— А что? — продолжил он, — Думала, что с капитаном можно только развлекаться?

Дан убрал ее волосы за плечи, и Цунаде заметила, как он заволновался. Она и сама отчего-то занервничала: сердце заколотилось, а к лицу прилила кровь.

— Моя милая Цунаде, — улыбнулся он, — ты выйдешь за меня?

Она застыла, продолжала хлопать ресницами и не сразу поняла, что он сказал. Но затем, внутри все рухнуло от внезапного осознания.

— Конечно, — ошарашенно прошептала Цунаде. — Конечно, — уже громче повторила она и улыбнулась, и это улыбка с каждым мгновением становилась все шире и все радостнее. Она издала смешок, очень похожий на всхлип, взяла его лицо в свои ладони и чмокнула в нос, но вдруг внутри появилась тревога. — Но ты же получил одобрение моего отца, правда?

Твой смех прозвучал, серебристый,

Нежней, чем серебряный звон, —

Нежнее, чем ландыш душистый,

Когда он в другого влюблен.

Нежней, чем признанье во взгляде,

Где счастье желанья зажглось, —

Нежнее, чем светлые пряди

Внезапно упавших волос.

Нежнее, чем блеск водоема,

Где слитное пение струй, —

Чем песня, что с детства знакома,

Чем первой любви поцелуй.

Нежнее того, что желанно

Огнем волшебства своего, —

Нежнее, чем польская панна,

И, значит, нежнее всего.

Глава 19 Джирайя

Джирайя очень скучал в Конохе и не мог найти себе каких-нибудь интересных дел. Орочимару, конечно, разрешил остаться в его доме, но они с ним почти не разговаривали, тот целыми днями сидел у себя в кабинете и очень редко выходил. Икки же приходила только под вечер, и только тогда становилось веселее, а ночью и совсем замечательно. Но утром она всегда уходила помогать родителям. Так было и сегодня, когда она стояла в дверях, на него такая тоска накатила, что он не придумал ничего лучше, чем пойти шататься по деревне в потрепанных брюках от формы и поношенном коротком синем кимоно, которое все же удалось найти в старых сундука Орочимару.

Наступила весна. Только-только начала вылезать трава и распускаться первоцветы. Все же на улице ему удалось найти приключения, которые помогли ему ненадолго занять голову: поругался со старой клячей за прилавком с безделушками; стащил жареных кальмаров у заснувшего продавца; поболтал с пьянчугой; попинал мяч с детворой, а после решил просто погулять. Так и не заметил, что оказался в Центральном квартале.

Джирайя любил это место, дышалось здесь всегда так легко, как будто оказался в светлом лесу. Он положил руки в карманы и зашагал по брусчатке. Сандалии цокали, а он щелкал языком в такт.

— Джирайя, — окликнул его мужской голос.

Он поднял голову и увидела недалеко стройного мужчину в темном кимоно, опирающегося на трость. Господин Сенджу — отец Цунаде и единственный сын Первого Хокаге. Но, к большому несчастью, он родился без способности контролировать чакру и к тому же очень болезненным. Сложно было представить, через что он прошел, но тем не менее ему удалось сохранить влияние в деревне. В нем был и рост, и красивые черты, и умение достойно держаться, но следы болезни давали о себе знать: спина была согнута, плечи опущены, кожа была в темных пятнах, но светло-карие глаза, как и у Цунаде, искрились доброжелательностью.

— О, достопочтенный папа, — заулыбался Джирайя и поклонился. — Рад вас видеть, как ваши дела, как домочадцы?

— Все хорошо, — ответил господин Сенджу, когда они поравнялись и медленно зашагали по узким улицам. — Не к нам ли идешь?

— Нет, совсем нет, — замотал головой Джирайя, — просто гуляю.

— Я тоже, — улыбнулся господин Сенджу и поднял взгляд на деревья. — В этом году весна что-то поздновато пришла, и листья все никак не распустятся.

— Все равно хорошо, — ответил он и тоже посмотрел наверх, на голые кроны высоких деревьев — дубов и буков — на фоне лазурного неба. Джирайя пригляделся и увидел, что на их ветках уже начали набухать почки, и, должно быть, совсем скоро вся Коноха спрячется в зеленых листьях. И было сложно представить, что эти крепкие исполины росли здесь не тысячу лет. Им даже сотни лет не было, их создал всего лишь один человек в одно мгновение.

— Какое же великое творение, — вздохнул Джирайя. — Чудесный ваш отец был.

— Ты так думаешь?

— Конечно, — закивал Джирайя, — смотрите, какую красоту создал. А такое может сделать человек, только по-настоящему любящий жизнь. Знаете, как на войне, все хотят друг другу побольнее сделать и похуже. — он шмыгнул носом. — Ну так это я к чему. А ваш отец взял и не побоялся все это прекратить. Вот деревню создал, создал и эти деревья, и вас, а вы уже и… Ну вы сами знаете, что создали, — он закинул руку за голову и широко улыбнулся. — Эта-то, конечно, первая круши и ломай. Но она это совсем не от плохого, от любви скорее делает, от такой же любви, что была и у вашего отца в сердце.

— Хороший ты парень, Джирайя, — ответил господин Сенджу, похлопав его по спине, и дальше они пошли в приятном молчании.

Поместье Сенджу занимало почти половину всего Центрального квартала. Это было самая большая, самая красивая и самая богатая резиденция во всей Конохе, окруженная высокой каменной стеной. Вся эта огромная территория пряталась в удивительных садах, созданных дворцовыми мастерами из самой столицы дайме. Только засыпанный мелкой галькой парадный двор был открыт небу, где всегда дежурили шиноби. А сколько же зданий было построено внутри. Джирайя так и не сумел сосчитать, но достопочтенная семья жила в одном, самом большом двухэтажном доме. Но больше всего приводило в восторг, что на каждой круглой черепице изогнутой крыши был изображен символ клана — два растущих дерева, соединенные одним корнем. Этот знак, кажется, был везде: на воротах, на холщовых стягах, на одежде слуг. Вот где жила Цунаде — наследница Сенджу, самого богатого и самого влиятельного клана, в котором осталось не так много людей.

— Не хочешь зайти? — спросил господин Сенджу, махнув тростью на двор.

— А есть кто дома?

— Айше с Цунаде у портного. Мама с дочкой решили растранжирить все богатство нашего клана, — усмехнулся он. — А госпожа Мито, как всегда, в саду и, как всегда, спорит с садовниками.

— Ну если только ненадолго, — согласился Джирайя, и когда они вместе прошли через ворота, он спросил: — Достопочтенный папа, а есть что выпить?

— Для тебя, Джирайя, конечно же, есть, — улыбнулся господин Сенджу.

В детстве, когда они в очередной раз поругались на тренировке. Учитель не стал их наказывать, а заставил сходить к каждому в гости. Первый был Джирайя. Он стыдливо показал маленькую заплесневелую комнатку на конце деревни в трущобах. Орочимару только приоткрыл дверь своего особняка и сразу же ее захлопнул. А когда Цунаде привела в свой дом, у них челюсть отвисла. И если Орочимару сумел себя сдержать, то Джирайя заходил в каждое помещение и громко ругался от негодования. В одной из таких комнат он и не заметил мамы Цунаде. Та налетела на него с замечаниями, и даже комплимент не растопил ее сердце. Джирайя уже был готов катиться кубарем, но за него вступился отец Цунаде и посчитал, что комплимент не такой уж и плохой.