Впрочем, системные предложения британских социал-империалистов начала XX века, при всём их интеллектуальном лидерстве, удались им неизмеримо хуже, чем подчинение себе государства или решение локальных задач (вроде втягивания США в войну).

Группа Милнера разработала проект преобразования империи в гибкое Британское сообщество – союз наций, автономных в решении своих повседневных внутренних проблем, объединенных преимущественно внешней политикой и финансовой системой. Реализовать проект в самой империи, несмотря на все усилия, не удалось (хотя он оставил по себе название Содружество наций, до 1946 года – Британское, государственную символику ряда получивших независимость бывших доминионов и формальное признание ими английской королевы своим монархом), а вот в ленинском плане создания Советского Союза он был воплощен (по крайней мере, с формальной точки зрения) практически полностью.

В частности, экономику предполагалось преобразовать в совокупность трестов: объединение однотипных предприятий с централизацией коммерческих и производственных функций. Эту экстраполяцию в будущее опыта государственного капитализма Первой мировой войны опять-таки удалось реализовать отнюдь не в капиталистическом мире, а в Советском Союзе, на территории которого уже к моменту его создания – к концу 1922 года – около 90 % промышленных предприятий (в том числе крошечных мастерских с буквально несколькими работниками в каждой) были объединены в 421 трест[114].

Реализация идей британских империалистов (пусть и с приставкой «социал-») советскими коммунистами заставляет присмотреться к их отношениям и увидеть неожиданное и во многом неприятное для нас, но крайне важное и для современности обстоятельство.

Коминтерн и в целом социальная революция являлись для глобалистов США (ставшими после Первой мировой войны костяком и наиболее мощной частью Финансового интернационала) стратегическим проектом по разрушению империй и созданию единого рынка, политические структуры которого будут так ослаблены, что подчинятся американскому влиянию и капиталу и станут его послушными, хотя и инициативными региональными менеджерами. (Одним из таких менеджеров многие всерьез считали Сталина – вплоть до его отказа от Бреттон-Вудских соглашений)

Отказ Сталина от глобального революционного проекта Коминтерна и переход с интернационализма социал-глобалистов к патриотизму, ставший крахом проекта британских глобалистов (у него попросту исчез «мотор»), в проект глобалистов американских внес лишь не принципиальную корректировку: в отличие от английского, их проект был всеобъемлющим, по-настоящему глобальным.

Если гитлеровский режим воспринимался американскими глобалистами как простое средство расчистки Европы для американского влияния (столкновением с Советским Союзом), то для британских социал-империалистов он после выхода из-под английского контроля с нападением на Францию вместо СССР стал врагом (пусть даже и обучившимся у них же), подрывающим своей обособленностью идею перехода Европы под контроль Британской империи (усилиями прежде всего «туземных менеджеров» из Советской России и Коминтерна).

А вот представители британской бюрократии (тогда в основном аристократы или находящиеся под их влиянием) рассматривали его как способ уничтожения классово враждебного им Советского Союза и потому отчаянно жаждали союза с ним[115]. Когда Коминтерн с момента прихода Гитлера к власти стал основной непосредственно противостоящей ему силой (кроме периода с формального[116]начала Второй Мировой по начало Великой Отечественной войн), этот факт во многом определял как отношение к нему различных элитных групп, так и динамику этого отношения.

Отношения между представителями Финансового интернационала и западными государствами были сложными. С начала Второй мировой войны британские спецслужбы (в том числе социал-империалисты) вместе с президентом Рузвельтом виртуозно втягивали в неё США, население и основные политические силы которых придерживались изоляционизма. Это втягивание осуществлялось, в том числе, и формально незаконной деятельностью на американской территории. Поэтому до объявления Гитлером войны США (что представляется одной из его нелепых ошибок) британские агенты в США формально были врагами американского государства, – а с началом войны немедленно стали его союзниками.

Положение агентов Коминтерна на Западе менялось ещё внезапней и драматичней. До отстранения от власти и фактического уничтожения интернационалистов в Большом терроре 1937–1938 года и переориентации СССР на строительство отдельного государства вне общего глобалистского проекта, а на деле – вплоть до самого начала Великой Отечественной войны у Советского государства своих собственных агентов за рубежом, как ни парадоксально, практически не было. Помимо личной агентуры ряда руководителей государства (как минимум, Сталина), все советские разведчики, включая военных, работали на Коминтерн, – и это было отнюдь не «оперативным прикрытием», а их реальной принадлежностью.

Агенты Коминтерна являлись партнерами глобалистов, в том числе контролирующейся ими части британских спецслужб в рамках общего стратегического проекта Финансового интернационала.

После фактического разгрома Коминтерна в 1937–1938 годах они, за редким исключением, превращенные сменой стратегического курса Советского Союза в его вынужденных врагов, перешли на службу британским сетям и иным представителям Финансового интернационала (точнее, остались на ней, поменяв оперативных руководителей). А вскоре после этого, – с началом Второй мировой войны, когда Англия оказалась на грани уничтожения, – они вновь стали союзниками Советского Союза, однако на сей раз уже вместе с официальной Англией (вместе с представителями в ней Финансового интернационала и против склонных к сотрудничеству с Гитлером представителей знати) и как именно её представители.

В предвоенный и военный период британские глобалисты ещё были неразрывно связаны с Британской империей: они по-разному с её кадровой бюрократией видели её будущее, однако служили именно ему. Коминтерн был для них всего лишь средством использования советских «туземцев» и их европейских партнеров, он был порождением Финансового интернационала и решал ту же задачу – объединения европейских рынков (пусть и в совершенно иной логике).

Попытка Гитлера объединить европейские рынки[117] провалилась из-за национально-расового самоограничения его базы[118] (зверства были во многом следствием этой ограниченности). Однако она энергично поддерживалась частью британских глобалистов как конкурентная Коминтерну (а бюрократией – как враждебная коммунизму) до тех самых пор, пока не стала прямой угрозой Англии: «в 1940 г., захватывая и объединяя Европу, Гитлер материализовал вековой кошмар Великобритании – Европа под властью континентального гегемона. Уже в 1940 г. Черчилль выразил серьезнейшие опасения по поводу того, что немцы могут создать единое европейское экономическое сообщество» [99].

Тут уж разногласия британских глобалистов и британской бюрократии утратили смысл – и в борьбе с посмевшим создать свою собственную и финансовую систему и свой рынок, независимые от Англии и США, нацизмом изнемогла и Британская империя, чтобы медленно умирать ещё более 20 лет.

Интересы американских сетей, входивших в общий глобальный проект Финансового и Коммунистического интернационалов, были значительно шире: ослабление Европы и создание общего рынка под американским контролем. Для этого надо было предельно ослабить всех трёх участников – Британскую империю[119], Германию и СССР.