за спиной звучит мелодия и звонок обрывается.

— Тонг. — Зовёт его знакомый голос и Тонг знает, кого увидит ещё прежде, чем оборачивается.

«И как долго он стоит здесь?.. — мелькает в голове испуганная мысль. — Как много он видел и слышал?..»

— Вы мне соврали, Пи, — Тонг прячется за мягкой дружелюбной улыбкой, будто за маской, надеясь, что Нок не услышит в его голосе смешанную с неуверенностью дрожь. — Вы не были дома, когда отвечали на мои сообщения. Невозможно так быстро добраться сюда от вашего дома. Слишком далеко.

«Видел ли он, как рассыпался водой Туантонг? Видел ли он вообще Туантонга или только что подошёл?..» — лихорадочно соображает Тонг, выискивая в находящемся в тени лице Нока хоть что-то, что может подсказать ответ.

— Мой номер в отеле для меня тоже дом, — парирует Нок. И вот он не улыбается. Совсем. — А вот ты соврал, сказав, что не знаешь этого человека.

«Видел…»

Улыбка сходит с губ Тонга, и он на мгновение прикрывает глаза, решаясь.

«В конце концов, Пи Нока это тоже касается…»

— Кхун Туантонг действительно был старшим братом Кхема. Как я и предполагал.