Приехав домой, я первым делом пошел смотреть место в морозилке. У нас, кроме трехкамерного холодильника «ЗиЛ» стояла морозилка «Минск-17», купленная чуть ли не при маме еще, но исправно морозящая. Сколько я помню, в «ЗиЛе» морозилка была только под бабкино масло и прочее, так как там мороза большого не было, а вот «Минск» работал как зверь и, как и ожидалось, почти весь был забит мясом. Тут выходит трезвый еще отец и видит рыбу, что я притащил для заморозки.

– Ого, рыбина какая! – удивляется он.

– Это Кондрат наловил, ну и мне отдал, у него хранить негде, – говорю я и прикидываю, сколько штук могу сохранить, заморозив.

– Я возьму рыбину? Поеду в гости, – деловито спросил отец, заодно сообщая, что я лишусь мопеда вот-вот.

– Бери, он нам отдал, может, я ему мяса взамен дам, а то места нет? – интересуюсь я.

– Давай, – инфантильно кивает отец и, спохватившись, говорит: – Только пешком к нему иди, мопед мне нужен, уедешь опять на неделю, – ворчит он.

Пользуясь разрешением, беру свинины килограмма два и баранины столько же и радостный иду к Кондрату.

– Ну и зачем? – спросил Кондрат, глядя на мясо.

– Бери, у нас еще много, – убеждаю я, думая, что он отказывается из гордости. – Это взамен рыбы отец дал.

– Мне что рыбу, что мясо некуда ложить, – сообщает очевидную вещь он.

– Класть, – на автомате поправляю я, думая, что реально тупанул, и придется тащить кусок мяса назад.

– Да класть на ложить, – говорит Кондрат и ржет: – Давай шашлык опять организуем?

– А батя твой?

– С трезвяка его увезли на пятнадцать суток, денег-то нет заплатить штраф. Вернется злой, конечно, надо будет пару дней переждать в землянке.

Я вспоминаю нашу землянку – ямину на пригорке, закрытую досками, там даже лежак у нас был, где мы часто с другом играли в карты.

– Что с вашим холодильником? – перевожу тему с ямы на насущные дела.

– А я знаю? Не фурычит, мастеру платить нечем, – пожимает плечами друг.

– Давай посмотрим, – решаю я и, несмотря на неохоту Кондрата, иду к ним на кухню.

На кухне включаю изделие Минского завода и не слышу работу компрессора. «Или реле, или компрессор, хорошо бы не фреон вытек», – решаю я. Развернул холодильник к себе задом, лезу к компрессору и кричу Кондрату:

– Изоленту и нож неси.

Холодильник и не пытались починить, там всего лишь перетерся провод, ведущий к компрессору. Проходит пять минут, и холодильник начинает урчать, как зверь, а затем и морозить.

– Ух ты! – радуется Кондрат и по-детски спрашивает: – А можно я своим скажу, что сам починил. Тут же ничего сложного не было?

– Да говори, конечно, бери мясо и пошли за рыбой, – мою и вытираю руки я.

– Тут или мясо, или рыба, – вздыхает Кондрат. – Морозилка не резиновая. Рыбу я всегда добуду.

– Сын, а чего ты тут делаешь? – раздается басок отца моего друга, а следом на кухню вваливается и сам жилистый и морщинистый урка, весь в наколках. Отпустили его по амнистии, ну а раз «откинулся», надо выпить.

Как же не вовремя он пришел, я и вправду хотел шашлыков намутить, а тут такой хвост упал.

– Бать, я холодильник починил, – радостно врет Кондрат.

– Точно, работает он и морозит, – удивляется отец Кондрата, по пути к холодильнику, невежливо так задев меня локтем.

– Ладно, мне домой пора, дел много, баню топить, потом корову доить, – пытаюсь пройти я, но мешает урка, в недоумении смотрящий на мясо в морозилке.

– Украл, скотина? – пытается он ударить Кондрата, но тот уворачивается, хотя удар не прошел мимо – опять пострадал я, и опять от локтя.

– Руками, дядя Паша, осторожней маши, – зверею я.

В отличие от отца, дядю Пашу я, уверен, ура-ботаю, если ножом не станет махать. А он может, поэтому грублю дозированно.

– Мясо мне Штыба дал, я на рыбу поменял, – быстро тараторит Кондрат.

– Кто? – еще раз оглядывает меня урка и моментально меняет тон: – А-а-а, Валеркин сын. Ты принес? Ну, спасибо, а отец не вломит за такое?

– Он разрешил мне, я сейчас его приведу, он подтвердит, – блефую я, протискиваясь между холодильником и уркой.

– Не-не! Я верю. Что я не вижу, когда честный фраер правду говорит, – льстит мне дядя Паша и втискивается в дверку холодильника, чтобы мне удобнее пройти было.

– Нет так нет. Кондрат Павлович, может туснемся, до стекляшки? Пусть уважаемый отметит возвращение.

– Да что вы ходить по поселку будете, как бездомные? Толя, мой дом – твой дом, я все равно собрался к боевой подруге идти ночевать, – машет руками дядя Паша и сваливает в туман.

– Да ну эту стекляшку, там старшаки сидят, те, кого в армию забирают. Найдут до чего докопаться, – рассудительно ответил мой друг, не желая идти к универмагу, который мы называли «стекляшкой» из-за больших витрин.

– Что за подруга у него? – спрашиваю я, когда пауза затянулась.

Кондрату неудобно за батю, но он явно рад, что того не будет сегодня.

– Да есть там парочка шмар, страшные, как атомная война, и старые. Он меня к одной водил даже, когда с отсидки вернулся, – отвечает рассеянно Кондрат и неожиданно добавляет: – А знаешь, почему мой батя твоего боится?

– А он боится? – съезжаю с неприятной темы я – вот уж не хватало нам, корефанам, батями меряться.

– Ссыт. Сейчас расскажу. Четыре года назад, когда его закрыли за то, что начальнику своему глаз выбил, была одна история. Мой отец, бухой в стельку, твою бабку ударил в магазине, когда она возмутилась, что тот без очереди лез. Несильно, конечно, так, отмахнулся. Дядь Валера пришел к нам во двор, выгнал меня и маму и долго беседовал с отцом. Ушел через час где-то. У бати всего один фингал был, но он потом дня три в лежку лежал. Мама даже хотела пойти к участковому, но без толку, отец сказал, ничего он писать не будет, мол, ему и на этом свете хорошо, и выпить и закусить можно, а даже если попадет к хозяину – будет жить как человек там.

– Ничего себе! Но он и меня мордует, – сознаюсь не по-пацански я. – Я поэтому и сваливаю подальше.

– Я мать бросать не хочу, пойду на следующей неделе работать, – сказал Кондрат.

– Ремонт машин? – блеснул я информированностью.

– Ты откуда знаешь? – удивился друг. – Да, хочу калымить, Алексею Алексеевичу помогать, он с возрастом уже плохо с тяжестями справляется. А за ремонт машин неплохо платят. Только ты не распространяйся, мало ли, придерутся и накажут, хотя у него сын – участковый.

Я вспомнил этого пенсионера-фронтовика. Известен он был тем, что воевал всего один день под Сталинградом, его ранило в первый же день, лечился потом долго, и списали как инвалида. Крепкий еще мужик лет шестидесяти пяти, но без ступни. К нему постоянно приезжали за помощью, он никому не отказывал и чинил все, от автомобилей до мясорубок. За мелочь обычно расплачивались с ним натурпродуктом: куры, яйца, мед и прочее. За машины, видишь, деньгами, оказывается, брал. Как его не сдали? Наверное, потому, что ремонтировал знакомым, со стороны не брал никого, хотя и «Волги», помню, у него около гаража стояли, явно не деревенские.

– И главное, он начинал пятнадцать лет назад с одним гаражом и паяльником, – возбужденно расписывал свои радужные перспективы друг.

«Прямо как Стив Джобс», – всплыло в памяти у меня. Не забыть бы в тетрадочку записать.

«В девяностые многие с таким набором будут бизнес начинать, ну, может, еще утюг будет у них», – глумилось послезнание.

Поболтав еще немного, иду домой, и тут в голове всплывает новая доза информации. Друг у меня поднялся на перепродаже машин. В девяностые работал он на СТО «Москвич» и рассказывал, что весной-летом 1991-го там можно было приехать и купить страшно дефицитный тогда новый 41-й «Москвич» с 412-м мотором за 18 тысяч рублей. Но при одном железном условии – у тебя московская прописка и нет в наличии автомобиля старше трех лет. Через неделю тупо приезжаешь на «Москвиче» в какой-нибудь подмосковный город и продаешь его минимум за 40 тысяч. В тетрадочку! Он и меня звал, но я, дурень, учился, а потом поехал в стройотряд.