Перехватив взгляд матери, Полина увидела в её глазах отражение собственной паники. Лишь Ольга Васильевна по-прежнему излучала невозмутимую уверенность.
— Я думаю, у нас не должно быть никаких проблем. Ведьмовские семьи довольно редко объединяются, однако нашим, похоже, суждено было стать единым целым. Со своей стороны я рада принять Полину в семью.
Женщина мягко улыбнулась, а затем взяла ножницы и ловко состригла себе небольшую прядь волос у самой шеи.
Полина изумлённо приоткрыла рот, и та проговорила, словно извиняясь:
— Ах, да, вы ведь не в курсе… Небольшая жертва всё же потребуется.
Ольга Васильевна аккуратно уложила свою прядь на стол и повернулась к Полине.
— Позволишь?
Поспешно стряхнув недоумение, Полина без лишних слов стащила резинку со своего хвоста и зачем-то наклонила голову вперёд. Несколько быстрых движений, приятный щелкающий звук — и вот уже длинная светлая прядь лежала на столе рядом с тёмной.
— Елена Александровна, ваша очередь, — невозмутимо обратилась к матери Полины женщина. Она протянула ей ножницы с вежливой улыбкой, которую сопровождал требовательный и напряжённый взгляд. — Справитесь?
В её вопросе явно прозвучал вызов, и Полина неосознанно задержала дыхание. Она и до этого с опаской следила за взаимодействием этих двух женщин, но сейчас беспокойство вышло на совершенно новый уровень. Заставить её мать собственноручно испортить свой идеальный внешний вид, да ещё и таким варварским способом? Для этого нужно было обладать немалой смелостью.
— Сколько? — спросила та странным высоким голосом. И тут же взяла себя в руки и произнесла ровнее: — Сколько нужно от меня?
— Сколько не жалко, — шутливо ответила Ольга Васильевна, передавая ножницы.
Не в силах наблюдать за тем, как её мать нехотя достаёт шпильки из своей аккуратной причёски, Полина сцепила руки на коленях и уставилась на едва подрагивающее пламя свечи.
Её вдруг посетила неожиданная пугающая мысль: что, если этот самый «род», который должен был принять её под свою защиту, раскусит неискренность? Что будет, если он распознает истинные мотивы и поймёт, что её мать на самом деле не то, что не хочет отдавать свою прядь для ритуала, а даже присутствует здесь по вынужденной необходимости? Не решит ли он отомстить им за такое пренебрежительное отношение?
Сбоку раздался удивлённый вздох, а когда Полина подняла глаза на мать, то обнаружила, что та перебросила свои распущенные волосы через плечо. В следующий миг она собрала их в кулак и с выражением мрачной решимости на лице принялась отрезать всю длину.
Даже Ольга Васильевна на время потеряла дар речи.
— Не нужно было так много.
— Я всё равно собиралась постричься, — выговорила она нарочито небрежно.
Впереди тут же вспорхнуло полотно из чёрных нитей, которое полностью скрыло лицо матери от Полины. Удивление, шок, робкая надежда и благодарность… Пожалуй, впервые в жизни чья-то ложь подняла из глубин её души столько разных чувств.
Ольга Васильевна тем временем собрала пряди волос и несколько раз прочно связала их верёвочкой, а затем принялась плести тугую косу. Движения её изящных рук были уверенными и плавными, будто гипнотическими, и на время Полина совсем забылась, наблюдая за происходящим. В реальность она вернулась только когда случайно обнаружила, что из косы вдруг сложилось нечто очень сильно напоминающее куклу. У неё определённо была голова, ручки и странное тельце из светлых, как солома, волос с контрастным вкраплением тёмных. Полина осторожно взглянула в невозмутимое лицо Ольги Васильевны, а затем встретилась взглядом с матерью. Та, судя по всему, пребывала в состоянии, близком к обмороку.
— Нет, это не кукла вуду… — произнесла вдруг мать Алекса, а затем мелодично рассмеялась. — Пожалуйста, не волнуйтесь так. Я меньше всего хотела бы вредить Полине. Сейчас это равносильно тому, чтобы вредить собственному сыну.
Странная куколка уже мгновение спустя оказалась на дне миски, а Ольга Васильевна подхватила одну из свечей и принялась капать воском на её тельце. Некоторое время Полина наблюдала за тем, как капли падают и застывают в хаотичном узоре, однако жутковатое зрелище слишком быстро подточило её и без того расшатанные нервы, и она отвела взгляд сначала на стену впереди, на которой едва заметно подрагивали зловещие всполохи теней, а затем и вовсе на потолок.
— Почти закончили, — сообщила Ольга Васильевна мягко. — Что-нибудь чувствуешь?
Полина быстро покачала головой и только потом задумалась. Пожалуй, она всё же ощущала некое тепло, которое разливалось по коже. Хотя, вполне возможно, оно было лишь плодом растревоженного воображения…
— Кажется, мне стало теплее…
— О, это очень хорошо! — живо отозвалась Ольга Васильевна, отложив свечу обратно на стол.
Она ухватилась за край скатерти и набросила её сверху на миску, а затем передвинула свечи и сделала то же самое с другими краями, пока полностью не завернула всё, что стояло на столе, в импровизированный кулёк.
— Ну вот, держи, — сказала женщина бодро, указав взглядом на стол. — Это нужно закопать возле дома. Я уже попросила Сашу подготовить ямку, так что дело за вами.
— Э-э, спасибо.
— Не пугайся, если у тебя в ближайшее время произойдёт всплеск сил или перепады настроения. Это нормально.
Полина неуверенно кивнула, затем взяла в руки свёрток и снова произнесла слова благодарности. На этот раз всем, кто присутствовал в комнате. Не теряя времени даром, она вышла из избы и направилась на улицу.
Распахнув входную дверь своего дома, Полина неожиданно провалилась в ночь. На улице было уже совсем темно, и тьма эта казалась вязкой и осязаемой. Полина спустилась с крыльца веранды и остановилась, чтобы перевести внезапно сбившееся дыхание. У соседнего дома тускло горел фонарь, в свете которого кружили ночные мотыльки; по тёмному небу, отливающему оттенками синего и фиолетового, расползлись похожие на дым от пожара серые тучи. А прямо из-за них выглядывала луна. Полная, огромная, излучающая таинственное желтоватое свечение. Одновременно очень далёкая и пугающе близкая. Едва взглянув на неё, Полина будто угодила в ловушку и некоторое время просто не могла отвести глаз от её завораживающего призрачного сияния. Прохладный влажный воздух, напоенный ароматами ночных трав, дразнил чувства и тревожил разум, и Полина даже ощутила лёгкое головокружение от переизбытка впечатлений, что выпали на эту ночь.
Когда зрение окончательно привыкло к темноте, она отправилась на поиски Алекса.
Их оборванный разговор оставил царапающее ощущение недосказанности в душе Полины. И хоть сам Алекс и сказал ей, что он давно обо всём знает и раскрывшиеся подробности ничего для него не меняют, для самой Полины теперь всё представало совсем в ином свете. В гораздо более… прозаичном.
Теперь она просто не могла не думать о том, что именно долг жизни вынудил Алекса прийти к ней на помощь, и он же толкнул его к запечатлению, связав их жизни воедино окончательно и бесповоротно. Вся та забота и внимание, которыми Алекс щедро одаривал её, были продиктованы необходимостью (возможно, даже неосознанной) расплатиться за спасённую когда-то жизнь. И где пролегала граница между собственными мотивами Алекса и шёпотом того самого долга, разобраться было уже невозможно.
Следом в растревоженном разуме Полины всплывали и совсем пугающие вопросы: а захотел бы Алекс быть с ней по собственной воле и без участия внешних сил? Могла ли Полина вообще рассчитывать хоть на какой-то интерес с его стороны, если бы их встреча в детстве не состоялось? На что на самом деле опиралась их странная «судьбоносная» любовь?
Алекс, безусловно, был прав — сейчас все эти вопросы уже не играли никакой роли. Запечатление сильно упростило правила игры. Теперь у них была одна жизнь и одни чувства на двоих, однако это всё равно не помогало Полине избавиться от скребущих сомнений и вины.
Обогнув угол дома по тонкой тропинке, она обнаружила Алекса почти под окнами, среди кустов малины. Он опирался на черенок той самой лопаты и с самым сосредоточенным видом читал что-то в телефоне. Подсветка экрана делала черты его лица резкими и слегка зловещими.
