Впрочем, в определенный мною срок уложились все. А некоторые — Майра и Вэйль — были готовы к выезду существенно раньше. Поэтому немного помогли с лошадьми — вывели уже оседланных из конюшни и подвели к коновязи у ворот.

В связи с отсутствием особого выбора дамы оделись единообразно, в ставшие привычными костюмы торренских наемниц, но без головных уборов. Правда, куртки в связи с жарой одевать не стали, поэтому радовали глаз белыми верхними рубашками с кружевными отложными воротниками и аппетитными бедрами.

С роскошными гривами распущенных волос и кинжалами на поясах, они, гарцующие на застоявшихся кобылках, могли бы выглядеть богинями войны или охоты. Если бы не все та же жуткая неуверенность, чувствующаяся во всех взглядах, кроме взгляда Майры…

…Как оказалось, для того чтобы добраться и до ближайшего озера, и до речки, требовалось немногое — заехать по лесу на седловину между двумя небольшими холмами, найти взглядом крошечный ручеек и двигаться вниз по течению. Поэтому всю вторую половину пути я горячил Черныша, вглядываясь вперед. И не обращал никакого внимания на «живописные каскады природных купален», мимо которых мы проезжали, так как не собирался залезать в лужу глубиной чуть выше колена. Женщины не понимали, но ехали следом. До того самого момента, как оказались на краю небольшой долины, заросшей густым хвойным лесом, и увидели то самое озеро, к которому я стремился.

Выглядело оно роскошно. Занимающее самый центр заросшей буйной зеленью каменной чаши и окруженное высоченными елями, озеро искрилось под лучами Ати так, что слепило глаза. А вода в нем была настолько прозрачной, что позволяла увидеть каждый камень на дне даже с того места, где мы остановились. Правда, всей этой красотой любовались только я и Майра. А остальные мои спутницы, кинувшие по одному взгляду на небольшие валуны, мирно покоящиеся на дне, перепугались до дрожи в коленях. Что было не удивительно, ведь в представлении всех уроженцев Маллора и близлежащих королевств, местами, сравнительно свободными от Древнего Зла, считались лишь небольшие речки. А на дне морей и озер располагалось Преддверие Бездны!

За то время, которое потребовалось дамам для того, чтобы спешиться, стреножить лошадей и оставить их пастись на поросшем густой травой берегу, я успел определиться с местом, где можно будет расстелить прихваченные с собой покрывала, и на пару с Майрой отволок туда переметные сумки. А потом с интересом оглядел здоровенный камень, вросший в землю на границе берега и воды, и вздымающийся в воздух на два с лишним моих роста.

Когда я вытащил из сумки старые тренировочные штаны, предусмотрительно обрезанные по колено еще в «крепости», и снова посмотрел на своих спутниц, не без труда решившихся подойти к воде, присесть и смочить водой разгоряченные лица, то понял, что без моей помощи им не обойтись:

— Встаем, поворачиваемся налево и находим взглядами кусты ежевики. За ними есть небольшая полянка, скрытая от посторонних взглядов. Забираем с собой сумки с вещами, переодеваемся, а затем возвращаемся сюда. Вопросы?

Вопросов не оказалось ни у одной, поэтому четыре дамы обреченно потянулись в предписанном направлении. Как только они обошли кусты и скрылись из виду, я быстренько скинул с себя всю одежду, натянул обрезанные штаны и повернулся к Майре:

— Ты мне веришь?

Та кивнула.

— Тогда запомни: никакого Преддверия Бездны на дне озера нет! Поэтому переодевайся в то, в чем собиралась учиться плавать, и следом за мной заходи в воду.

Она не колебалась ни мгновения — разделась прямо там, где стояла, натянула на себя нижнюю рубашку с подолом, обрезанным до середины бедра, и подошла ко мне:

— Я готова!

— Ты у меня умничка! — похвалил ее я, взял за руку и неторопливо завел в воду по плечи.

— Помнишь, как тогда, ночью, ты задерживала дыхание и цеплялась за камень на дне? — спросил ее я, убедившись, что ее не трясет.

— Ага!

— Так вот, сейчас тебе надо сделать то же самое, только повиснуть в воде, расслабиться и попытаться понять, что с тобой происходит в этот момент.

Она послушно вдохнула, резко поджала ноги, ударов тридцать сердца поизображала деревяшку, а затем встала, убрала с лица мокрые волосы и удивленно сообщила:

— Я всплываю и повисаю у самой поверхности!

— Вот! — подняв вверх указательный палец, предельно серьезно сказал я. — Запомни, если твои легкие наполнены воздухом, то ты не утонешь! Поняла?

— Да.

В это время из-за кустов ежевичника показалась Тина, облаченная в плотную нижнюю рубашку до середины голени и пунцовая, как спелое яблоко. Быстрым шагом подошла к кромке воды, поймала мой взгляд и виновато вздохнула:

— Вы бы не могли отвернуться от берега? А то девочки стесняются!

Я тут же сделал два шага вперед, развернулся на месте и поманил к себе Майру:

— Подойди поближе и повтори еще несколько раз. Задача — привыкнуть к тому, что вода тебя держит.

Через некоторое время сзади раздался приближающийся топоток трех пар женских ножек, потом плеск — и я понял, что мои спутницы решились войти в воду. Наверное, аж по щиколотку…

— Знаете, — начал я, выждав эдак с сотню ударов сердца и дав спутницам возможность немного привыкнуть к тому, что видят — … мы живем в странном мире, в котором глупые страхи из детских сказок могут быть весомее голоса разума. Все вы привыкли считать, что на дне озер и морей находится Преддверие Бездны. Поэтому, увидев лужу шире пары локтей, начинаете трястись, как листва на ветру. Знаете, лет в двенадцать, узнав, что десять из десяти взрослых не умеют плавать, я не поверил, так как в нашем роду плавать умели все — и папа, и мама, и папина меньшица, и даже старый вояка Генор. Да, я знал, что жизнь благородного определяется огромным количеством условностей и запретов. Скажем, вся жизнь арессы должна проходить в помещениях — спальнях, гостиных и танцевальных залах, а редкие выезды на охоту или переезды между манором и столицей должны совершаться исключительно в присутствии отцов, мужей и солидной свиты. Но отказывался понимать, почему какие-то правила, записанные потускневшими от времени чернилами в полусгнивших фолиантах, должны запрещать людям получать удовольствие от свежего воздуха, теплой воды и ласковых лучей Ати. И я не понимаю этого до сих пор. Хотя из рассказов отца знаю, что боязнь воды считается нормой для всех, кроме нас, Эвисов…

— Посмотрите на Майру! — продолжил я через пару мгновений, когда моя «правая рука» очередной раз встала на ноги, чтобы перевести дух, и счастливо улыбнулась. — Она хочет научиться плавать, верит в то, что я говорю, и плевать хотела на правила, которые мешают ей жить так, как считает правильным она сама. Поэтому эта Эвис скоро поплывет. А те, кто не хочет, не верит или считает, что традиции — это закон, так и будут сидеть на берегу и бояться собственного чиха…

— Я тоже хочу, тоже верю и тоже готова попробовать! — подала голос мелкая. И, судя по громкости плеска, раздавшегося за моей спиной, решительно двинулась вперед.

Я вытянул в сторону левую руку, дождался, пока девушка в нее вцепится, и повернул голову так, чтобы увидеть ее лицо:

— Я тобой горжусь.

Она засияла, развернула плечики и, ревниво посмотрев на Майру, поинтересовалась:

— Что я должна сделать?

Через половину кольца надували щеки и изображали сухие деревяшки все женщины до единой. Через два кольца с небольшим научились сводить и разводить перед собой ладони, сложенные «лодочкой» и более-менее держаться на воде, не касаясь ногами дна. А через половину стражи, когда Майра, бесстрашно оттолкнувшись от дна, проплыла расстояние шагов в пять-шесть, вцепилась в мою руку и издала счастливый вопль, вдруг осознали, что их страх перед Преддверием Бездны куда-то пропал. И поверили в свои силы.

Сразу после Майры «поплыли» Тина и Вэйль. Чуть позже — Алиенна. Впрочем, и Найта, неожиданно оказавшаяся весьма самолюбивой особой, справилась с задачей ненамного позже мелкой. Еще через половину стражи, когда каждая из дам научилась проплывать вдоль берега шагов десять-пятнадцать, я отплыл на восемь, но в сторону центра озера, и ехидно поинтересовался, кто тут самый храбрый.