Если бы только лучилось какое-нибудь чудо…

И оно случилось.

Откуда-то сверху, камнем на землю упал черный, как ночь, кхассер. Ударяя по воздуху мощными крыльями, он поднимал порывы ветра, сбивая валленов и отшвыривая их назад, не позволяя приблизиться к людям. Он приземлился на освободившийся пятачок и выпустил на полную силу взгляд зверя. Его ярость расходилась волнами, его злость выплескивалась в диком реве, а от силы, вырвавшейся на волю тьмы, силы твари бились в судорогах и падали на землю со спекшимися мозгами.

Рою уже не было дела до остальных. Вся их ненависть нацелилась на черного зверя, косившего их ряды.

— Держи его! — воин выдернул Доминику вперед, — если он их не отбросит, нам всем конец.

Она вцепилась в лоснящийся бок, вливая в него все, что у нее было. Кхассер выкладывался на полную, и Доминике казалось, что ее собственные силы утекают в бездну. Но благодаря ее резерву он укладывал накатывающие волны роя, оттесняя их от себя и от тех, кто стоял у него за спиной.

У Ники уже кружилась голова и, казалось, что во всем теле ни осталось ни одной целой кости, а во рту разливалась горечь, смешанная с металлическим привкусом крови. Она пошатнулась, но заставила себя стоять. Ее дар, впервые подвергшийся такому испытанию, бунтовал и сопротивлялся, но она упрямо разворачивала его в нужную сторону и продолжала поддерживать силы незнакомого кхассера.

Сквозь скрежет с треск сотен клювов снова прорвался протяжный рев горна. В этот раз совсем близко. Уже были слышны яростные крики воинов, лязг сотен мечей и рычание обратившихся вирт.

Подмога успела.

За секунду до того, как волна защитников Андракиса поравнялась с кхассером, он убрал взгляд зверя, чтобы не навредить своим, и ринулся вперед, едва не утянув с собой растерявшуюся Доминику. Она охнула, не удержалась на ослабевших ногах и рухнула на колени, прикрывая голову руками. Мимо пролетали воины, звенели мечи и клацали хищные челюсти. Так страшно, что не было сил подняться. Казалось, один неосторожный шаг и ее или проткнет клюв захватчика, или раздавят когтистые лапы озверевших вирт.

— Мамочка, — шептала она, обливаясь слезами, — мама.

Но жалеть себя и упиваться своим страхом ей снова не позволили. Перевес сил теперь был на стороне защитников лагеря, но рой по-прежнему был опасен и яростно нападал, несмотря на потери.

Неподалеку рухнул на землю смуглый воин, на его губах пузырилась кровавая пена, а руки судорожно дергались, пытаясь ухватить невидимого противника. Доминика поползла к нему, всхлипывая и обдирая ладони об камни, уже не обращая внимания ни на грязь, ни на теплые зловонные лужи, растекающиеся вокруг поверженных валленов. Успела в последний момент, отвоевав человеческую душу у вечной тьмы. На то, чтобы долечить его полностью, как она привыкла и как учили в гимназии, уже не хватило ни времени, ни сил. Он с кряхтением поднялся, подобрал свой меч, покрытый бурыми разводами, и снова бросился в бой, а Доминика метнулась к следующему.

Молодой парень упал навзничь, нелепо разметав руки в стороны. На груди зияла пробоина размером с кулак, внутри которой сократилось и замерло разорванное сердце. Ника коснулась его как раз в тот момент, когда последняя мерцающая нить задрожала и растворилась, уступая место холодной пустоте. А ясные, голубые глаза безмятежно смотрели в блеклое небо южного Андракиса.

Ника всхлипнула, прижимая окровавленную ладонь к губам, и пошатнулась, но горевать и оплакивать потерю было некогда, потому что кругом была боль, и надо было двигаться дальше, помогать тому, у кого еще был шанс.

Она уже сбилась со счета, без разбора хватаясь то за одного, то за другого. Воины, вирты — неважно, она выдергивала обратно каждого, не позволяя переступить за грань. Уже не зацикливалась на том, чтобы после нее было все идеально. Живой — и ладно, дальше как-нибудь сам, а она уже спешила к следующему.

Кругом хаос, кромешный ад, наполненный яростью и болью. Сплошное месиво, в котором не разберешь кто где.

Доминика так зашивалась, что уже не видела, как подоспела вторая волна подмоги. Маги. Не выходя на передовую, огненные выжигали пролом, ледяные заковывали его в толстый панцирь, не позволяя новым валленам пробиться наружу, а те кто мог управлять магией земли, обваливали его изнутри. Почва под ногами гудела и стонала от боли, безмолвная ленивая степь превратилась в место кровавой бойни. Подоспели и целители. Не один, не два, а с десяток. Они распределились периметру и стояли, запрокинув головы к небу и широко разведя руки. Нити силы от них расходились к тем, кто был в самой гуще. От кого-то шло три, от кого-то пять, а пожилой лекарь вообще раскинул целый веер во все стороны.

Ника так не умела и по-прежнему лечила прикосновением. Падала, вставала и снова карабкалась вперед. Ее резерв впервые был истощен, эмоции — окаменели, она даже не оглядывалась по сторонам в попытке уклониться от нападавших и видела перед собой только тех, кому нужна помощь.

В какой-то момент бок пронзило острой болью — прорвавшийся валлен успел ее задеть, до того, как андракиец отсек уродливую голову. Ника даже не пикнула, только отпихнула от себя безвольную опавшую жесткую лапу и словно в бреду бросилась дальше к воину, которому оторвало обе ноги.

Он хрипел от боли, пытался ползти, оставляя за собой кровавые следы, и тянулся за мечом.

— Тише, тише, — Ника без сил повалилась рядом с ним, обняла и прошептала непослушными губами, — сейчас, подожди.

Выпустила силу, но вместо привычного потока с ладоней сорвались жалкие крохи, не способные излечить даже полевую мышь.

— Ну же давай! — взвыла она, с трудом различая угасающие нити жизни. Они выскальзывали у нее из рук, истончались, гасли, — не смей!

Она зажмурилась, собрала все, что нашла внутри себя и выплеснула, стараясь спасти бедолагу. В голове что-то вспыхнуло и зашумело, перед глазами расплескалось темное марево, заволакивая собой все остальное, и звуки битвы становились все тише и тише, угасая во мгле.

Что происходило дальше Доминика уже не понимала. Она продолжала цепляться за воина и не видела, как пролом был полностью закрыт, как воины добивали остатки прорвавшихся валленов, а кхассер настигал тех, которые пытались сбежать и укрыться в степи. Все что она могла, это раскачиваться словно безумная из стороны в сторону и повторять.

— Не смей! Слышишь?! Не смей умирать. Не надо.

Когда чьи-то руки попытались ее поднять, она закричала, забилась, не глядя укусила кого-то за руку.

— Пусти, слышишь. Пусти! — мужской голос над ней звучал растерянным, — ему уже не помочь. Хватит.

Она отчаянно мотала головой и продолжала бессмысленно цепляться за павшего воина, и когда его выдрали из ее хрупких рук, истошно завизжала.

— В лагерь ее. Срочно!

Завывающую, захлебывающуюся слезами Доминику, подхватил когтистыми лапами черный кхассер и, стрелой взмыв в небо, помчался к лагерю. Не понимая, что находится высоко над землей, Доминика продолжала вырываться:

— Пусти меня! Слышишь? Пусти! Мне надо ему помочь! Я должна помочь.

Он спикировал к главному шатру лекарей, перехватив ее в воздухе, обернулся человеком и, бережно прижимая к груди, ворвался внутрь.

— Кто? — к нем бросилась Орта.

— Ваша.

— Доминика, — охнула она с трудом узнав в чумазой, покрытой коркой крови и грязи бродяге, синеглазую красавицу, — о, боги.

— Клади сюда, — раздался властный голос Дария, — я сам ей займусь.

Теперь Доминика цеплялась за кхассера. Скомкав пальцами его рубашку на груди, ни в какую не хотела отпускать.

— Мне надо. Вы не понимаете.

— Смотри на меня! — приказал Дарий, ловя ее измученный, наполненный безумием взгляд.

Ника отчаянно замотала головой, сильнее прижимаясь к янтарноглазому мужчине.

— Я сказал, смотри на меня, — с нажимом повторил главный лекарь, — все закончилось. Ты в безопасности.

— Там остались…

— Там есть и другие целители, они помогут всем. Смотри на меня.