Вальтер проявлял живой интерес ко всем Зоиным делам. Он с пониманием относился к тому, что она иногда отменяла встречи, ссылаясь на жуткую усталость, только спрашивал, не может ли он чем-нибудь помочь.
«Боюсь, добавить к суткам еще часов пять-шесть все-таки не в ваших силах», — отшучивалась Зоя. Ей в самом деле было очень жаль пропавших свиданий, но она всерьез боялась заснуть прямо у Вальтера в машине.
Это были именно свидания — несмотря на всю его сдержанность, на то, что он продолжал обращаться к ней на «вы», и некоторые другие интригующие моменты. Например, то, что Зоя не приглашала Вальтера к себе, было совершенно естественно — но и он тоже не делал попыток позвать ее в гости или показать, например, свой рабочий кабинет. О себе он вообще рассказывал мало и только отвечая на прямые вопросы. Хотя его жизнь казалась Зое очень интересной, похожей на какой-то исторический роман: Вальтер родился в одном из кантонов Швейцарии от смешанного брака, с юности много ездил по миру, говорит на нескольких языках…
— Если хотите, мы съездим в Швейцарию этим летом, после вашего выпуска. Хотя, мне кажется, в Италии вам понравится больше… — мимоходом предложил он Зое в ответ на ее восхищенное «Наверно, там очень красиво!».
На выходных Вальтер возил ее за город, смотреть старинные усадьбы, или в какой-нибудь музей, или в кино. Он ничего не требовал и не ждал от нее и вообще все выглядело так, словно одно её присутствие рядом — само по себе огромная ценность.
Он очень постепенно сокращал дистанцию: садился чуть ближе, задерживал её руку в своей всё дольше и не сводил с неё взгляда, одновременно мягкого и уверенного, от которого у неё замирало сердце. А когда Вальтер в первый раз коснулся губами её губ — на одно лишь мгновение, нежно и еле заметно — Зоя почувствовала, что тает, как мороженое на солнце.
Девушка иногда задумывалась, что Вальтер вел себя совсем иначе, чем, по рассказам подружек, вели себя их кавалеры. Хотя, конечно, он ведь был намного старше. К тому же, наверно, давал о себе знать его швейцарский сдержанный характер.
***
Однажды Зоя, как обычно, пришла после занятий в процедурный, но администратор — та самая Наташа — чуть ли не со слезами принялась ее умолять:
— Зоечка, я тебя очень прошу… Давай ты сейчас часик-другой отдохнешь, может, домой съездишь, поешь, а к семи — половине восьмого приедешь и посидишь в стационаре? В процедурном сегодня пациентов мало, там Борисова сама справится.
— Ну, если очень надо, я прямо сейчас могу пойти в стационар, чего ждать-то? — вздохнула Зоя, смиряясь с неизбежным. В конце концов, долг есть долг.
— Сейчас рано еще, у нее операция только начнется. К вечеру, если повезет, должна будет проснуться… А у нас тут черт знает что, рук не хватает, Ольга Дмитриевна только поздно ночью сможет приехать, у нее там форс-мажор… С приема в стационар, сама понимаешь, никого не сдернуть…
— Подожди, подожди, я ничего не поняла. У кого операция?
— А, ты ж еще не знаешь... Нам сейчас привезли собаку. Состояние…
— Тяжелое? — сочувственно спросила Зоя.
— Хуже. Там совсем… — Наташа махнула рукой. Она была хорошим администратором, любила свою работу и искренне переживала за всех пациентов. И очень верила врачам, которые на ее глазах не раз уже совершали настоящие чудеса. — Но, знаешь, мне кажется, шанс есть.
— А что с ней?
— Напоролась в лесу на что-то. Разнесла себе все нутро в клочья, кровищи — море, удивительно, что вообще успели довезти. Молодец, живучая значит.
— Молодая?
— Нет, — призналась Наташа, — не молодая, а только и не старая совсем, хозяин сказал — одиннадцать лет исполнилось. А она такая… не очень крупная, сухая, поджарая, такие и до двадцати доживают. Причем собака-то золотая: людей потерявшихся ищет, представляешь? Смешная такая, серая, ушастая, зовут Альма…
Альма. Альмой звали собаку, которая нашла Зою много лет назад в диком лесопарке под дождем… Неужели та самая?!
— Так ты посидишь с ней, Зой? Ты ж понимаешь, ее после операции никуда нельзя везти, и одну оставлять нельзя…
— Да, Наташ, конечно посижу. Сейчас быстренько перекусить сбегаю и вернусь.
— Да не торопись, время есть еще. Главное ее до прихода Ольги Дмитриевны одну не бросать. Хочешь, я твоим преподавателям напишу служебную записку, что ты по распоряжению клиники всю ночь в стационаре просидела? На первую пару не пойдешь тогда, хоть отоспишься.
— Да не надо. Я и так нормально высплюсь.
Зоя буквально влетела домой, наспех проглотила ужин и крикнула кошке:
— Эсми, у меня ночное дежурство, пожелай удачи, что ли!
Она ни на что особо не рассчитывала, однако Эсмеральда не просто потерлась об ее руку, но даже запрыгнула на колени. Таких нежностей за ней еще не замечалось… Зоя растроганно погладила мягкую шерсть в акварельных разводах.
— Ты и правда все понимаешь, моя ты красавица!
В половине восьмого Красноперская, переодетая в «стационарный» халат, сидела под дверью операционной. Она не особенно удивилась, когда оттуда вышел Владимир Иванович — тоже, видимо, примчавшийся в неурочное время на помощь коллегам. Ну и собаке, конечно.
Соловьев кивнул Зое. Девушка успела заметить, каким усталым и откровенно расстроенным он выглядел.
Собаку устроили в стационаре в отдельном боксе, и Зоя уселась рядом на ворох одеял. Ее взгляд то и дело возвращался к Альме. Удивительно, но это в самом деле была та самая собака. Хотя, впрочем, что ж удивительного? Это лучшая ветеринарная клиника в округе и одна из лучших в стране, а Лебедевка не так уж далеко отсюда. Да и они, скорее всего, ехали не из самой Лебедевки, а откуда-то поближе. Тому, что собака дожила до одиннадцати лет, тоже удивляться не приходится: она не принадлежала к типу крупных, тяжеловесных пород, для которых десять лет — это уже глубочайшая старость.
Удивительно будет, если она выживет сейчас. Столько повреждений…
Зоя время от времени следила за температурой и дыханием, трогала грелку и держала под рукой несколько препаратов на случай, если что-то пойдет не так. Пока все было стабильно. Стабильно угрожающе. Нижняя граница допустимой температуры. Минимально допустимый ритм дыхания...
Собака слабо шевельнулась, приоткрыла мутные глаза и снова закрыла.
Не выживет. Не выживет… Ну и в чем смысл учиться, работать, стараться изо всех сил, проводить сложнейшие операции, что-то там говорить про мечту, если все равно — не выживет?!
В клинике все стихло: смена закончилась, осталось дождаться, пока подойдет Ольга Дмитриевна, ночная дежурная по стационару, и можно будет уходить.
Дверь тихо открылась. Зоя удивленно подумала, что время пролетело быстрее, чем она ожидала. Но вошла не Ольга Дмитриевна, а…
— Аза Магрезовна? — изумленно прошептала девушка, не веря своим глазам. Вот уж кого-кого, а её она увидеть не ожидала. Сказать по правде, Зоя — как и большинство её однокурсников — вообще не считала Азу врачом. Так, строгий теоретик по предмету, который непонятно зачем нужен. И вот она — тут, в стационаре, в боксе с то ли живой, то ли умирающей собакой?
— Красноперская? — отозвалась Аза Магрезовна. — Вы за ней присматривали после операции? Температура и дыхание в норме?
— Ну… вроде да, но…
— Хорошо, спасибо. Вы можете идти.
— А Ольга Дмитриевна…
— Я ее дождусь.
Зое больше всего на свете хотелось остаться и посмотреть, что будет дальше, но ее недвусмысленно выставляли за дверь. Все-таки она не удержалась:
— Может… я смогу как-то помочь? Только у нее все показатели на нижней границе, и я боюсь, что… что она… что это все…
Слово «бессмысленно» все-таки не прозвучало.
Зоя не договорила, застыдившись и того, что хотела сказать, и своего дрогнувшего голоса. Тоже мне, неженка чувствительная! И нашла перед кем нюни распускать — перед этой… каменной статуей!
«Каменная статуя» посмотрела на Зою с каким-то новым выражением. Как на человека, а не рассеянную владелицу недостаточно чистого халата.
