В этом есть смысл. Дом выглядит прекрасно, но было бы ужасно одиноко жить здесь одному.

Феникс указывает на еще одну ванную комнату и две спальни для гостей, одна из них будет принадлежать Куинн. Зная ее, она возьмет ту, в которой шкаф побольше.

Его шаги замедляются, когда мы подходим к двери в конце коридора.

– Мы со Стормом бросали монетку на главную спальню. – Феникс нагло ухмыляется, поворачивая ручку. – Угадай, кто выиграл?

Я собираюсь напомнить ему, что никто не любит хвастунов, но, когда мы входим, мой мозг перестает соображать.

Калифорнийская двуспальная кровать королевских размеров с черными шелковыми простынями и обитым кожей изголовьем стоит посреди комнаты, напротив закрепленного на потолке большого телевизора с плоским экраном. Здесь есть гардеробная и роскошная ванная. Однако именно панорамный вид из распахнутых окон на Голливудские холмы превращает эту комнату из прекрасной в шикарную.

– Вау. – Это все, что мне удается произнести.

Встречать утро и засыпать с таким видом каждый день, должно быть, очень приятно.

Не уверена, что когда-нибудь захотела бы отсюда уходить.

Хрипловатый тембр Феникса эхом отзывается во мне, когда он обнимает меня за талию и целует изгиб шеи.

– Тебе нравится?

– Потрясающе. Это место совсем не похоже на тебя и в то же время очень тебя напоминает.

По телу разливается тепло, когда его рука скользит вниз, обхватывая меня через легинсы.

– Хочу трахнуть тебя возле этого окна.

Предполагаю, что так и произойдет – учитывая, что я здесь именно по этой причине, – но он убирает руку.

– И я сделаю это, но позже. – Он шлепает меня по заднице. – Идем. Наше свидание еще не закончилось.

Не могу даже представить, что еще он запланировал после всего этого.

– Что дальше? – шутливо спрашиваю я, следуя за ним вниз по лестнице. – Ужин на Эйфелевой башне? Может, полет на вертолете?

Он едва сдерживает улыбку, когда мы пересекаем дом.

– Еще лучше.

– Экскурсия по твоим машинам? – спрашиваю я, пока он ведет меня к одинокой двери в противоположном конце дома.

– Нет. Моя машина в другой стороне.

Когда мы входим в гараж, мое сердце колотится с бешеной скоростью.

Я тотчас переношусь в прошлое, потому что он устроен точно так же, как тот, что был в доме бабули. Тут даже стоят старые инструменты.

– Не могу поверить, что ты все сохранил.

– Мы с этого начинали.

Я предположила, что он имеет в виду его и Сторма. Однако, произнося это, он смотрит прямо на меня.

Когда Феникс подходит к футону, у меня скручивает живот, и я чувствую тяжесть в груди.

– Последние четыре недели я ломал голову, пытаясь понять, каким должно быть идеальное свидание для Леннон Майкл. Я думал об ужине в шикарном ресторане или о том, чтобы нанять всемирно известного шеф-повара, который будет для нас готовить. – Он резко выдыхает. – Но это не в твоем стиле.

Он прав. Мне не нужны ни шикарные ужины, ни шеф-повара.

А просто нужна честность.

И тот, кто не стал бы красть и причинять мне боль.

Опустившись на футон, он жестом показывает на перевернутый ящик, на котором лежат два завернутых в фольгу бургера.

Комната начинает вращаться, и мне кажется, что моя грудь сейчас разорвется от чувств. Именно этим мы занимались прямо перед тем, как я впервые спела ему свою песню.

Как будто он намеренно воспроизводит тот день.

Будто пытается вернуться назад.

– Потому что вот он, твой идеал. То, что было между нами до того, как все изменилось. – Его голос опускается до грубого хрипа. – То, кем я был, а не кем я стал.

Он прав.

Я увлеклась им с первого взгляда, но влюбилась я в Феникса Уокера именно в этом гараже.

И мое сердце всегда будет принадлежать тому Фениксу.

Упомянутое сердце до боли сжимается, а ноги отказываются идти вперед.

Мне постоянно хотелось нажать кнопку перемотки и вернуться в тот день, но только для того, чтобы принять другое решение.

А не чтобы пережить его снова.

– Я тоже уже не тот человек.

– Знаю. – Его напряженный взгляд останавливается на мне. – Точно так же, как знаю, чем закончится наша история. – Морщинки на его лбу углубляются, и он отводит взгляд, будто не в силах смотреть на меня, произнося следующие слова. – Она закончится тем, что завтра утром ты прыгнешь в самолет и больше не захочешь меня видеть. – Он опускает голову. – Я просто желаю провести несколько часов не в роли отъявленного злодея.

Он поднимает на меня взгляд, и между нами проносится нечто невысказанное.

– Хорошо.

Феникс начинает разворачивать бургеры, а я сажусь рядом с ним.

– Я попросил домработницу забрать их из одного из моих любимых мест в Лос-Анджелесе. Они очень вкусные.

По крайней мере, пахнут и выглядят потрясающе.

Я уже собираюсь приступить к еде, но тут мне в голову приходит болезненная мысль.

– Я знаю, что инструменты те же, но это же не тот футон, верно?

Феникс откусывает большой кусок от бургера, тем самым избегая ответа.

Сузив глаза, я тянусь к стаканчику с газировкой.

– Ты не можешь использовать эту тактику дважды за день, Уокер. Отвечай на вопрос.

Его слова звучат приглушенно, поскольку он говорит с набитым ртом:

– Я воспользуюсь пятой поправкой^[36].

Я тыкаю его в ребра.

– Феникс.

Он проводит большим пальцем по нижней губе и слизывает с него кетчуп.

– Это он. – Уокер смеется над моим испуганным выражением лица. – Ты сама спросила.

Я с отвращением качаю головой. Конечно, я выбросила простыню, с радостью обнаружив, что матрас под ней черный, но все равно это отвратительно.

– Я… Это выглядело как место убийства. – Я откусываю бургер, когда мне в голову приходит еще одна мысль. – Бедный Сторм. Он неосознанно сидел на футоне, испачканном моей… девственной кровью. – Поднеся соломинку ко рту, я делаю глоток газировки. – Ты ужасный Друг.

Феникс усмехается.

– Расслабься. Я помыл его той же ночью. – Выражение его лица становится смущенным. – И Сторм в курсе.

А вот это для меня новость.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что он в курсе?

Феникс надавливает языком на внутреннюю сторону щеки.

– Ты оставила простыню в его мусорном баке, а бабуля заставляла его выносить мусор каждый вечер перед сном. К тому же он вошел, как раз когда мы… – Он пожимает плечами. – Ему не составило труда сложить два и два и понять, что той ночью я лишил тебя девственности.

– Только наполовину, – возражаю я. – Секс не засчитывается, пока ты не кончишь.

На его губах играет ухмылка.

– Это так не работает, дорогая.

Я перестаю есть.

– Ладно, во-первых, не называй меня дорогой. Никогда. Во-вторых, не я устанавливаю правила, так что не злись на меня.

Феникс тянется за салфеткой.

– Кто же тогда их установил? Потому как я бы хотел подать жалобу и потребовать пересмотра.

Черт бы его побрал. Он выглядит таким искренне расстроенным, что это даже очаровательно.

Но я остаюсь при своем мнении.

– Ого. Для человека, у которого имеется собственное правило не трахать девственниц, ты, похоже, очень хочешь приписать эту заслугу себе.

– Чертовски верно. И чем скорее ты это признаешь, тем скорее мы сможем навсегда покончить с данным спором.

Нет. Я не позволю ему победить.

– Я потеряла девственность с тобой и Дагом Голдштейном в конце первого курса Дартмута. Вы оба разделяете титул.

Ноздри Феникса раздуваются, а челюсть напрягается.

– Я не делюсь, Леннон. Не когда дело касается тебя. Этот придурок Даг Голдштейн может катиться к черту. Он не имеет права приписывать себе в заслугу то, что сделал я.

Полный отстой, не правда ли?

– Я…

– Ты сказала мне, что не жалеешь о случившемся, – смягчившись, хрипло напоминает Феникс. – Твои последние слова… перед тем, как я все испортил.

Мне бы стоило сказать ему, что это уже неправда, но тогда я бы солгала.