— Почему? — я охнула, когда он одной рукой перехватил мое запястье, — ты не попросила друзей, чтобы они научили тебя читать?

«Люди приходят в нашу жизнь и уходят постоянно. Необходимо научиться быть с ними здесь и сейчас, а не думать о том, что им, возможно, суждено раствориться в воспоминаниях им подобных».

Я дернулась от неожиданности, но не смогла высвободить запястье из цепкого захвата, несмотря на то, что он держал меня раненой рукой.

— У вас кровь, — сообщила я, казалось, очевидной.

— Знаю.

Вот когда не надо, он кричит, рвет и мечет, а когда надо действовать, лежит себе на софе и умирает.

— Я позову целителя.

— В академии нет целителя.

— Ах да! Вы же всех уволили, — зло прошипела я.

Не понимаю, что именно меня раздражало в сложившейся ситуации. Он лежал весь такой невозмутимый, пока из раны хлещет кровь. Да еще и держит меня так, словно ранение не причиняло боль.

А в академии, действительно нет целителя. Надо отправить кого-то в городской лазарет. Кого бы отправить?

Агат.

Точно, Агат идеально для этого подойдет. Он быстрый. А еще, он один из немногих, кто не задает вопросов в критических ситуациях. Правда, потом от него не отделаешься, пока все не расскажешь. Но об этом подумаю позже.

Я снова дернулась, чтобы встать, но мужская ладонь продолжала удерживать за запястье.

— Да отпустите Вы меня уже.

— Ты злишься на меня?

Он издевается?

Какая злость?

Я в бешенстве, что он позволил себя ранить. Страшный, грозный и опасный некромант позволил себя ранить. А еще я в панике из-за того, что не знаю, как помочь.

Вдох-выдох.

Надо просто вспомнить, что бывает, когда люди болеют. Свободной рукой прикоснулась ко лбу: горячки нет. Провела по лицу и шее, тоже все нормально.

— Эль, — хрипло позвал ректор, но прежде чем продолжить, откашлялся, — что ты делаешь?

— Проверяю, нет ли у Вас жара. — Странный. Да и я не лучше. При чем здесь жар? Он не болен, а ранен. Хотя разве это имеет значения? — Вы что, в первый раз ранены?

— Нет. — Моё запястье обрело свободу. — Но мне нравится, продолжай.

А что продолжать-то? Я не целитель. У меня нет ни их магии, ни их знаний.

— Надо кого-нибудь отправить в городской лазарет и…

— Пи.

— Мази, — перевел Барсик, выплюнув очередной платок (слишком большого размера, даже для кота). — Это все из запасов Эвы.

— Пи, — кивнув, подтвердил Дымок.

— И что мне с этим делать?

Никогда бы не подумала, что способна паниковать. Я никогда в жизни не паниковала. Не было причин для паники. Даже когда мама умерла, это было так… Казалось, я стерла из памяти эти воспоминания.

Было холодно и тихо.

Очень тихо.

Меня коснулась мужская ладонь.

— Красная баночка с белой крышкой. И перевязочные бинты.

Я дернула головой, приводя мысли в порядок. Наклонилась, чтобы взять необходимое. Пока разворачивала наспех завязанное, как оказалось, полотенце, ректор сел на софе.

— Открой.

Я последовала приказу. Большая по размерам баночка поддалась с трудом и открылась с характерным звуком. Помещение наполнилось неприятным запахом перегноя и крапивы. Мужчина не стал забирать из моих рук вонючее средство. Достав необходимое количество неприятно пахнущей мази, он щедро нанес средство на место ранения. Я же просто стояла и наблюдала за тем, как он сам о себе заботится. Толку от меня никакого.

— Так почему ты не попросила о помощи друзей?

— А?

Я была так увлечена отсутствием на лице ректора каких-либо эмоций, что не сразу поняла, о чем разговор. Как вообще можно смазывать кровоточащую рану и даже не поморщиться?

— Друзья, Эль! Почему ты не попросила о помощи друзей? Уверен, что рыжий друг, точно смог бы помочь тебе научиться читать.

— Я просто… Что? — До меня, как всегда, с опозданием, дошло то, о чем говорит мужчина. Какая разница, почему я не попросила? Он же РАНЕН!

— Ты не отвлекайся, малышка.

— Не видела причин кого-либо обременять.

— А зачем еще нужны друзья? Тот, кто приходит в твою жизнь надолго, должен знать, или хотя бы стремится узнать о тебе все. С друзьями мы искренние, настоящие. Если ты не можешь попросить о помощи их, то кого просить?!

— Она не умеет или не хочет быть искренней.

Я убью этого кота! Вот сейчас успокоюсь, сердце, что сжимается от боли при виде того, как некромант сам себя лечит, и убью.

— И почему же?

— Вы ранены, — напомнила я.

— Я в курсе. — он указал на плечо, на вымазанную в вонючей мази руку и вопросительно уставился на меня. — Спину придется тебе. Я не достану.

— Угу. — Я отложила мазь, встала и начала стягивать его рубашку, когда услыхала неожиданное…

В первой магической академии в столице Силерин стране Каап, созданной по указу короля Уолтера Рагафа раздался смех некроманта.

Я застыла как вкопанная. Он смеется. Ректор за все время, даже ни разу не улыбнулся, а тут разразился смехом. А может, все-таки жар?

Уже намеревалась повторно проверить его на наличие повышенной температуры, как осознала пугающее: я раздеваю мужчину.

Что я делаю? Да, мне часто приходилось разувать отца, когда он приходил пьяным. А если старик умудрился упасть в какую-нибудь канаву, то раздевала его до пояса, лишь бы постирать одежду. В противном случае тетка устраивала скандал и могла неделями утверждать, что в доме пахнет ссаньём. Чтобы избежать скандала, я делала многое, но…

Это не мой отец. Это красивый, прекрасно сложенный мужчина, да еще и ректор академии.

— Простите, — я сделала шаг назад, но была остановлена сильной, хоть и раненой рукой.

— Нет, продолжай.

— Я не…

— Эль, я не справлюсь сам.

Делать было нечего. Попытки снять один рукав не увенчались успехом. Ректор словно застыл. Сидел неподвижно, не мешая мне стягивать одежду, но и совершенно не помогал. Смирившись с необходимостью раздеть мужчину догола, я потянула вниз рубашку и, не удержав равновесие, рухнула, уткнувшись в мужскую грудь.

— Эм-м-м, — протянула от безысходности. Ну почему я такая глупая? Моих рук не хватало, чтобы обхватить его широкие плечи, а додуматься сначала расстегнуть рубашку до конца, я не смогла.

— Ты приятно пахнешь.

Подняв глаза, я в очередной раз отпрянула. Некромант улыбался. А его глаза, до этого безжизненные и бездонные, обволакивали, как утренний туман, мягко и нежно.

Что это с ним?

А со мной? Почему сердце рухнуло в пустоту из которой взлетело к небесам?

— Это… Это, — не хотела признаваться, но лучше хоть что-нибудь сказать, чем слушать бешеный стук своего сердца. — Это лимоны.

— Лимоны?

— Эва дала. Я сказала, что у нее очень красивая белая кожа и…

— Ясно.

Неловко. Все, что происходит в этом помещении, наполнено неловкостью. И почему Барсик молчит? Мог бы заполнить тишину своей постоянной болтовней.

— Так удобнее?

Пока я стояла, краснела и пыталась понять, что происходит, ректор стянул рубашку и повернулся спиной. Мои глаза округлились. Со стороны спины дыра была больше, чем со стороны груди?

— Чем это Вас так?

— Отвечу, как ты расскажешь, почему не стала полагаться на друзей и занялась самообучением.

Я тяжело вздохнула. Похоже, он не привык сдаваться. Отвечать на вопрос не хотелось, но очень хотелось узнать, что же с ним произошло.

— Сегодня они есть, — у ректора действительно широкая спина. За одеждой это не очень бросается в глаза, но когда он вот так сидит, пока я наношу мазь, она кажется огромной. Или, может, это я такая маленькая. Что за мысли? — А завтра никого нет, — закончила мысль.

Мазь воняла, и очень хотелось помыть руки. Но сначала надо было перебинтовать некроманта. С этим он точно не справится самостоятельно.

— Насколько же сильно ты боишься потерь?!

Это был не вопрос. Да и не уверена, что должна была его услышать. Ректор сказал это тихо, просто я оказалась ближе, чем должна была, когда почти обняла его за плечи, перекинувшись через здоровое плечо. В этот момент он обернулся, и мы оказались лицом друг к другу. Наши носы почти соприкасались. Я услышала, как он втянул воздух в тот самый момент, когда сама затаила дыхание. Где-то под ребрами зачесалось, а мир начал тонуть в тумане его глаз. Если смотреть в глаза ректора на таком расстоянии, то от них веет теплом. Обычно две льдины в сером мареве превращались в уютный океан. Никогда не видела океана вживую, но те рисунки, которые были в книжках, были окрашены в серый цвет.