— Ничего, — отмахнулся Джирайя, — я рад провести с тобой время, но уже становится темно и холодно. Давай вернемся к лагерному костру?

— Нет, — вдруг отрезала она, — я останусь здесь.

Джирайя заметил на ее глазах слезы, и наконец, понял, почему она сюда пришла.

— Наваки… — понимающе вздохнул он.

— Мне в лагере очень тяжело. Там все веселятся и смеются, а мне так гадко на душе, понимаешь? Подумала, что может быть здесь станет легче. — Она сомкнула брови, посмотрела на водопад и заплакала. — Как думаешь, ему бы понравилось это место?

— Конечно понравилось бы. — Джирайя наклонился к ней и мягко улыбнулся. — Наваки был очень любознательным мальчиком и умел ценить прекрасное. Мои рассказы ему всегда нравились.

— Надеюсь, хоть не похабные? — сквозь слезы усмехнулась она.

— Не похабные. — Он осторожно притянул ее к своей груди. — Может я могу что-то для тебя сделать? Хочешь, я в лагерь за едой сбегаю? Хочешь, я у кого-нибудь выпивку попрошу? Хочешь, — он запнулся, — да все что угодно, хочешь?

— Мне ничего не надо, — она крепче прижалась к нему, — просто побудь со мной рядом.

— Конечно… — Джирайя аккуратно коснулся щекой ее волос, прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

Глава 2 Орочимару

Орочимару не удивился, когда им выдали весьма легкое задание — наблюдать за одной из баз повстанцев. Наверняка хотели проверить, на что были способны ученики Хокаге. За себя он не беспокоился: у него в запасе имелось немало сложных техник, его скорости можно было позавидовать, а его холодная голова не раз всех выручала. Орочимару прекрасно видел свое будущее в Специальном отряде и надеялся на то, что напарники ничего не испортят. И сейчас, когда они пробирались через густые заросли терновника, внимательно за ними наблюдал. Он шел последним, Цунаде в середине, а Джирайя раздвигал перед ними колючие кусты.

— Надо же было закинуть нас в такие дебри, — жаловался Джирайя. — И почему именно я должен идти впереди? На мне уже живого места нет от этих колючек. Ай! — вскрикнул он, резко остановился и затряс рукой.

— Тише, — шикнула Цунаде.

— Между прочим, больно, — ответил Джирайя, показав окровавленную ладонь. Цунаде поморщилась, а Орочимару тяжело вздохнул: если кто-то был уже ранен, еще не дойдя до назначенного места, пусть и по неосторожности — значит, плохи их дела.

— А была бы в нашем отряде какая-нибудь жгучая красавица-ирьенин, — продолжал Джирайя, доставая из набедренной сумки бинт, — вот счастье-то было…

— Все о той несчастной вспоминаешь? — спросила Цунаде, и от взгляда Орочимару не ушло, какое недовольство прокатилось по ее лицу. — Ничего, вернешься, опять на тебя эта девица вешаться будет.

— Думаешь, будет? — вздохнул Джирайя, наматывая на ладонь бинт. — Помнишь, как она уходила? Вся такая расстроенная, вся такая злая... Наверняка подумала, что я ее на тебя променял. И что же мне теперь делать?

— Ничего, разберешься, — бросила Цунаде. — Ирьенины — девушки общительные и открытые ко всяким там, — она небрежно махнула рукой, подбирая слова, — ко всяким там развлечениям. Не одна, так другая. Глядишь, и Орочимару кого-нибудь себе найдет…

— Меня в свой разговор не тяните, — отозвался Орочимару.

На его радость, они наконец-то замолчали, и Орочимару задумался: изменился ли Джирайя внутри настолько же, насколько и внешне? Его не было несколько лет, и сейчас им предстояло привыкать друг к другу не только в общении. Цунаде умела лишь крушить, но он к этому давно привык. А вот Джирайя всегда был непредсказуем: появлялся среди сражения с какой-нибудь сумасшедшей техникой и совершенно не мог ее контролировать. Но, может быть, повзрослев, он стал больше полагаться на здравый рассудок? В таких размышлениях Орочимару и продолжал идти, пока Джирайя резко не остановился.

— Чуете, паленым пахнет? — спросил он.

Орочимару принюхался, в нос ударил неприятный запах гари. Но не успел он ничего ответить, как Джирайя свернул с намеченного пути.

— По приказу мы не должны менять маршрут, — напомнил Орочимару.

— Да мы быстро, — отмахнулся он. — Совсем не дело так просто мимо проходить. Мало ли, кому-нибудь наша помощь нужна?

Орочимару тяжело вздохнул и посмотрел на Цунаде, та заметно помрачнела, но за Джирайей все же пошла. Пришлось последовать за ними, вспоминая, что его мнение никогда особо не учитывалось.

Запах гари усиливался, и совсем скоро они вышли на обгорелую поляну.

— Я туда ни за что не пойду, — произнесла Цунаде, показав на конец поляны, где под огромным деревом лежали три трупа.

— Интересно, наши? — спросил Джирайя и пошел уже вперед, но Орочимару остановил его за плечо.

— Смотри под ноги, — напомнил он, — не все ловушки могли сработать.

Джирайя кивнул и медленно пошел вперед, внимательно оглядываясь по сторонам. Орочимару довелось уже однажды увидеть, как работали повстанцы — у них была поразительная любовь к ловушкам со взрывными печатями.

— Наши! — крикнул Джирайя, сев перед обгорелым деревом на корточки.

Орочимару, также аккуратно рассматривая землю, подошел к напарнику и увидел, что у корней лежали три изуродованных, покрытых черной копотью, трупа. Видимо, леска была натянута между ветвей — им оторвало головы. И только по остаткам зеленого жилета можно было понять, что они — шиноби Конохи.

— Интересно, это те трое, которых мы заменили в отряде? — спросил Джирайя.

— Все возможно, — пожал плечами Орочимару.

— Как ты думаешь, мы успеем их похоронить?

— Не выдумывай, — ответил Орочимару.

— Ну да, — протянул Джирайя, оглядывая трупы. — Может быть, тогда почтим их память?

— Ты как будто первый день шиноби, — с раздражением выдохнул Орочимару и поднял взгляд на обгорелое дерево. Ствол и ветви были сильно обуглены, но на самом верху несколько зеленых листьев все еще крепко держались и колыхались на ветру. Орочимару задумался: сколько они еще так продержатся, прежде чем засохнут и облетят?

— Нет, я так не могу, — после недолгого молчания ответил Джирайя и принялся обыскивать вещи погибших шиноби.

Орочимару не стал спорить, давно перестал удивляться ходу его мыслей и посмотрел в сторону, откуда они пришли. Цунаде стояла, сложив руки на груди и опустив взгляд. Он поморщился, представляя, о чем она вспоминает.

— Ну вот, — произнес Джирайя, держа в ладонях по вещице из каждой сумки. — Складное зеркало, — он аккуратно оставил его между больших корней, — должно быть, один из них очень беспокоился за свой внешний вид. Надеюсь, он не хотел жить вечно… Дальше у нас игральные кубики, тут все ясно, еще наверняка и пить любил, — он положил их туда же и показал маленькую дорожную чернильницу, — а третий точно сочинял стихи, — он хлопнул по своей сумке, — заберу с собой, потом обязательно почитаю.