Что ломает казавшиеся ещё недавно незыблемыми ценности управленческих элит по всему миру – причём, как мы видим на примере вполне успешных развитых стран Европы, отнюдь не только в экономически слабых или драматически отстающих обществах?

Глобальная конкуренция в силу самой своей природы ведется прежде всего между цивилизациями – на основе их отнюдь не совпадающих (а порой и просто несовместимых) ценностей и вытекающего из этих ценностей преобладающего в их рамках образа действия [18].

После поражения, а затем и уничтожения советской цивилизации Запад занял наиболее предпочтительное положение потому, что его образ действий – финансово-экономический – в условиях доминирования рыночных отношений объективно является наиболее универсальным. В отличие от идеологической, религиозной или тем более этнической экспансии финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, и поэтому круг её потенциальных сторонников практически при любых обстоятельствах наиболее широк.

Конечно, ужесточение глобальной конкуренции, лишая всё большие части человечества возможностей хотя бы с минимальным успехом участвовать в экономической жизни, драматически сужает этот круг. Именно этим вызваны исламский, индийский и, отчасти, китайский и российский вызовы Западу. Однако в принципиальном плане ситуация пока не меняется: именно западная цивилизация всё ещё остается носителем наиболее универсальных и общедоступных ценностей (даже нарастающая пропаганда сексуальных извращений как новой нормы лишь подрывает, но пока ещё отнюдь не уничтожила это положение).

В силу самого своего образа действий проводником финансовой экспансии Запада в цивилизационной конкуренции объективно, вне своего желания или нежелания служит почти всякий участник рынка. Он может искренне ненавидеть США, быть истовым исламским фундаменталистом и даже отдавать свои последние деньги на финансирование террористов, но сам его образ действий как участника рынка в общем случае неумолимо и непреодолимо превращает его в проводника интересов и ценностей Запада – либеральных интересов, интересов финансовых спекулянтов.

Реальная граница между сторонником и противником той или иной цивилизации пролегает отнюдь не по убеждениям и даже не по конкретным действиям, а исключительно по образу жизни. Так, например, финансист принадлежит незападной цивилизации не тогда, когда он сочувствует, дает деньги или по-иному помогает борцам с Западом, а лишь тогда, когда он переходит к образу жизни представителя незападной цивилизации, в том числе отказываясь от использования финансовых рынков, то есть исчезая в своём профессиональном качестве, совершая как финансист социальное и профессиональное самоубийство.

Универсальность и бытовая комфортность западных ценностей представляются особенно важными при анализе интересов, мотиваций и поведения управленческих элит погруженных в неё стран.

Поскольку с начала информационной эпохи [18] (и тем более в эпоху постинформационную [20]) конкуренция ведется прежде всего в сфере формирования человеческого сознания (как индивидуального, так и коллективного), важнейшим фактором, определяющим конкурентоспособность соответствующего общества, становится то, кто именно формирует сознание его элиты.

Необходимо с беспощадной ясностью понимать, что формирование сознания элиты извне – лишь слегка завуалированная форма обычного, традиционного и неизбежно колониального по своей сущности внешнего управления. Поскольку дружба бывает между отдельными людьми и даже народами, а между странами и тем более государствами наблюдается исключительно конкуренция [18], сознание управленческой элиты обычно формируется извне именно стратегическими конкурентами соответствующего общества. (Всем остальным в общем случае просто не интересно тратить на эту достаточно сложную и трудоемкую, а значит, и дорогую работу свои время и силы, которых всегда не хватает на решение собственных насущных проблем)

Общество, сознание управленческой элиты которого сформировано его конкурентами, вместе с суверенитетом её сознания утрачивает не только собственный суверенитет, но и простую адекватность (для понимания этого достаточно посмотреть на историю нашей страны с 1987 года – на протяжении вот уже более 36 лет национального предательства). Ценности, идеи, приоритеты и через некоторое время даже социальные инстинкты такой элиты отвечают интересам его стратегических конкурентов и потому тем самым вполне объективно разрушают такое общество.

Управленческая элита, сознание которой сформировано стратегическими конкурентами её страны и народа, имеет к ним примерно то же отношение, что охранник – к тюрьме и заключенным в ней.

С другой стороны, нельзя не отметить, что противоположная ситуация – преобладающее формирование сознания управленческой элиты именно её собственным обществом – ещё отнюдь не гарантирует её ориентации именно на национальные интересы.

Ведь члены элиты просто в силу своего положения располагают неизмеримо большими возможностями, чем рядовые граждане (причём в данном случае это касается отнюдь не только управленческой, но и всех без исключения видов общественных элит). Глобализация, предельно обостряя конкуренцию, жестко разделяет общества (в первую очередь относительно слабые, но точно так же и развитые), принося новые блага и возможности их элитам и новые проблемы и ограничения – рядовым гражданам.

С личной точки зрения членам элиты таких обществ вполне естественно стремиться к неограниченной либерализации, открывающей перед ними и их близкими широчайший спектр принципиально новых возможностей, но подрывающей конкурентоспособность их стран и потому несущей неисчислимые беды их народам. При этом уровень конкуренции, необходимый большинству представителей элиты просто для того, чтобы держать себя «в тонусе», может быть абсолютно непосилен для основной части их обществ.

Принципиально важным представляется и то, что в слабо развитых обществах традиционная культура, качественно усугубленная косностью бюрократии, отторгает огромную массу инициативных, энергичных и потому стремящихся к преобразованиям людей, порождая в них глубокую (и часто даже не осознаваемую ими) обиду.

А ведь именно такие люди и в конечном итоге и образуют элиту!

Отправившись «искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок», они вполне естественным образом воспринимают в качестве образца для подражания более развитые страны с универсальными (и потому доступными им) ценностями, – прежде всего страны Запада, – и пытаются оздоровить свою Родину наиболее простым (и продвигаемым Западом), механическим насаждением их реалий и ценностей. Подобное слепое культуртрегерство разрушительно в случае даже относительной незрелости общества, его хотя бы неполной готовности к внедряемым в него ценностям, – и тем более при их принципиальной цивилизационной чуждости для него.

Даже войдя в управленческую элиту своей страны, инициативные люди в этом случае не могут избавиться от чувства чужеродности, от болезненного ощущения (часто, опять-таки повторим, не осознаваемого ими) своего отличия от подавлющего большинства сограждан. Это также провоцирует глубокую инстинктивную враждебность активных членов элиты к своей Родине. «Умный человек неправ уже просто потому, что он умный – и поэтому думает не так, как большинство, и, соответственно, отторгается им». Такое отторжение элиты характерно для значительного числа различных стран.

Распространение западных стандартов образования (слава богу, благодаря завершению глобализации остановившееся и даже пошедшее вспять) и тесно связанная с ним переориентация критически значимой части элиты и особенно молодежи незападных стран на западные ценности качественно обостряет это противоречие.

Прозападная молодежь и прозападная часть элиты, искренне стремясь к всемерной и всеобъемлющей интеграции с Западом (то есть прежде всего к подчинению ему для снятия с себя ответственности за собственную судьбу) и к простым человеческим благам (и прежде всего к комфорту, являющемуся сегодня главной ценностью западной цивилизации), утрачивают тем самым собственные цивилизационные (не говоря уже о национальных) ценности и (часто совершенно незаметно для самих себя) начинают служить ценностям своих конкурентов (например, эффективности с точки зрения фирмы против эффективности с точки зрения общества, то есть конкуренции против справедливости).