Лена-алкоголичка по-свойски взяла Хлою под руку, и они пошли вниз с горы — как старые подруги, оставляющие за спиной скучную вечеринку.

— Как впечатления? — спросила Лена-алкоголичка.

— Мне понравилось, — честно сказала Хлоя. — Очень дружелюбная атмосфера.

— Да… — рассеянно сказала Лена-алкоголичка. — Но ты ведь пьяная.

И Хлоя вздрогнула, как будто ее раскрыли на тайном задании.

Лена-алкоголичка покачала головой, и Хлоя вдруг заметила, что она без шапки.

— Это неправильно. Анонимные алкоголики — это же трезвенники, понимаешь? Мы ходим на группы, чтобы не сорваться.

— Прости, мне очень неловко, — сказала Хлоя виноватым тоном.

Лена-алкоголичка вдруг громко засмеялась и зажгла сигарету прямо под вывеской «На территории собора не курить».

— Дура, что ли? — спросила она, сжимая сигарету губами. — Да я смеюсь. Я знаю тут один неплохой бар, пойдем-ка выпьем.

И они пошли на свет. Теплый сияющий свет посреди бескрайней холодной ночи.

В баре было натоплено и светло, как в храме.

Хлоя и Лена, алкоголички, взяли себе по коктейлю (и сразу же по второму — чтобы два раза не вставать), и Хлоя спросила, зачем Лена ходит на группы, если это не помогает.

— Почему не помогает? — удивилась Лена. — Раньше я бы выползла отсюда пьяная в жопу и заночевала бы в сугробе, а по утру наглоталась бы таблеток. А сейчас смотри: сижу красивая и пью для настроения.

— Кажется, это как-то не так должно работать все-таки, — рассмеялась Хлоя.

— Да пофиг, как это должно работать, — говорит Лена и опрокидывает коктейль в себя, так что лед вываливается. — Главное, что там классное комьюнити. Хотя вот мужика не найти, Снежинка зря надеется. Все уже сбитые летчики. А еще знаешь, они там все такие, как будто их сразу нужно взять на руки и отнести в безопасное место. Им всегда все должны, особенно женщины. Спасать, заботиться, следить, чтобы не пил. А они могут ну просто быть, да?

Хлоя кивнула.

— Ну вот поэтому я одна, — довольно подытожила Лена. — А ты зачем эту дичь про рыб рассказала?

— То есть?

— Ведь это неправда. Я читала такую историю, тот парень получил премию Дарвина.

— Мне кажется, им понравилось.

— Да-а-а, — согласилась Лена. — Твой стендап удался, там любят безумные истории. Вроде как, знаешь, на этом фоне их проблемы — сущая ерунда и можно справиться.

— Ну, а что я могла сказать? Что всю жизнь наступаю себе на хвост? Недавно разрешила себе быть собой. И вот сюрприз — это никому не понравилось.

— Но муж-то жив?

— Жив-здоров. И даже не пьет.

— И рыб живых не ест, да?

— И аквариума у нас нет.

— Ни Валеры, ни маленьких рыбок.

— Ага. Ни Мити тебе, ни Жени. Бедная Дженни, бедная наша Дженни… — процитировала Хлоя стихотворение4.

Телефон завибрировал, подпрыгивая по столу, и на экране возник Толя трехлетней давности. Хлоя брезгливо поморщилась:

— Легок на помине.

— Сбрасывай.

Лена легко управлялась с Хлоиной стремительно разваливающейся жизнью, и Хлоя радовалась, что наконец-то нашла нормальную подругу.

Но все-таки перезвонила ему из туалета — сложно быть женщиной, привыкшей все делать правильно.

— Чего тебе?

— Где тебя носит?

— Я же говорила, что педсовет. Чего?

— Достала эта ночная работа твоя.

— Ага.

— Еще б я понял, если б ты миллионерша была.

— Я просто тебя не слышу.

— Наум домой не пришел.

— Ясно.

— Ясно?

— Я предполагала, что он что-то такое выкинет. Ты звонил ему?

— Он недоступен.

— Мы поругались сегодня.

— Что значит «поругались»?

— Ну, я немного резко отреагировала на его прогулы.

— Это ладно, но где он сейчас?

— «Это ладно»? Ну, тебе всегда было все равно.

— Дура.

— Идиот.

— Алкоголичка.

— Импотент.

— Шваль.

— Мы закончили перекличку?

— И где он теперь?

— Не знаю. Наверное, в Мурманске. Завтра придет, не волнуйся. Я бы на его месте сегодня тоже не пришла.

— Так ты и не пришла.

— Иди ты знаешь куда.

— Когда я буду идти туда, ты будешь идти обратно.

Хлоя сбросила звонок и решительно направилась к их с Леной столику, чтобы выпить второй коктейль.

— У тебя что, понос? — спросила Лена, прищурившись.

— Почти, — кивнула Хлоя.

Писать хотелось ужасно.

Толя ждал ее дома с сердитым лицом.

— Я позвонил Науму двадцать девять раз.

— Телефон выключен?

— Как ты можешь догадаться.

— Послушай, я думаю, нам стоит немного подождать.

— Мать из тебя конечно…

— Господи. Ну вспомни себя в шестнадцать!

— Я не сбегал из дома. Может, потому что моя мать не шлялась по ночам…

— Чего ты от меня хочешь?

— Чтобы ты пришла уже в себя.

— Я в себе.

— Не похоже.

Они помолчали — каждый на своей табуретке у грязного стола в крошках.

— Есть выпить у нас? — Толя открыл холодильник и уставился в него, как будто ждал ответа оттуда.

— Холодильник закрой. Вся выпивка в серванте.

Толя погремел бутылками в зале, потом вернулся к холодильнику и вытащил из морозилки запотевшую бутылку водки.

— Ах вот оно что, — сказала Хлоя. — Ну ладно, я спать.

— Иди, иди, спи, мать года. Выперла сына из дома и спать. Ну правильно, у тебя ведь их много.

— Кого?

— Сыновей, кого.

— Слушай, если умный такой, сходи за ним. Ты ведь знаешь, где он.

— Зато ты спокойна, как танк. А, скорее, ты просто бухая. Ну я попробую тот же метод.

И Толя налил себе водки — целый стакан.

— Закусывай, — передразнила его Хлоя, пока он, морщась, глотал.

Хлоя легла в постель прямо в одежде, но сон не шел. Она вспоминала Наума, маленького, в черном толстенном комбинезоне, внутри которого поместились бы два таких мальчика — привыкших терпеть. Однажды она тащила его в сад — метель не прекращалась несколько дней, колола глаза, они плелись с Наумом, спотыкаясь и утопая в снегу, она почти ничего не видела перед собой, а мальчик висел на ее руке, и она тащила его буксиром. Наум молчал всю дорогу, хотя в детстве был страшно болтлив, а Анна не замечала, захваченная главной целью — следовать по маршруту сквозь бурю.

У самого детского сада он начал похныкивать, но Анна, пытаясь закрыться от колючего ветра, просто прикрикнула на него в том смысле, что это он вообще-то сейчас будет есть завтрак в теплом детском саду, а она пойдет на работу — опять через этот снег.

В предбаннике она отряхнулась и впервые посмотрела на сына. Снег везде — ровным слоем на шапке, в капюшоне и на плечах, он был весь заметен, как в сказке «Морозко», а лицо полыхало красным. И потом Анна какое-то время себя ненавидела — что даже не взглянула на него, пока они шли.

На кухне стояла звенящая тишина. Толя сидел изваянием над пустым стаканом.

— Собирайся, пойдем, — сказала Хлоя.

— Куда?

— В полицию.

Ночью в отделении оживленно, как в приемном покое: заводили тех, кого сняли с акции протеста, — эти молчали, потом пьяных в крови — такие шумели и орали неприличное. На входе юная девочка в форме спросила, чем им помочь, и исчезла в неизвестном направлении. Когда они наконец пробились к дежурному, тот недовольно спросил: «А вам чего?» — поскольку были они непохожи ни на тех, ни на этих.

— У меня сын пропал, — ответил Толя, наполнив комнату водочными парами.

— И у меня пропал, — кивнула Хлоя, поздно заметив, насколько по-идиотски это звучит.

— Два сына пропало? — удивленно спросил дежурный. — Выражайтесь яснее, некогда мне ваши ребусы решать.

— Один, один, шестнадцать лет, — заверил его Толя, опершись на стену, с которой сразу же чуть не упала доска с объявлениями.

— Паспорт где его?

— Так… у него, наверное? — растерялась Хлоя.

— Ты смотрела? Я не смотрел, — сказал Толя.

— То есть вы не в курсе?

Хлоя и Толя стояли перед дежурным как нашкодившие дети, уже внутренне жалея, что пришли.

— Друзья есть у него? Куда он мог пойти? — вздохнув, спросил дежурный.