– Ладно, сэр. Вам действительно пора идти. Некоторые жители начинают жаловаться.

Мои щеки вспыхивают от смущения, когда мы отстраняемся друг от друга.

– Простите.

Я оглядываюсь, впитывая в себя все, что вижу вокруг.

– Нам нужна еще минута, – говорит Феникс позади меня.

В моей груди оседает тяжесть, наполняя сердце тоской. Прошло так много времени с тех пор, как я сочиняла песни.

С тех пор, как я творила.

Так много времени, что я, наверное, растеряла талант, хотя мой разум и душа жаждут этой отдушины.

Я скучаю по творчеству так сильно, что становится больно.

Сродни фантомной боли от потери одной из конечностей.

Мое сердцебиение замедляется – становится слабее, – будто ускользая от меня.

Я опускаю взгляд на землю. Словно умирая.

Феникс стоит передо мной… И затмевает меня.

Как всегда.

– Мы не можем больше оставаться. Если я не куплю здесь квартиру.

Я закидываю сумочку на плечо.

– Куда теперь?

Снова надев очки, он указывает на киоск с хот-догами поблизости.

– За едой. – Он заметно сглатывает. – Потом в аэропорт.

Мое сердце бьется еще медленнее, и мне приходится бороться за следующий вдох.

– Ох.

Вот и все.

Он протягивает руку, и я беру ее.

– Я думала, ты улетаешь в Европу только завтра? – произношу я, когда мы подходим к киоску.

Это безумие, что они начинают другой тур так скоро.

– Что ты обычно добавляешь в хот-дог?

– Кетчуп, горчицу и квашеную капусту.

Уголки его губ слегка приподнимаются.

– То же самое.

Он быстро озвучивает наш заказ и дает парню деньги.

– Я думала, ты улетаешь в Европу только завтра? – повторяю я, когда он протягивает мне хот-дог.

Феникс откусывает большой кусок, во второй раз уклоняясь от вопроса.

Я уже собираюсь высказать ему свое недовольство, но потом понимаю, что, возможно, на то существует причина.

Например, какая-нибудь красивая европейская модель.

К тому же мне больше не нужно следить за тем, не отличился ли он очередной безумной выходкой.

Настало время разорвать нашу связь.

Поднеся хот-дог к губам, я откусываю кусочек.

Феникс замирает, наблюдая за мной. Его глаза закрыты очками, но я готова поставить все деньги, которые заработаю в этом туре, на то, что они затуманены желанием, потому что он представляет, как я делаю ему минет.

– Ты такой извращенец.

Он одаривает меня понимающей ухмылкой.

– Не моя вина, что ты отлично отсасываешь.

Я пихаю его локтем под ребра, потому что охранники стоят менее чем в пяти футах от меня и, несомненно, слышат его.

Уверена в этом, потому что уши третьего парня тотчас розовеют.

Феникс открывает рот, но тут подъезжает черный внедорожник.

Я вдруг осознаю, что, хотя я и прощаюсь с ним, мне так и не представилось возможности попрощаться со всеми остальными.

– Можно я поеду с тобой в аэропорт? – Понимая, как навязчиво это звучит, я добавляю: – Хочу попрощаться со Скайлар, Куинн и Стормом.

Не могу понять выражения его лица, когда он доедает остатки своего хот-дога.

– Поехали.

Я молчу всю дорогу, что странно, поскольку обычно я ругаю Уокера за то, что он слишком тихий.

Просто мне страшно, что если я начну говорить, то могу проболтаться о том, что лучше держать при себе.

Например, как ненавижу то, что прошлой ночью мы не занялись сексом. Ведь это означает, что наш последний раз был вчера утром, когда Куинн без устали колотила в смежную дверь, потому что проголодалась.

Хотя было хорошо – как и всегда, – все случилось быстро, и нам очень мешали.

И я не знала, что это будет наш последний раз.

Комок подкатывает к горлу.

Как и не знала, что, когда я войду в «Вуду» в тот вечер, мое сердце будет уничтожено.

Закрыв глаза, я сосредотачиваюсь на мелодии, звучащей из динамиков. Бодрая, веселая поп-музыка. Тот факт, что Феникс не попросил ее сменить, говорит о том, что он так же погружен в свои мысли.

Воспоминания прорываются на поверхность. Как хорошие, так и плохие.

Теперь, когда все кончено, ненависть, которую я к нему питала, должна вернуться с новой силой.

Но в тот момент, когда мы въезжаем на территорию аэропорта, я могу думать лишь о том, что хотя мне и ненавистно то, как он поступил…

Я не могу заставить себя ненавидеть его.

– Феникс?

Он отводит взгляд от окна.

– Да?

Поскольку это будут мои последние слова ему, я хочу, чтобы они имели значение.

Даже если не будут иметь для него никакого смысла.

– У тебя есть дар, – шепчу я. – Ты – солнце. – У меня перехватывает дыхание, и внутри бушуют эмоции. – А значит, тебе никогда не нужен был кто-то еще, чтобы сиять.

Его поразительно глубокие голубые глаза удерживают мой взгляд.

Он не произносит ни слова, и я тоже… Но нам и не нужно.

Потому что никто не знает друг друга лучше, чем мы.

И сейчас нам обоим больно, поскольку ни один из нас не получит того, чего хочет.

Он жаждет прощения.

Но я никак не могу дать ему желаемое, ведь то, что он сделал, разрушило часть меня, которую уже не вернуть.

Я хочу его забыть.

Но не могу, потому что он все еще в моих венах. Во всех тех, что ведут к органу в моей груди.

Война наконец-то закончилась, но победителя в ней нет.

Мы оба будем страдать, пока, в конце концов, не сумеем двигаться дальше с другими людьми. Ведь это единственный вариант, который у нас есть.

Внедорожник едет по взлетной полосе, пока не останавливается перед частным самолетом и группой, с которой я провела последние восемь недель своей жизни.

Когда я выхожу из машины, меня переполняет горькосладкое чувство.

Я приехала сюда за деньгами и чтобы заставить их вокалиста поплатиться за содеянное, но уезжаю с тяжестью в груди, потому что действительно буду скучать по каждому из них.

Мемфис обнимает меня первым.

– Прости за вчерашний вечер.

Мне не нравится, что он оскорбляет мою подругу, но я знаю, что под этими жестокими словами скрывалась сильная боль.

– Береги себя, хорошо?

– Сделаю все, что в моих силах, – произносит он с улыбкой.

Следующим меня обнимает Сторм, что удивительно, поскольку он не любитель объятий.

– Не становись незнакомкой.

К сожалению, придется.

– Я серьезно, – говорит он, когда мы отстраняемся. – Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне.

К глазам уже подступают слезы, поэтому я отшучиваюсь.

– Только посмотрите на этого мистера Мягкость.

Он фыркает.

– Ага, но стоит только указать ему на это, как он снова превращается в засранца, – говорит Куинн позади меня.

Как только я оборачиваюсь, она бросается ко мне и обнимает так крепко, что вышибает из меня весь воздух.

– Не уходи.

Господи. Этот ребенок меня прикончит.

Я вытираю слезы с ее глаз.

– Ты единственная в своем роде, Куинн. Никогда не меняйся. – Наклонившись, я шепчу те же слова, которые только что сказал мне Сторм. – Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, пожалуйста, свяжись со мной.

Она единственный человек, ради которого, если понадобится, я нарушу свое правило «не-контактировать-с-Фениксом».

Она шмыгает носом.

– Хорошо.

В тот момент, когда мы со Скайлар обнимаемся, слезы вырываются наружу. У нас обеих.

– Пообещай, что мы останемся подругами, – выдавливает она.

Я обнимаю ее крепче.

– Навсегда.

Не могу представить свою жизнь без нее.

До тех пор, пока при встречах она не начнет рассказывать мне про Феникса и остальных парней из группы.

Но я знаю, что она этого не сделает, потому что Скайлар все понимает.

Я прижимаюсь, соприкасаясь с ней лбами.

– Ты справишься с этим.

Будет чертовски больно, но она гораздо сильнее, чем думает. А мужчина, который больше ее не хочет, не заслуживает такую девушку, как она.

– Только не снова эта чушь сестричек Я-Я, – бормочет Чендлер рядом с нами.