В силу мощи самого передового в то время финансового капитала этот импульс практически сразу же был использован и им, – в частности, для усмирения борьбы социальных низов за свои права и постановки энергии этой борьбы на службу капитала и Империи.
Трансатлантический телеграф уверенно заработал (после неудачных попыток 1856–1858 и 1864–1865 годов) с 1866 года; в 1870 году была установлена прямая телеграфная связь Лондон-Бомбей, – а в Оксфорде создали кафедру изящных искусств, преподавать на которой стал Джон Раскин. Он говорил о нравственной обязанности распространения «великолепной традиции общества образованного, ценящего красоту, главенство закона, свободу, достоинство и самодисциплину» на «все низшие классы в Англии… и на неанглийские массы во всём мире». Речь шла о цивилизационной экспансии, о культурном империализме: об укреплении владычества Англии распространением её ценностей и превращения их в мировую доминанту. (Стоит отметить, немного забегая вперед, что эта стратегическая цель была достигнута уже американцами – после разрушения Советского Союза, в краткий период «конца истории» – полного торжества либеральной идеологии с 1991 года до её вырождения в американский экспансионизм в 2001 году вторжением в Афганистан и реализацией политики «экспорта хаоса» ради поддержания долларовой финансовой пирамиды и удержания таким образом мира от срыва в Глобальную депрессию [19].)
Сложившийся вокруг Раскина круг студентов-энтузиастов превратился в политическое сообщество «Круглый стол» или, иначе, «Детский сад» лорда Милнера. Умерший бездетным в 1902 году в возрасте 48 лет его ключевой член Сесил Родс[95] завещал обществу всё своё гигантское состояние, назначив распорядителями его членов «Альфреда Милнера и лорда Розбери, зятя своего главного делового партнера – лорда Натана… Ротшильда. Позднее, в первые 20 лет XX столетия, лорд Милнер стал одним из самых влиятельных политических деятелей в Англии и, соответственно, в мире (он руководил имперской и внешней политикой Британии.)» [4], став наиболее значимым идеологом и одной из главных движущих сил британского империализма.
«Круглый стол» последовательно развивал идеи не только самооправдания, но и преобразования британского империализма и прорабатывал планы глубокой трансформации Британской империи, которую его члены воспринимали в качестве образца устройства общественной и индивидуальной человеческой жизни[96], ставившего, в том числе на основе идей фабианского социализма[97], неумолимо растущее по мере развития промышленности самосознание английского пролетариата на службу империи.
Фабианство решительно отрицало эффективность классовой борьбы, опираясь на объективную заинтересованность пролетариата метрополии в укреплении империи (усиленную протекционистским для метрополии блокированием развития промышленности – и, соответственно, местного пролетариата, – в колониях).
Социализм сводился фабианством практически исключительно к увеличению доли рабочего класса и в целом социальных низов метрополии в доходах от эксплуатации колоний при повышении эффективности общественного производства за счет его лучшей организации (в виде в конечном итоге общественной собственности, но утверждаемой мирно и в интересах «классовой гармонии», то есть в первую очередь в интересах господствующего класса; при этом всеобъемлющим собственником должно было стать «общество» исключительно метрополии, но ни в коем случае не по-прежнему изуверски эксплуатируемого туземного населения колоний).
Как это свойственно всем империалистам, фабианцы ни в малейшей степени не являлись демократами: они глубоко «верили… в элитарность власти, а по отношению к казавшимся им неуклюжими… демократическим процедурам проявляли полную нетерпимость; в их представлении управление… должно было оставаться в руках высшей касты, сочетающей в себе просвещенное чувство долга с умением эффективно управлять державой» [4].
Эгоистическим интересам социальных низов метрополии фабианский социализм, окончательно переросший в социал-империализм уже в бурскую войну, действительно соответствовал значительно сильнее, чем классический социализм и выросший из него коммунизм, стремившиеся к большей справедливости для всех, а значит – к перераспределению ресурсов от метрополий в интересах колоний.
Отнюдь не случайно «Милнер состоял в клубе главных пропагандистов фабианского социализма Co-Efficients, среди двенадцати членов которого были… лорд Роберт Сесил и лорд Артур Бальфур – двоюродные братья, оба побывавшие премьерами. Империи. А главным единомышленником лорда Милнера в Co-Efficients был сэр Халфорд Маккиндер», преподававший в Оксфорде с 1892 года, один из создателей геополитики как науки (о её фундаментальном значении см. пример 16).
Идеи последнего «позаимствовал и сделал своими наравне с немцем Хаусхофером ведущий американский геополитик. Бернхем» [4], много позднее – в 1941 году – в своей одноименной книге [145] выдвинувший идею революции менеджеров и провидевший в ещё имперском по форме своей доминирующей организации мире формирование нынешнего глобального управленческого класса.
Не используя скомпрометированный коммерческой сферой термин «менеджеры», магистральную тенденцию отделения власти от собственности и концентрацию её в руках меритократии, то есть «достойных», – но отнюдь не аристократов, а управленцев, администраторов (достигшую апогея уже в условиях глобализации, см. [18], с итоговым подчинением собственности власти) – едва ли не раньше всех в мире уловил Герберт Уэллс, выразивший её в «Современной утопии» (1905) и «Новом Макиавелли» (1910–11) [353, 354]. Развитие этой идеи привело его к последовательному разрыву со ставшим архаичным Фабианским обществом, а сам подход взяла на вооружение молодая лейбористская партия [83].
В 1932 году А. Берли и Г. Минс обнаружили это явление на практике, при исследовании корпораций [134], а в 1939 году, прямо накануне Бернхема Бруно Рицци сделал соответствующие политические выводы в блестящей книге «Бюрократизация мира», причём в общемировом масштабе [299]. Однако лишь Бернхем высказал эти идеи именно тогда, когда их готова была воспринять управленческая элита, уже в разгаре войны, – и, что представляется значительно более важным, именно там, где она могла их услышать.
Как излагал данные взгляды (ко Второй мировой войне уже усвоенные фабианцами и легшие в основу «английского социализма» фабианцев и лейбористов) в «Почему я пишу» [64] Дж. Оруэлл, «сейчас вырастает новый тип централизованного, планового общества, которое не будет ни капиталистическим, ни демократическим… Управлять… будут люди, контролирующие средства производства: хозяйственные руководители, техники, бюрократы и военные, которых Бернхем… именует “менеджерами”. Эти люди организуют общество так…, что вся власть и экономические привилегии останутся у них. Право частной собственности будет уничтожено, но право общей собственности взамен введено не будет. Новые “менеджерские” общества будут состоять… из сверхгосударств, сформированных вокруг промышленных центров в Европе, Азии и Америке. Эти сверхгосударства будут драться…, но… будут не в состоянии завоевать друг друга… Внутреннее устройство в каждом… будет иерархическим: высший слой будет состоять из новой аристократии, выбившейся туда за счет исключительных способностей, а на дне будет основная масса полу-рабов».
А в конце XIX века в виде трансатлантической сети финансовых домов и обслуживающих их политиков и интеллектуалов сложился[98] Финансовый интернационал (Фининтерн) – система взаимодействия и координации крупнейших финансовых капиталов, предтеча нынешнего глобального управляющего класса [16]. «Детским садом» лорда Милнера он[99] осмысливал себя, осознавал свои интересы, обретал субъектность и, превращаясь из системы «в себе» в систему «для себя», становился решающей геополитической силой – подлинным творцом истории человечества вплоть до становления Советского Союза как сверхдержавы, а после его уничтожения – до выхода на авансцену истории капитала социальных платформ («цифрового капитала») в 2020 году [20].
