Возвращаюсь в купе и раскидываю вещи. Сумки с едой и вещами – под лежак, рюкзак – наверх над входом. Там уже лежит сумка соседа. Костюм снял и повесил на плечики, сам надел модные шорты и футболку. Жду соседа. Но приходит соседка лет двадцати пяти. Да такая, знаете, мечта командированного – талия, грудь, губки, ноги, слегка прикрытые легким сарафаном. Но общение у нас с ней сразу не заладилось.

– Тебе кто, мальчик, разрешал чужие вещи трогать? Где твои родители?

Я, будучи в мечтательном созерцании, не сразу нашелся, что ответить.

– И хватит на меня смотреть! Ну и дети пошли! Верни все, как было!

– Это восьмой вагон? – мямлю я, думая, что сел не туда, ведь на входе у меня билет никто не проверил.

– Ты еще и малограмотный? Да! Восьмой, – злится красотка.

– Тогда ничего не пойму, место семнадцать – это мое место, у нас что – два билета на одно место?

– Вот и прекрасно, что твое. Ляжешь на мое, на восемнадцатое! – хмурит брови наглая девица.

Я уже все понял, была такая забава в СССР – согнать человека с купленного им нижнего места на верхнюю полку, особенно бабушки этим злоупотребляли, но эта молодая, и не видно, что беременная, поэтому решаю поскандалить. Мне скучно, а с девкой ничего не сладится, похоже, у меня, так что на кой мне уступать ей?

– Нет, нам вдвоем там на вашем месте будет неудобно, у нас не такие доверительные отношения, чтобы я лег к тебе. Да и не усну я с тобой, ты вон какая фигуристая, – с улыбкой смотрю на хамку.

– Ты точно тупой! Не будем мы вместе спать, ты на мое ляжешь, а я на твое, – до нее еще не дошло, что я уже издеваюсь.

– А в чем прикол? – нагло обвожу ее взором с головы до ног.

– Так, мне это надоело! – девица хватает свой матрас и пытается положить на мое место, невежливо отпихивая меня бедром.

Хлясь! Легонько бью ее по попе. Она на секунду замерла и завопила!

На звук залетает проводница – мощная, но плоская, некрасивая бабища лет сорока пяти.

– Что тут случилось? – грозно вопрошает она.

– Она ко мне пристает, – быстро говорю я.

– Он ко мне пристает, – следом повторяет деваха. – Распускает руки, место уступать не хочет.

– Она в меня уперлась своими титьками и хочет, чтобы мы вместе спали, – с честными глазами говорю я.

– Так, тихо! – просит проводница и, видя, что к нам заглядывают любопытные пассажиры, закрывает купе. – Это чье место?

Я молча подаю билет.

– Пусть уступит, – капризничает скандалистка. – Что, ему жалко женщине место уступить?

Я вижу, что весы качнулись в пользу женской солидарности, и незамысловато бью под дых словами:

– Ага, она так и сказала, уступи красивой девушке, пусть наверху уродины и старые тетки ездят. А еще сказала, что мне сверху будет хорошо ее титьки рассматривать. А я не могу наверху, я боюсь, мне бабушка специально место внизу купила, – глазами мокрого котенка смотрю на проводницу.

Блямс, блямс, блямс! Три гири падают на другую чашу весов. Уродина! Старая! Без титек! Полное описание проводницы! Нежно звеня серебром, сверху падает маленькая гирька – билет купила моя бабушка. У проводницы вполне могут быть внуки тоже.

– Он врет! Малолетка, а не хочет уступить! – пытается оправдаться девушка, но ее время уже закончилась.

– Значит так! Пассажир купил билет, а вы его выгоняете со своего места, кричите на весь вагон. Это хулиганство, я сейчас наряд вызову, тебя ссадят на следующей станции, что там у нас? – разорялась проводница, переходя на «ты». – Ах да. Новочеркасск, потом Шахтная, тоже не то, большие города, а вот через два часа будет станция Сулин, она грузовая, тебе там удобно будет, – нежно воркует проводница.

Да моя ты хорошая!

– Не надо, я все поняла, – плачет девушка.

– Услышу один звук и высажу, – победно добавляет мадам. И обращается уже ко мне: – Сейчас тебе постель принесу, и билет давай.

– Еще чаю, если можно, – с видом ангела прошу я.

Поезд уже тронулся, а нас по-прежнему двое. Ну и славно. Меньше народу – больше кислороду. Деваха, разумеется, на контакт не идет, застелила свое место наверху и сидит на другой нижней полке, читает какой-то учебник. Мне показалось, что, проехав злосчастную Сулину, девушка вздохнула облегченно.

Я проголодался и решил поужинать. Достаю овощи и нарезаю их финкой. Затем вытаскиваю картошку, уже немного увядшую зелень и кусок курицы. Вместо хлеба у меня бабкина лепешка. Поезд подходит к очередной станции. «Лихая», – читаю я на одноэтажном здании вокзала. Стоянка недолгая, пара минут. Меланхолично смотрю в окно. Вдруг наше купе открывается, и к нам заваливаются два молодых бородача-кавказца с кучей вещей. Вот что за непруха! Сумок у них много, морды – наглые, один, мельком взглянув в мою сторону, садится на мое чистое белье и смотрит с интересом на попутчицу. Я пока не скандалю, но уже понимаю, что поездка перестает быть томной. Оба мужика подшофе.

– Ты посмотри, какой подарок мне положили на полочку, – цокает один бородач.

– Даже жалко будет в Волгограде выходить, – говорит мой новый сосед, сидящий рядом.

«Волгоград», – радуюсь я. Надо посмотреть расписание, сколько мне их терпеть. Встаю и протискиваюсь к выходу, замечая жалостливый взгляд девушки.

Стою перед расписанием и вижу, что приятного мало – ехать с ними всю ночь. До Волгограда девять часов еще, а мы проехали чуть больше двух.

«Утром и разбудят, поди», – морщусь я и слышу короткий вопль из моего купе.

– Чего она? – удивляется проводница.

– Соседи сели, может, пристают к попутчице? – пожимаю плечами я и направляюсь к себе.

– Ну-ка погоди, мне все равно билеты проверить надо у них, – решительно идет в купе проводница.

Я телком следую за ней.

Распахнув рывком дверь, мы видим такую картину: девушка уже сидит рядом с мужиком, и он, приобняв ее за плечи, говорит что-то малопонятное.

– Дверь закрой, – рявкает второй.

– Ты поори мне. Билет давай! Гражданка, он к вам пристает? – возмутилась попранием своих прав проводница, похоже, видала она и понаглее.

– Нет! Зачем ты? Я молодой, она молодая, никто не пристает, – нагло врет первый, а девушка испуганно молчит – запугали ее, сто процентов. – На билет! На! Возьми.

Придраться не к чему, и проводница уходит. А у меня появляется кураж в голове, и мне в таком состоянии что два, что двадцать два соперника. И состояние не мое это, а бывшего владельца тела – тот еще берсерк, оказывается, был. Первый уже гладит ногу девушки. Я уверен, насиловать не станут, а вот покуражиться, полапать – это как здрасьте. Девчонка на мою помощь не рассчитывает, но смотрит зло, в том числе почему-то и на меня, и руку с ноги сбросила.

– Слышь, малой, иди, погуляй, – велит второй.

– Ты у меня его мерил, малой он или нет? – нагло наступаю на ногу соседа и сажусь к окну.

Вроде и в углу сижу, зато финка оказывается в руках, верчу я ей как понимающий – тоже, оказывается, память Толика проснулась, я и не знал, что так умею.

– Борзый щенок? – шипит раздавленный сосед.

Резко бью его левым локтем, силушкой бог не обидел. Мгновение, и финка уже около глаза ничего не понимающего соперника.

– Дернешься – «шнифт вырублю». Я малолетка, и много не дадут, – сжимаю шею замершего соседа – финкой в глаз он не хочет.

– Я тебя порву потом, – щерится первый и откидывает девушку.

– Это будет потом, и не факт, что я тебя не порву первым, а кент твой без «шнифта» останется сейчас. У тебя какой глазик лишний? – ласково спрашиваю я, переходя местами на феню.

Откуда это во мне? Ладно еще феня блатная – сидевших авторов в нашей деревне хватало, вот батя Кондрата хотя бы. А финкой меня, оказывается, отец учил владеть, он в разведке немного служил, и до попадания меня, красивого, в тело Толика, тот каждый день тренировался. Но больше испугала меня моя злоба. Так ведь реально сесть можно, самозащита и в будущем не прокатывала, а сейчас и подавно. Все это пролетело в башке за секунду, и тут же раздался стук в дверь.