Цунаде стояла у открытого окна и смотрела на штаб в свете факелов. Основное собрание уже давно закончилось, но для капитанов оно все еще продолжало идти, хотя на улице уже давно была ночь. Она взглянула на подоконник, где стоял букет красно-белых цветов в банке с водой, и задумалась: кажется, даже сама природа не могла определиться, какой цвет больше всего подходит для этих нежных бутонов.

— Значит, пик Джан, — тихо произнесла она, вспомнив, как на собрании объявили, куда они должны были идти в наступление. — Значит, вот, что было в том свитке…

Она отошла от окна и оглядела кабинет: оштукатуренные стены, книжные полки, старый диван и массивный деревянный стол. Все документы были на нем аккуратно сложены, светила масляная лампа, и стояла накрытая тарелка с рисом и жареной рыбой. Цунаде тяжело вздохнула, посмотрела на учебник в руках, сделала поярче лампу и села на диван. Только никак не училось: текст расплывался, картинки рябили, и сколько бы она ни старалась запомнить главу про яды и противоядия — ничего не получалось.

На улице начался дождь, и от монотонного звука капель по подоконнику Цунаде не заметила, как задремала. Открыла глаза только тогда, когда дверь тихонько скрипнула и в кабинет осторожно зашел Дан.

— Вы наконец-то вернусь, — улыбнулась она, оперев щеку о спинку дивана. — Я принесла вам ужин, правда, он, наверное, уже остыл.

— Спасибо, но я совсем не хочу есть, — отозвался Дан, подошел к своему столу, поправил какие-то листы, а затем развернулся к ней, облокотившись о столешницу, и Цунаде заметила, что он был чем-то сильно огорчен.

— Что-то случилось? — спросила она, оторвавшись от спинки дивана.

— Не знаю, — ответил Дан, протерев лицо ладонями. — Наверное, я просто устал, день был очень долгим… Надо же, завтра уже выходим. Я знал, что этот день настанет, готовился к нему, но когда сегодня услышал, что надо собираться, понял, что совсем к этому не готов. — Он сложил руки на груди и опустил взгляд.

В кабинете повисла тишина. Но она и без слов поняла, даже, кажется, на себе ощутила, насколько ему было плохо.

— Не беспокойтесь, Цунаде, — вдруг улыбнулся Дан, — я с этим справлюсь. Лучше расскажите, как ваши дела?

— Я ничего сегодня не выучила, — вздохнула она, легонько хлопнув по учебнику.

— И черт с ним, — ответил он, оторвался от стола и за несколько шагов преодолел расстояние между ними. Сел на диван и, забрав учебник из ее рук, отложил его в сторону. — Этот вечер я хочу провести с тобой…

— С тобой? — удивилась Цунаде.

— С тобой, — улыбнулся Дан, поправив прядь ее волос, отчего по телу пробежалась мурашки. — Мне очень жаль, что Джирайя тебя сегодня расстроил. Думаю, он не прав. Тебе идет и косметика, и накрученные локоны, и особенно запах духов... Хотя ты и без всего этого очень красивая.

— Правда? — смутилась она.

— Правда, — вздохнул Дан, дотронулся до ее плеча и медленно провел ладонью вниз по ее руке.

Цунаде опустила взгляд и задрожала. Только на этот раз не от страха, как тогда, когда они были на миссии, а от трепетного волнения. Сердце так громко стучало, что било по ушам. Прикосновения Дана были такими легкими и такими уверенными… А затем он и вовсе положил свою ладонь на ее талию и решительно притянул к себе. Цунаде с удивлением подняла взгляд и вдруг залюбовалась им в свете масляной лампы.

Дан был таким красивым: мягкие брови, между ними две морщины, загорелая кожа с редкими веснушками, густые светлые ресницы, поразительно ясные зеленые глаза, четкая линия челюсти, аккуратный подбородок и губы. Мягкие губы, которые так часто снились ей…

— Расскажи, как на самом деле у тебя дела? — тихо спросил он.

— Все замечательно, — ответила она, осторожно коснулась его щеки и вдруг поняла, что больше не может сдерживать свою нежность. — Дан…

— Знаю, — он наклонился к ней, оказавшись так близко, что она почувствовала его дыхание, — ты мне тоже очень нравишься, — носом коснулся ее щеки, — с ума схожу, места не нахожу, — сильнее прижал к себе, — думать ни о чем другом не могу, — губами приблизился к ее губам, — как только о тебе…

Цунаде прикрыла глаза и навсегда запомнила то мгновение, когда Дан ее поцеловал. Дождь за окном превратился в ливень и окончательно заглушил шум штаба. В кабинет ворвался теплый ветер, масляная лампа погасла, а цветы на подоконнике вдруг стали белыми, и от красного цвета не осталось и следа…

— Давно пора было это сделать, — произнес он, когда они прервали поцелуй, чтобы отдышаться.

Но не успела Цунаде ничего ответить, как Дан запустил руку в ее волосы, наклонил за макушку и, глубоко вздохнув, вновь поцеловал. Только на этот совсем по-другому: он крепко прижимал ее к себе, поднимал ткань ее водолазки, нетерпеливо дышал и горячо касался влажными губами. От этих ощущений внизу живота зародилось до того неведомое тянущее чувство, которое разливалось волной, давило и заставляло быть еще ближе к нему.

И когда им вновь перестало хватать дыхания, они прервали поцелуй и широко улыбнулись друг другу. Дан откинулся на спинку дивана, притянув ее к себе. Цунаде положила голову ему на грудь и стала слушать, как громко билось его сердце — ей никогда еще никогда не было так хорошо и спокойно. Но она вдруг вспомнила, что скоро их ждет сражение, и с тревогой подумала: сколько же жизней унесет этот бой?

— Дан, — она оторвалась от его груди и с беспокойством на него посмотрела, — пообещай мне, что не будешь геройствовать.

— Я этого и так не планировал, — ответил он, поудобнее расположился на диване и поцеловал ее в макушку. — Цунаде, у меня еще столько планов на эту жизнь…

***

— Берегите чакру, — напомнила Бивако.

Полевой госпиталь находился в стороне сражения. Но даже здесь, под зелеными тентами, все тряслось, когда раздавался очередной взрыв под воротами храма. Весь отряд Цунаде был там, а она лечила раненных. Бой шел уже больше суток, но за все время на ее железном операционном столе никто не умер. Этой мыслью она старалась себя подбадривать, особенно тогда, когда вдалеке слышались особо громкие взрывы и поток чакры сбивался.

Перед ней положили нового раненого, и в свете желтой лампы она узнала одного из своего отряда. Это был молодой шиноби, совсем невысокий, с черными короткими волосами и с симпатичным юношеским лицом.

— Исаму? — удивилась она.

Он держался за окровавленный бок. И Цунаде скорее приступила к лечению: быстро разрезала одежду ножницами, вколола нужную дозу обезболивающего, зажгла в ладонях зеленую чакру и стала оценивать серьезность ранения. Вдруг Исаму посмотрел на нее и, кажется, узнал, когда через силу улыбнулся.

— Ты видел нашего капитана? — тихо спросила она, тот кивнул, и у нее от волнения перехватило дыхание. Даже уровень чакры на миг подскочил, но она быстро вернула ее в прежнее состояние и продолжила: — С ним все в порядке?