Не жалела никого и ничего. Сначала высмеяла возраст, как мой, так и моих супруг. Затем посетовала на то, что вчерашние дети, дорвавшиеся до возможности повесить на пояс отцовский клинок, вместо того чтобы служить сюзерену и взрастившей их земле, пускаются во все тяжкие. Причем не ограничиваются заведениями низкого пошиба на родине, а отправляются тешить блуд в соседние королевства и на их окраинах умудряются находить кобылиц, которых «стесняются покрывать даже местные жеребцы»! Не обошла вниманием и возможное происхождение моих дам, завуалировано пройдясь по их «мужицким» манерам. Высмеяла одежду «эпохи ее прабабки», отсутствие вкуса и мозгов, а потом сосредоточилась на украшениях — «заметив» серьги в ушах моих супруг, поинтересовалась количеством всадников, которые пытались объездить каждую из «торренок» до меня и успехами каждого из них. А потом высказала искреннее сожаление по поводу того, что Маллор королевство маленькое, поэтому удовлетворить все взыскательные вкусы «инеевых кобылиц» мужчины ее родины вряд ли смогут.
Исчерпав эту тему, Тина вспомнила о моих родителях и попранных традициях «когда-то славного» Старшего рода Эвис. «Расстроилась» из-за того, что Пресветлая дала покойному Гаттору беспримерное мужество, умницу-жену, уважение в свете и так далее, но отыгралась на сыне.
В какой-то момент гнили, которой от нее несло, стало так много, что я начал закипать по-настоящему. И удержал лицо только потому, что разобрал тихие, на грани слышимости, слова Вэйльки:
— Не злись, Тина говорит не то, что думает, а то, что считает необходимым. И сердце от этих слов у нее болит не меньше, чем у тебя…
Со злостью я справился. Кое-как. И так же «кое-как» дотерпел до конца «приема». Но был зол настолько, что, когда с лица «арессы Кимти» вдруг пропало выражение «искреннего любопытства», и Тина своим обычным голосом объявила о завершении занятия, вытер рукавом пот, выступивший на лбу, схватил со стола кувшин с еле теплым взваром и выхлебал больше половины.
— Приношу свои извинения у всех вас за ту жесткость, которую я была вынуждена проявить во время самого последнего занятия этого лета… — виновато сказала ар Лиин-старшая, когда я с грохотом поставил кувшин на столешницу. — Зато теперь я могу с уверенностью утверждать, что раз вы с честью выдержали полторы стражи общения с этой тварью, то без всяких проблем вынесете и нападки злопыхательниц пожиже. А теперь, когда впечатления от занятия все еще свежи в вашей памяти, давайте-ка разберем допущенные ошибки…
…В нормальное состояние духа я вернулся далеко не сразу — только к моменту, когда Тина, измучив придирками Альку и Вэйль, занялась моей старшей женою:
— … а вот Майра, в отличие от вас, бестолковых, вела себя безупречно! И знаете, почему? Да потому, что с первого и до последнего мгновения пребывания в «зале приемов» чувствовала себя неизмеримо выше всей этой суеты. Она видела и слышала только своего мужа и вашу парочку. То есть, не изображала это, а действительно полностью отрешилась от всего и вся. Когда требовали приличия, ненадолго снисходила до тех, к кому Нейл обращался уважительно. И, что самое важное, все это время арессы Кимти для нее просто не существовало! А теперь, юные дамы, вывод, который вы обязаны, как выражается Нейл, вбить в ноги: нападки тех, кого для вас не существует, за душу не цепляют!
Юные дамы виновато вздохнули. А Тина обратила внимание на меня:
— А теперь перейдем к вам, многоуважаемый глава Старшего рода и наш горячо любимый сюзерен! Сначала вы держались неплохо. То есть, «выискивали глазами знакомых», «раздумывали над какими-то очень важными вопросами» и какое-то время не замечали этой стервы. Но стоило ей пройтись по вашим родителям и попранным традициям рода, а затем «озаботиться» проблемами, ожидающими ваших детей, как вы не выдержали. И если бы не своевременная помощь первой меньшицы, без всякого сомнения, потеряли бы лицо. Так вот, вам нельзя забывать о том, что вы — мужчина, то есть, существо, стоящее неизмеримо выше нас, женщин. Вы, мужчины, живете где-то там, в горних высях, решаете неведомые нам проблемы, общаетесь с равными себе. И не замечаете нас до тех пор, пока это не требуется ВАМ! Пока, надеюсь, понятно?
Я кивнул.
— Отлично! Объясняю дальше: что делала ваша собеседница, если рассматривать ее поведение, как поведение дуэлянта в бою? Прощупывала вас пробными атаками, находила слабости в защите, а затем била туда, где вы ничего не могли ей противопоставить! Скажите, когда вас прощупывают в настоящем бою, вы злитесь?
— Нет.
— А когда вас бьют в слабое место?
— Тоже нет…
— Тогда забудьте про эмоции при общении с женщинами вообще! Запомните, любая ваша реакция на нападки с нашей стороны — это молчаливое согласие на поединок. Только поединок с нами тут же опускает вас на наш уровень. То есть, в этот момент вы добровольно роняете свое доброе имя в грязь. И навсегда остаетесь для окружающих чем-то средним между нами и вами…
Я поморщился, так как Тина была права, а я вел себя, как мальчишка.
— И еще: переспорить женщину вы не сможете, так как мы не слышим неудобных нам аргументов. Переорать — тоже: это дело у нас получается куда лучше, чем у вас. Ударить благородную вам не позволит воспитание. Что остается? Пребывать в своих горних высях и не слышать того, что мы несем…
…Первые вспышки Дара Вэйльки начали накатывать на нас постепенно усиливающими волнами жара ближе к концу ужина, когда все, включая меня, уже насытились и, откинувшись на спинки кресел и диванов, лениво перешучивались. Только вместо ощущений тепла, спокойствия и уюта, которыми всегда сопровождалось любое лечение или изменение, эти все сильнее и сильнее кружили голову и будоражили кровь. Причем сама Дарующая, бездумно перебирающая волосы на затылке Альки и не отрывающая мечтательный взгляд от потолка, этого, кажется, даже не замечала. Первое время не замечали и все остальные. Но когда глаза всех дам, включая старших, начала затягивать поволока желания, лица стали румянее, а речи — бессвязнее, Тина рывком пришла в себя, скользнула к меньшице и легонечко щелкнула ту по носу:
— Вэйль, если ты не погасишь свой Дар прямо сейчас и не утащишь мужа куда подальше, то я за себя не ручаюсь!
Дарующая сфокусировала на ней взгляд, сообразила, чего от нее хотят, прислушалась к эмоциям окружающих, покраснела и… под веселый смех остальных женщин поволокла меня в сторону лестницы. Я не сопротивлялся. Эдак первые шагов пять-шесть. Пока не ощутил себя бычком на веревочке и не взял власть в свои руки. А заодно с властью — еще и юную супругу. Рыкнул что-то невразумительное, унес добычу в «логово» на втором этаже, опустил на кровать, прикоснулся губами к тоненькой жилке на шее и ощутил приближение очередной волны жара. В разы сильнее, чем все предыдущие, вместе взятые! Уже через миг сознание вынесло из тела, словно порывом ураганного ветра. Нет, я чувствовал прикосновения и запахи, видел пьяный от предвкушения взгляд супруги, неторопливо и расчетливо вел ее по пути к Прикосновению Пресветлой. Но при этом понимал, что с каждым следующим мигом все сильнее и сильнее врастаю душой в ее вторую половинку, рвущуюся ко мне навстречу. Только словно издалека. А потом между нами что-то полыхнуло, и все изменилось.
Превратился ли я в Ати и любил ли весь окружающий мир? Нет! Я был ветром, усиливающимся с каждым сдвоенным ударом бьющихся в унисон сердец. То терпеливым и ласковым, легчайшими дуновениями раздувающий искорки еще не проснувшихся оттенков желаний. То неудержимым и беспощадным, бесцеремонно раздувающим из этих искорок пламя страсти и превращающим его во всепоглощающий пожар.
Да, был ветром. Целую вечность. А когда ураган, вызванный нашим общим желанием, охватил целый мир, превратился в Свет, вырвал из темноты даже самые дальние уголки наших душ, и вдруг понял, что чувствую не только себя и Вэйльку, но и всех, находящихся в доме! Говоря иными словами, ЗНАЮ, где они находятся, и могу их услышать в любое мгновение!
