— Что случилось? — спросил он ослабевшим голосом.

— Спасла тебя наша Цунаде, — ответил он. — С того света спасла.

Джирайя пододвинул табурет к его койке, сел и стал пересказывать все, что случилось за последнее время.

— Ну а потом, когда она эту технику в себе-то открыла, яд из тебя и вытащила. Вот, все по очереди и ждали, когда же ты очнешься, — закончил Джирайя. — Слушай, хотел я тебя за одно дело поблагодарить…

Но не успел он закончить, как ткань у входа приподнялась и в палатку зашла Цунаде в накинутом поверх формы белом халате с повязкой ирьенина на плече и с аккуратно убранными наверх волосами. Дан так разволновался, что даже нашел силы присесть на подушках, чтобы получше ее разглядеть.

— Ну как он, Джирайя? — спросила она, не поднимая взгляда от бумаг.

— Сама посмотри, — ответил Джирайя.

Цунаде подняла голову, на миг застыла, а затем прикрыла губы ладонью и тихо заплакала. Дан виновато улыбнулся. Но в ответ она замотала головой, кинулась на кровать, упала на его ноги и громко зарыдала.

— Ты живой, — повторяла она через слезы, — ты живой…

— Ну, наверное, я пойду, — неловко произнес Джирайя и, хлопнув по коленям, встал с табуретки, остановился в проходе, хотел что-то еще сказать, но махнул рукой и молча вышел.

Дан с трудом оторвался от подушек, аккуратно взял ее за плечи, приподнял со своих ног и посмотрел на нее. Цунаде выглядела такой же, как и всегда — прекрасной, но нельзя было не заметить, насколько сильно изменился ее взгляд, стал намного тверже.

— Мне Джирайя все рассказал, произнес он, — ты такая молодец.

Цунаде в ответ громко всхлипнула и утерла нос, словно ребёнок. Он ласково ее приобнял и ослабевшей рукой стал гладить ее по волосам.

— Все прошло, — нежно повторял он. — Я с тобой…

Цунаде плакала и прижималась к нему. Только он так сильно ослаб, что уже еле держался, ему хотелось одного — поскорее лечь обратно на подушки. Но, оглядев палатку, он представил, через какой ужас она прошла, чтобы спасти его. И Дан нашел в себе силы продолжить сидеть, только немного отклонился назад и еще раз на нее взглянул. Но Цунаде вдруг со всей силы вцепилась в него.

— Куда же я теперь от тебя денусь? — рассмеялся он. — Если ты меня даже у смерти отняла?

— Не говори о ней, — помрачнела она. — Ни слова больше ни о смерти, ни о ядах, ни о чем.

— Конечно, — улыбнулся он, обнял её покрепче и прикрыл глаза.

В палатке было тихо, лишь с улицы доносились отдаленные голоса шиноби. Немного погодя им принесли горячий обед. Аромат лукового супа был настолько вкусным, что его живот громко заурчал. Цунаде оторвалась из объятий и широко улыбнулась.

— Подай мне, пожалуйста, тарелку, — с неловкостью произнес он.

— Ты еще слишком слаб, чтобы держать ложку, — строго ответила Цунаде, встала с кровати, помогла поудобнее сесть в подушках, а затем взяла в руки тарелку, пододвинула табурет к нему поближе и, присев, стала дуть на ложку.

— Повезло же мне в тебя влюбиться. Такая сильная и смелая, такая красивая и талантливая, так еще и такая заботливая.

Цунаде смущенно отвела взгляд, а у него внутри вдруг разлилось очень теплое и трепетное чувство. Без каких-либо сомнений — это была настоящая любовь. От еды у него появились силы, и когда она отложила пустую тарелку, он притянул ее к себе и вместе с ней упал на подушки. Цунаде легла под боком, положила ему голову на грудь и с радостью на него посмотрела. Дан прекрасно понял намек и, наклонив голову, нежно ее поцеловал.

— Дан, — на удивление очень серьезно произнесла она, когда он отстранился и вновь лег на подушки. — Я тебя очень прошу, больше никогда меня не закрывай собой. Я лучше сама умру, чем еще раз переживу такое. А что, если в следующий раз моя техника не поможет?

Дан лишь тяжело вздохнул, прижал ее к себе и прикрыл глаза.

Они провели целый день вместе. Цунаде рассказывала, насколько удивительный мир в клетках, как теперь легко у нее выходит контролировать лечебную чакру, и что теперь она навсегда останется ирьенином. Так и не заметили, как наступил вечер, и ему вдруг захотелось встать на ноги.

— Поможешь мне выйти на улицу? — спросил он.

— Выйти? — удивилась она. — Ты еще слишком слаб для таких приключений. Ты же только очнулся…

— Со мной все в порядке, — улыбнулся он. — Тем более мне бы не помешал свежий воздух, здесь так душно.

— Если только ненадолго, — с неуверенностью согласилась она. — Знаешь, мне эта палатка тоже уже надоела.

Цунаде помогла ему надеть жилет и выйти на улицу, где он полной грудью смог вдохнуть теплый летний воздух. Над полупустым полевым госпиталем разгорался закат: раненых уже почти всех вывезли, а поле боя расчистили.

— Похоже, и вправду победа, — произнес Дан, облокотившись о ее плечо.

Идти было тяжело, каждый шаг давался с невероятным усилием. Его ноги так сильно ослабели, что он боялся упасть на Цунаде. Впереди показался большой костер, но народу вокруг него было совсем немного: Джирайя с Икки сидели на земле, а рядом — Орочимару на большом бревне. Именно к нему они и решили подсесть.

Закат медленно тускнел, и над ними загорелись первые звезды. Дану было так хорошо и так спокойно, как в его снах. Но вдруг он вспомнил ту палатку с повстанцев и тот миг, когда в него воткнулись иглы, и его передернуло.

— Тебе холодно? — забеспокоилась Цунаде.

— Нет, все хорошо, — ответил он, приобняв ее за талию, Цунаде сильнее прижалась к нему, а Джирайя продолжил рассказывать свои удивительные истории.

— Как вы думаете, мы скоро вернемся в Коноху? — спросил Джирайя.

— Скорее всего, нас вернут на Маяк, — ответил Дан. — Все же сворачивание штаба — дело небыстрое.

— Ну да, — протянул Джирайи и обратился к Цунаде. — Помню, ты раньше хотела путешествовать, что сейчас об этом думаешь?

— Хотела, — она посмотрела на Дана, — но сейчас совсем не хочу. Мне кажется, я всего этого, — она махнула в сторону Священной долины, — на долгие годы насмотрелась.

— Я тоже пока с путешествия решил повременить, — ответил Джирайя, приобняв Икки, и обратился к Дану: — Мы тут задумались и поняли, что ничего о тебе не знаем. Было бы интересно послушать, что ты за человек.

— Боюсь, что после твоих интересных историй, моя покажется довольно скучной, — ответил Дан и подумал, что этого хватит, но, заметив, что все ждали от него ответа, продолжил: — Мой отец был самым простым шиноби, и с мамой они жили очень счастливо. Сначала у них родился я, затем уже и мои сестры. Но, к сожалению, когда я уже почти закончил академию, отец умер, и мне пришлось взять на себя заботу о семье. Я учился, подрабатывал где только мог, и когда получил повязку шиноби, жить стало немного легче. Просто брал на себя очень много дежурств на воротах Конохи. И знаете, была у нас одна поговорка, — Дан усмехнулся, — выходят из деревни ученики Хокаге — жди беды. Возвращаются — жди беды еще больше.